Э. Каннингем - Синтия
— Чем он занимается? — спросил я. — Богатыми наследницами?
— Нет, нет, Харви. Ничего подобного. Случись им играть в покер, Корсика шутя покрыл бы все фишки Брендона и многих других. У него другая профессия — лидерство.
— Лидерство?
— Оно самое. — Ротшильд изобразил на своем лице некое подобие улыбки. Улыбка получилась не бог весть какая, но для Ротшильда это было явным шагом вперед. — Видите ли, Харви, согласно данным Интерпола, последние пятнадцать лет Корсика готовился стать руководителем мафии.
— Мафии? Вы меня не разыгрываете?
— Мафии, синдиката, называйте это как угодно. Валенто Корсика готовился возглавить крупнейший клан организованной преступности. Ровно двенадцать недель назад Джо Азианти, главный мафиози, скончался от инсульта. Во вторник Френк Гонсалес видит преемника, прогуливающегося в парке с Синтией Брендон. Слава Богу, у него оказалась слишком цепкая память, и он разобрался, кто есть кто. А потому, Храви, или вы потолкуете со мной по душам, или, видит Бог, я позову кого-то из наших сотрудников, он даст вам по башке, а я выдвину против вас обвинение в нападении на сотрудника полиции со смертоносным оружием. А потом я отправлю вас в камеру предварительного заключения, прямо здесь, в участке, и вы проторчите там неделю, прежде чем кто-нибудь поймет, что с вами что-то случилось.
— Вы этого не сделаете.
— Хотите проверить, Харви?
— Позовете полицейского, чтобы он оглушил меня? Не верю!
— Именно это я и собираюсь сделать, Харви. Лучше уж поверьте, что я вовсе не шучу.
— О'кей.
— Что о'кей?
— Буду говорить. Я очень нежный. Стоит мне вывернуть руку, и я тут же ломаюсь. Э.К. Брендон уверен, что его дочь умыкнули. Я поклялся, что ничего не скажу полиции, так что видите, как мне можно доверять.
— Что, что?
— Это все он! Лично я не верю в киднеппинг.
— Что значит, это все он!
— Я хочу сказать, что Брендон думает, что ее похитили. Если бы я заподозрил похищение, вам бы долго пришлось обрабатывать меня резиновым шлангом, прежде чем я поделился бы своими подозрениями. Но я в это не верю, да и показания вашего Гонсалеса не наводит на мысль о киднеппинге.
— Пожалуй. Кстати, мы обходимся без резиновых шлангов. Но в вашей версии, Харви, есть один крошечный прокол.
— Я знаю. Я…
— Вы, вы, — согласился Ротшильд. — Я не понимаю, причем тут вы. Тут нет украденной собственности — ни драгоценностей, ни денег. Почему на это дело отрядили вас?
— Я знаю почему. Брендон — обладатель страховки от похищений.
— Страховки от похищений?
Я кивнул и рассказал всю историю, а Ротшильд сидел за своим обшарпанным столом и, держа в руках стакан с остатками молока, смотрел на меня с кислым, недоверчивым выражением лица. Когда я закончил, он глубоко вздохнул, встал и вышел из кабинета, но тут же вернулся с пакетом молока, из которого снова наполнил стакан.
— Отлично, а теперь скажите, о чем вы, Харви, умолчали?
Умолчал я о ста тысячах долларов и не собирался в этом признаваться ни за что на свете.
— Вот и вся история, лейтенант.
— Вся, говорите, история? Ну и куда же вы направитесь, когда выйдете из моего кабинета?
— Понятия не имею.
— Может, запамятовали, тогда попробуйте припомнить.
— Беда в том, что вы слишком уж верите в мою смекалку. Мне пару раз повезло, а вокруг ходят слухи, что я великий отгадчик тайн.
— Вы не смекалистый, вы хитрый и ловкий, Харви. Я вам не верю ни на грош. Впрочем, я никому не верю. Такая уж моя полицейская натура.
— Лейтенант, — сказал я самым искренним тоном, — я не имею ни малейшего понятия, куда делась девица, а то, что ее видели в Центральном парке под ручку с новым главарем мафии, для меня большая новость. Честное слово юного скаута!
Ротшильд не удостоил меня ответом. Он только уставился на меня, он неплохо умеет это делать.
Глава IV
В пятницу я проверил наши досье, прочитал все, что мог, о семействе Брендонов и пролистал три книги о синдикате, а затем позвонил доктору Фреду Бронстайну, психоаналитику с Восточной семьдесят пятой улицы.
— Сейчас не могу с вами говорить, Харви, — буркнул он в трубку. — У меня пациент.
Я перезвонил ему через полчаса.
— Харви, — раздраженно проворчал он, — вы же знаете, что в рабочее время я отвечаю только на звонки по делу.
— А откуда вам известно, что мой звонок не по делу.
— Послушайте, Харви, у меня нет времени переливать из пустого в порожнее.
— Я позвонил, не чтобы почесать язык. Я в тяжелом положении. Я хочу вас видеть.
— Это обойдется вам в тридцать долларов.
— Не может быть! — ахнул я.
— Очень даже может быть, — подтвердил он. — Тридцать долларов.
— Раньше было же двадцать…
— Но тогда и пакет молока стоил двенадцать центов, Харви.
— Меня тогда и на свете-то не было.
— Короче, тридцать долларов, Харви, и точка. Не хотите, дело хозяйское.
Я принял условие, а он стал ворчать, что из-за меня у него пропадет субботнее утро.
— Если бы вы знали, с каким трудом я выкраиваю время, чтобы в субботу утром поиграть в сквош, — жаловался Бронстайн.
На следующий день я воочию убедился, что это так: он был в теннисных туфлях, а на стуле лежали ракетки.
— Субботнее утро — это целых пять сеансов психоанализа, Харви, — сообщил мне Бронстайн, — а пять сеансов это сто пятьдесят долларов, но деньги это еще не все в нашей жизни.
— Неужели?
— Не все, Харви. Вы уж мне поверьте. Для вас деньги — это символ. Кто-то называет вас жмотом, но это не совсем верный диагноз. Если говорить о вашем отношении к деньгам, что само по себе…
— Кто у нас анализируемый?
— Вы, Харви.
— Тогда, может, говорить буду я? Дело не в деньгах. Дело в том, что меня не любят. Взять, к примеру, лейтенанта Ротшильда, он меня терроризирует.
— Прилягте, Харви.
— Спасибо, — сказал я и вытянулся на кушетке. — У него язва, и стоит ему посмотреть на меня, я начинаю ощущать, что он винит за свою язву меня…
— Все тот же лейтенант Ротшильд?
— Все тот же. Господи, вы думаете, их двое?
— Я думаю, что нет смысла обсуждать сейчас лейтенанта Ротшильда, Харви. Мы уже этим раньше занимались. Нам надо разобраться в вас.
— Я и говорю о себе. О том, какое впечатление я произвожу на людей типа Ротшильда.
— Харви, сколько раз вам повторять! Ротшильда мы уже обсуждали.
— Ладно, ладно. Но Ротшильд…
— Харви, я пойду играть в сквош, — сказал Бронстайн, схватив ракетку. — Продолжать нет смысла. Я пытаюсь продуктивно использовать сеанс, а вы начинаете объясняться в ненависти к лейтенанту Ротшильду. Я пошел играть…