Кетрин Распберри - Светская львица
До отеля было недалеко, и они пошли пешком по улице, параллельной пляжам.
– Тебе здесь нравится? – спросил Вэл, исподтишка наблюдая за Джинджер.
– Да, очень, – согласилась она. – Мне даже стало казаться, что у нас маловато времени. Хочется все успеть, но никуда при этом не торопиться. И ты знаешь… – Она замялась. – Такое странное чувство… Я не понимаю, что со мной происходит. Я как-то по-другому все стала воспринимать и не могу найти этому названия. Наверное, это оттого, что я впервые поехала куда-то после развода и впервые – не с мужем. Мне здесь хорошо, но… Я вообще не очень понимаю, зачем я здесь и почему я согласилась поехать с тобой.
– Зачем? Чтобы прийти в себя и по-новому увидеть свою жизнь. Разве у тебя не было ощущения, Джин, что твоя жизнь зашла в тупик?
Что ты потеряла нить, за которую держалась все эти годы, потому что она, как выяснилось, вела не из лабиринта, а в лабиринт?
– Да. – Джинджер машинально кивнула и только после ужаснулась точности слов Вэла, как будто он видел ее насквозь. – Именно так я и чувствую. Я иногда кажусь себе начинающей актрисой, которая все ищет верные краски для новой роли и никак не решит, на какой из них остановиться, говорит то фальцетом, то басом, хотя от природы у нее был красивый голос, но она уже не помнит, какой.
Она усмехнулась и продолжала:
– Впрочем, зачем я тебе это говорю… Кажется, выпей мы еще по порции текилы и продолжи танцевать, я бы устроила стриптиз. А так получилось моральное раздевание. Не будем больше об этом. Такой прекрасный вечер…
– Если тебе неприятно, конечно, не будем, осторожно ответил Вэл. – Но я хочу, чтобы ты знала, что если тебе захочется выговориться, я всегда готов тебя выслушать.
– А тебе? – Джинджер вдруг резко остановилась. – Я… Просто… Подожди, эта мысль пришла так внезапно, что я еще не успела ее додумать. Я хотела спросить, ты говоришь так, потому что тебе самому хотелось бы кому-то открыться, но некому? Иначе как ты догадался об этом, если даже я сама не знала, что у меня накипело на душе?
– Дорогая, иногда мы сами для себя – загадка большая, чем для тех, кто рядом. У тебя же на лице написано, что ты запуталась, и я хочу тебе помочь.
– Мне? Помочь? Но почему? – тихо спросила Джинджер.
– Почему? – Вэл заглянул в ее глаза.
Нет, она пока еще не готова к его любви.
Возможно, разгоряченная текилой, танцем и тропическим солнцем, под влиянием романтической обстановки и вечернего ощущения родства душ, она пошла бы на это… Джинджер впустила бы его в свой номер, потому что этой ночью ей нужен мужчина… Потому что она чувственная женщина, одинокая, брошенная, нуждающаяся в ласке и мужском внимании.
Но утром Джинджер пожалеет об этом. Их с Взлом пока еще ничто не объединяет, хуже того – между ними пропасть различных мироощущений. И не найдя причин, по которым они двое могли бы быть вместе, Джин обвинит Вэла в том, что он воспользовался моментом ее слабости и беззащитности, хуже того – за этим ее сюда и привез. И его надежде на будущее придет конец.
Все это пронеслось в сознании Вэла со скоростью молнии, и он с огромным трудом заставил себя оторвать взгляд от ее расширенных в темноте зрачков, от ее зовущих губ, с которых слетел провокационный вопрос.
– Потому что тебе надо крепко и сладко уснуть, чтобы хорошенько выспаться. – Он ушел от ответа. – Ведь нам предстоит насыщенный день, и я хочу, чтобы завтра ты выглядела так же великолепно и чувствовала себя достаточно бодро.
– Тогда проводи меня до номера, а то я заблужусь в этом огромном, прекрасном и совершенно чужом городе… – промурлыкала она.
– Да, конечно… – Вэл повел ее ко входу в отель, к лифту, по коридору… Периодически мотая головой, чтобы вытрясти оттуда, как кусочки паззла, сводящие с ума картины того, какую великолепную ночь они могли бы провести сегодня.
Но не проведут – он так решил. Вместо одной ночи он хочет тысячи ночей с Джинджер. А для этого понадобится немного терпения.
Вэл подвел Джинджер к двери в ее номер и, не дожидаясь, пока она закончит возиться с ключом, шепнул:
– Приятных сновидений. Завтра я зайду за тобой перед завтраком.
– Как? А сейчас ты не зайдешь? – удивилась она, игриво проводя пальчиком по его груди.
– Нам надо хорошенько выспаться, – мягко возразил Вэл. – Иначе завтра ты будешь клевать носом и не увидишь самого интересного.
