Елена Стяжкина - Паровозик из Ромашкова
Кирилл заснул быстро, умиротворенный и довольный, в историю его жизни этот день войдет как День великого брачного решения. В мою жизнь этот день вошел под другим названием — День яйца всмятку.
Этот день прошел, пожениться мы решили осенью после праздника Урожая. Такая глупость могла прийти в голову только мне — подытожила Большая Подруга Маша и заявила, что такими мужчинами не бросаются. Но я и не бросалась, я продолжала полнеть и страдать от невнимания к моим кулинарным опусам. А еще, получив статус будущей жены, я была введена в круг избранных, в круг сотоварищей Кирилла по работе и их жен. В первый визит, нанесенный по случаю дня рождения Пети, кирилловского сотрудника, наверное, равноправного владельца их предприятия, я поняла, что такое нищета. Нищета — это я. К такому выводу я пришла, еще не переступив порога квартиры. Дверь из матового непрозрачного стекла сказала мне все. Остальное добавила Петина жена, Галя. Что приятно — богатая Рада оказалась тоже бомжихой, но сообщать ей, конечно, я не стала.
Я ощущала лишь классовую ненависть пролетариата и романтический революционный порыв. Дурацкое там все было. Дорогое и дурацкое. Дубовый паркет, гравюры на стенах, низкие черные горки, бесчисленное количество комнат. Если бы так жили все, то я тоже, конечно, хотела. А так — дурацкое там все было. И соседи у них были алкоголики, а у меня — семьянины. Вот.
Одна моя школьная подруга, очень хорошая и очень хорошенькая, всегда ревниво относилась к проявлениям чужой женской красоты в виде огромных глаз, длинных стройных ног, необыкновенных волос или еще там чего-нибудь. Обычно, увидев такое чудо, она стремительно вытаскивала зеркало, критически оглядывала себя, потом с подозрением рассматривала меня, тяжело вздыхала и четко выговаривала всегда одну и ту же фразу: «Зато у нее низкий интеллектуальный уровень». Низкий интеллектуальный уровень Пети и Гали или на худой конец только Гали — это единственное, что могло порадовать в таком неприличном богатстве.
Могло, но не порадовало, потому что у Гали не было никакого интеллектуального уровня, но она переносила свое богатство с врожденным достоинством и горделивой скромностью, она оказалась мягкой симпатичной женщиной, с которой можно уютно поскучать, вернувшись из трудного похода, в который меня почему-то уже давно никто не звал. Мы улыбались друг другу, как вежливые олигофрены, утирая слюну батистовыми платочками. Ей было неинтересно со мной — я еще не делала в квартире ремонт, у меня не было детей, я не платила за электроэнергию тысячу долларов в месяц и не ездила одеваться в Италию. А мне было грустно с ней — у нее не было вчера, эпопеи «трех Сережек», великой мечты стать балериной и беспокойного дерева за окном.
Я никогда не смогла бы ее рассмешить и удивить, а ей никогда не захотелось бы узнать, что мне все-таки нужно от жизни.
А Пете я понравилась. В приватном мужском разговоре он сказал Кириллу: «Не женись, ты с ней намучаешься. Поверь моему опыту». А Кирилл сказал, что он уже намучился. А Петя сказал: «Ну вот видишь». А Кирилл ответил: «Не лезь не в свое дело», а Петя возмутился: «Тебе придется повсюду таскать ее с собой, такую нельзя оставлять одну». А Кирилл ответил, что уже пробовал, что я не лезу пальцами в розетку, не втыкаю пластилин в замочную скважину и даже самостоятельно перехожу улицу только на зеленый свет. А я подслушала их разговор. И Галя подслушала и решила, что я смутилась, и предложила мне послушать музыку. А я хотела влететь на кухню по меньшей мере на метле и крикнуть: «Да как вы смеете, мне двадцать восемь лет, у меня высшее образование, у меня…» На этом мой предположительный крик обрывался, потому что усмирять мужчин голой мечтой о несостоявшейся карьере глупо, ну а больше у меня ничего не было. И я согласилась послушать музыку…
Я сидела и ощущала свою никчемность под музыку Берлиоза. Галя оказалась меломанкой, разбиралась в философии, предпочитая всем и вся Блаватскую. Она умело скрывала свой интеллектуальный уровень, даже от таких проницательных чужачек, как я, поэтому ее можно было оставлять одну. Я спросила у нее:
— Я похожа на чемодан без ручки?
Она усмехнулась и покачала головой:
— Еще нет.
— И давно ты так придуриваешься? — поинтересовалась я.
— Ну, надо же во что-то играть, — ответила она и задумчиво прикрыла глаза, как бы внимая или действительно внимая Берлиозу.
Ни дружить, ни играть со мной она не хотела. Моим уделом оставались только Большая Подруга Маша и цыганка Рада.
Когда мужчины вошли в комнату, Галя скучающе зевнула и обратилась ко мне с вопросом:
— И как ты только слушаешь такую гадость, я, например, обожаю попсу.
Она выключила проигрыватель и начала перебирать диски. Петин взгляд, устремленный на Кирилла, кричал: «Ну вот, я же тебе говорил». Я позволила себе нахально рассмеяться и заразила злонамеренными приступами Галю. Петя недоуменно вскинул брови, поискал поддержки у Кирилла и во имя прекращения преступной тайной женской акции пригласил нас к столу. Прощаясь, Галя сказала мне:
— Приходи, посмеемся.
Я увидела, как Петя сильно и властно сжал ее руку. Галей снова овладело достоинство и горделивая скромность, она сказала:
— Спасибо, что пришли.
— Созвонимся? — спросила я просто так, назло Пете.
— Мы с Кириллом договоримся, когда увидимся еще раз, — отрезал хозяин.
— Большое спасибо, — вежливо сказала я.
А в лифте Кирилл продемонстрировал запоздалую реакцию и начал дико смеяться, перемежая это занятие с поцелуями меня в ухо. Я хотела предложить ему совокупиться прямо тут, до того милым и мужественным показался мне его замусоленный обыденностью облик. А потом подумала, что просьбы отправить меня на работу для нашей всеобщей оргастической разрядки будет достаточно.
— Устрой меня на работу, — сказала я, когда мы вернулись домой.
— Ты на Петю обиделась? — спросил Кирилл.
— Нет, — вздохнула я.
— А кем ты хочешь быть? — спросил Кирилл таким тоном, каким меня всегда спрашивали родители перед Новым годом: «Что тебе должен подарить Дед Мороз?». Я неизменно отвечала: «Волшебную палочку», а они почему-то жутко огорчались, и по всему было видно, что Дед Мороз может выполнить любое мое желание, ну, самое любое, а вот этого — ну никак не может. А я все равно верила, что когда-нибудь, когда-нибудь — обязательно. И во всех моих экспедициях, и на школьных попойках и на университетских вечеринках я всегда произносила грустный тост: «За то, чтобы когда-нибудь…» А тот мужчина, с которым мы составляли сиюминутную пару, с которым сидели рядом, пили, танцевали и провожались домой, всегда самодовольно пыжился, оглядывал компанию, и как бы говорил всем присутствующим: «Видите, как она меня любит и ждет от меня взаимности». А те мужчины, которые не сидели рядом со мной, начинали завидовать и хотели, чтобы и о них тоже так грустно и самоотверженно мечтали. А я всегда пила за Деда Мороза…
