Маргарет Роум - Человек огня
Она замолчала, увидев неожиданно кольцо удивленных лиц. Ее вдохновенная речь, вызванная насмешливыми словами сеньоры, привлекла внимание мужчин, которые однако, похоже, больше симпатизировали Инес Гарсии. А у той на лице отразилось искусно изображенное замешательство и удивление. Чувствуя себя глупо и нелепо, Тина отвернулась, но тут же напряглась, услышав, как сдержанный голос Рамона Вегаса призывает мужчин заняться своими делами. Сеньора отошла на другой конец корабля, оставив Тину наедине с ним. Тина вызывающе ответила на его взгляд, но ничего не сказала, когда он сел рядом с ней.
— Сеньорита Доннелли, — в голосе его звучали железные нотки, — почему вы считаете необходимым держаться столь высокомерно со всеми, с кем контактируете?
— Это неправда! — едва сдерживаясь от гнева, возразила Тина.
— Простите, — он властно махнул рукой, — но я вижу, как мужчины избегают вашего общества. Ваше отношение к ним — и не только к ним — полно высокомерия, и это я видел только что. Я очень уважаю представителей вашей профессии и ту репутацию, которой вы пользуетесь, но хочу, чтобы вы поняли. — Он помолчал и наклонился, так что его пронизывающие глаза оказались на одном уровне с ее глазами. — Успех экспедиции столь же зависит от способности ее участников ужиться друг с другом, как и от тщательной подготовки и умелого руководства. Относительно последних двух пунктов я все предусмотрел, но теперь мне кажется, что я должен призвать вас к порядку, чтобы обеспечить гармоничную атмосферу в экспедиции. Постарайтесь, сеньорита Доннелли, — резко закончил он, — в будущем сдерживать свой острый язык и общаться с остальными участниками экспедиции более доброжелательно — даже если вам будет это трудно!
Он угрожающе навис над ней, ожидая ответа. В мышцах, видных под тканью рубашки, сквозила скрытая сила, в глазах таился гнев. Глаза как у пумы, наиболее опасной, когда ее потревожили...
Она отшатнулась, ощутив эту атмосферу первобытной силы и попыталась расслабить голосовые связки, сжавшиеся тугим комком. Борта корабля словно сжимали ее. За ними она видела только стену джунглей и извивающуюся реку, но чувствовала себя в относительной безопасности: по крайней мере здесь, внутри, она под защитой. Однако сейчас, в угрожающем присутствии Рамона Вегаса, она осознала, что испытание джунглями уже началось. Вжавшись в сидение, она смотрела в его большие голубые глаза, испытывая страх. Заметив это, он положил на ее дрожащую руку свою сильную загорелую ладонь.
— В чем дело, сеньорита? — спросил он. — Что вас пугает?
Она покраснела. Выдернула руку и заставила себя снова принять невозмутимый вид.
— Не терплю, когда со мной грубо обращаются, сеньор. Пожалуйста, не трогайте меня!
Он мгновенно отдернул руку. Встал и презрительно посмотрел на нее сверху вниз.
— Madre de Dios!{ Матерь божья! — Прим. перев.} — почти со свистом произнес он. — Ни за что не поверил бы, что такая прекрасная внешность скрывает такой нрав! Вы меня поражаете, сеньорита. — Она решила, что он уйдет, однако после недолгого задумчивого молчания он, к ее отчаянию, попытался разговорить ее. — Сеньорита? — Она неохотно ответила на его вопросительный тон быстрым взглядом, и, убедившись, что она его слушает, он продолжал: — Должен признать, что тут собрались люди с самыми разными интересами и склонностями. И если мы не будем взаимно доброжелательны, очень легко возникнут трения и напряжение в такой смешанной группе, как наша. Вы согласны со мной?
Она не ответила, и голос его зазвучал тверже.
— Между членами группы уже завязываются узы дружбы; все готовы объединить усилия при разбивке лагеря и организации ночных дежурств. Обещаете ли вы мне сдерживать свой индивидуализм, чтобы расцвел дух товарищества? Нам всем придется это делать, — голос его неожиданно зазвучал раздраженно, — если не хотим действовать друг другу на нервы!
Он предлагает ей сблизиться с остальными, быть с ними более открытой, но она не смеет пойти на это. Иначе может раскрыться то, что приходится скрывать...
— Сеньор, я участвую в этой экспедиции, чтобы работать, а не изображать счастливую семью, — резко ответила она. — Конечно, я приму участие в общих работах, но не просите меня активно общаться с остальными. Я буду слишком занята!
Его голубые глаза сверкнули.
— Очень хорошо! — Чувствовалось, что его терпение на исходе. — Сегодня, когда разобьем лагерь, вы будете работать на кухне. Приготовите еду, подадите и потом вымоете посуду. Если будете разумны, то постараетесь проделать все это до десяти часов, потому что на следующее утро вам предстоит встать в пять, чтобы приготовить завтрак. Понятно?
Она холодно кивнула, и он резко повернулся и ушел. Тину ослепили неожиданно выступившие слезы. Она повернула голову к окну и помигала, но слезы продолжали жгучим ручейком катиться по щекам. Рюкзак был на полу; она наклонилась к нему в поисках носового платка и тут услышала прямо над собой ненавистный голос Тео Бренстона. Загнанная в угол, она могла только постараться стереть предательские слезы тыльной стороной ладони, прежде чем отвечать ему. Продолжая отворачиваться, она делала вид, что заинтересована пейзажем за окном, но ей пришлось посмотреть на него, когда он сел рядом и с обычной насмешкой спросил:
— Большой вождь доставил вам неприятности?
Испытывая ненависть к этому человеку, она выпалила:
— Нет, конечно! С какой стати?
Толстые губы Тео сложились в широкую усмешку, он уселся поудобнее и приготовился зажечь сигарету.
— Конечно, потому что вы осмелились рассердить его возлюбленную. Разве вы не знали, что донья Инес вдова и что они с сеньором очень близкие друзья — такие близкие, что ходят слухи, будто после этого путешествия они поженятся?
— Меня не интересуют сплетни, — холодно возразила Тина, — и если это все, что вы хотели мне сказать, мистер Бренстон, прошу меня извинить. Мне нужно сделать кое-какие заметки.
Она потянулась к стопке бумаг и начала их перебирать, но он и не собирался уходить. Напротив, придвинулся еще ближе и уверенным и довольным взглядом ответил на ее негодующий.
— Знаете что, Тина? — Она вздрогнула, услышав такое фамильярное обращение. — Вы меня интересуете. Да, интересуете.
Он явно ждал ответной реакции, а Тина собрала свои бумаги и попыталась уйти. Ей мешали его массивные ноги, поэтому она ледяным тоном проговорила:
— Прошу прощения, разрешите мне пройти.
Улыбка его исчезла, глаза сузились и приобрели жесткое выражение.
— Садитесь, милая, — приказал он, — нам есть о чем поговорить.
— Мистер Бренстон, ваше присутствие оскорбляет меня! — вспыхнула Тина. — Не намерена терпеть его ни минуты, поэтому позвольте мне пройти или я позову на помощь кого-нибудь из команды.