Джинджер обиженно поджала губки, потом фыркнула, пробурчала «спокойной ночи» и, тряхнув пышными, яркими юбками, напоминающими пляску пламени костра, скрылась в темноте номера.
Теперь она лежала в уютной постели и пыталась понять, что же произошло сегодня между ней и Вэлом… или что не произошло и почему.
Неужели она готова была зазвать его к себе, неужели еще чуть-чуть – и они оказались бы в объятиях друг друга, в покаянно-страстном танго соития пытающиеся забыться, увернуться от пульсирующей боли в душе?
Интересно, а у него-то что за боль? Что гложет Вэла, что им движет? Джинджер вспомнила щенячий взгляд своего спутника словно она говорила ему «да», а он слышал «нет» и не мог этого вынести. Она в который раз задумалась о странной роли Вэла в ее жизни. Не муж, не любовник… Друг? У нее раньше никогда не было настоящих друзей – только великосветские знакомцы, и ей казалось странным, что кто-то искренне ею заинтересовался, кто-то стремится помочь, кто-то рядом.
Да, она нуждалась в поддержке, понимании, просто присутствии такого человека, как Вэл…
С тех пор, как Джинджер осталась одна после развода и особенно после того, как…
Доселе она гнала эти мысли, обрывала себя на полуслове, не давая вспоминать ту жгучую обиду, что нанес ей целый город. Но теперь, когда Вэл начал открывать для нее новые горизонты, повел за руку, чтобы показать целый мир., – мир, который гораздо ярче и гораздо больше, чем их замшелый городишко… Теперь Джинджер могла без боли в сведенных скулах, без слез и ледяной жабы отчаяния в желудке восстановить в памяти те дни, когда от нее отвернулась вся элита Далтонмора.
Все дела, связанные с разводом, только-только были улажены, и в местной газете появилось официальное сообщение об их с Алексом расставании. Джинджер смутно представляла, чем теперь займется, но особо не тревожилась. Потерю мужа она не успела осознать как крах всех надежд. Ведь они давно уже не были по-настоящему близки… А что такое одиночество, ей только предстояло понять. О своем материальном благополучии Джин тревожиться не приходилось. Бывший супруг оставил ей дом и достаточное количество средств для безбедной жизни.
Первый звоночек прозвенел в четверг.
Прозвенел в буквальном смысле – телефонной трелью. Это миссис Салливан спешила выразить Джинджер сочувствие по поводу перемен в личной жизни.
– Дорогая, я слышала, что вы с Алексом… О да, слухи ходили давно, но все мы надеялись, что это несерьезно… Временные трудности, знаешь, милые бранятся – только тешатся. Неужели все уже решено? Да, и бумаги подписаны?
О, Джин, милая, я тебе так сочувствую! Это ужасно. Держись… Что? В субботу? Нет, я не могу, извини. Столько дел, столько дел… Я совсем не вижусь со своими малютками, мамочка обещала поиграть с ними в выходные, и они не простят мне, если я обману их ожидания…
Следующим позвонил Майкл Уотерс, вышестоящий коллега Алекса. Он всегда был весьма учтив с Джинджер, одаривал ее виртуозно подобранными комплиментами и иногда даже позволял себе намеки с оттенком легкого флирта, никогда, впрочем, не выходя за рамки приличия.
Сегодня его тон был не менее вежливым, но чуть суше, чем обычно.
– Джинджер, душечка, это правда? Я сожалею. Ну ничего, вы очаровательная женщина, не сомневаюсь, что вы не пропадете и найдете себе достойную партию. Я желаю вам счастья и удачи. Вы были светлым лучиком в нашем обществе, жаль, что так получилось.
Судя по голосу, он едва не добавил «прощайте», и Джин так и не решилась пригласить Майкла на субботнюю вечеринку.
После этого телефон замолчал, и она сама взялась за обзвон всех знакомых. Странное совпадение: у всех вдруг срочно появилась масса неотложных дел, забот, хлопот и проблем, а половина еще и страдала от простуды – в разгар-то лета!
Итак, в субботу вечером Джинджер впервые очутилась в пустой гостиной. В этот день и час здесь всегда звенели бокалы и велись неспешные беседы под аккомпанемент тщательно подобранной музыки и журчание комнатного фонтана. А теперь она сидела одна в шелковой пижаме на своем великолепном диване и ревела белугой, запивая слезы неразбавленным бурбоном.
Подумаешь, гости не пришли… Раньше можно было бы подняться в кабинет мужа, тихонечко поскрестись в дверь и проникнуть в приятный полумрак, где пахло трубочным табаком, кожей, старым деревом и книгами. Подойти сзади к Алексу, сидящему в кресле перед дубовым письменным столом и косящемуся в сторону телеэкрана, наклониться над ним, нежно потереться о колючую щеку, запустить руку под тяжелый махровый халат, в котором он так любил расхаживать по вечерам…
