Джоанна Кингсли - Драгоценности
– Из вас? – удивился Стефано.
Да ведь эта женщина была самой известной куртизанкой в Европе, ее окружали принцы, аристократы и высокопоставленные особы, и лишь несколько часов назад она самозабвенно восхищалась драгоценностями, когда-то подаренными ей! При чем же тут деревенская девушка?
– Ничего странного, – сказала Ла Коломба, заметив его реакцию. – Это правда. Да, я люблю Париж и Рим, ценю дворцы и шампанское. Я даже однажды консультировала махараджу. Но никогда не чувствовала себя так хорошо, как в «Ла Тана», когда гуляла по саду, смотрела, как готовят оливковое масло, обсуждала виды на урожай. Это необычайно приятно.
Стефано пил кофе, глядя на Ла Коломбу. У нее было красивое, ухоженное и, несмотря на возраст, все еще молодое лицо. Внезапно он заметил, что на матери нет сейчас ни одного украшения. Однако она была все так же прекрасна.
– Вы поразительная женщина. Я бы хотел лучше узнать вас.
Ла Коломба поставила чашку и нахмурилась.
– Не знаю, хватит ли у тебя времени.
Безотчетная злость, вспыхнувшая в нем, затмила солнечный свет и ту радость, которую Стефано испытал утром.
– А могло бы хватить! Двадцати четырех лет вполне достаточно для этого.
Она вздрогнула как от пощечины.
– Ты говоришь так, будто я обманула тебя.
– А разве нет? Разве не вы лишили меня матери? Все эти годы я считал, что вас нет в живых, и размышлял о том, как вы выглядели, о чем думали. А вам не хотелось узнать меня?
– О, Стефанино! – Горький вздох Ла Коломбы привел его в отчаяние. – Я волновалась, очень волновалась за вас, иногда изнемогала от тревоги. Неужели ты не понимаешь? Я отослала вас именно потому, что беспокоилась о вашем будущем. Но ты всегда был в моем сердце, и я часто наблюдала за тобой.
– Ты видела меня?
– Я смотрела, как ты катался по площади на первом велосипеде. Видела, как ты выиграл медаль в соревнованиях по плаванию в двенадцать лет. Мое сердце разрывалось от того, что я не могла обнять тебя тогда. – Она откинула прядь волос с его лба. – Догадываешься ли ты, как долго я готовилась ко вчерашнему дню?
Стефано в полном смятении схватил ее за руку.
Ла Коломба тихо продолжала:
– Помнишь стихотворение, которое ты написал в пятнадцать лет и опубликовал в газете? Я так гордилась тобой! А ты смущался, невнятно бормотал и запинался, отвечая на вопросы журналистки. Ты был так застенчив, что даже избегал смотреть ей в глаза.
– Откуда ты знаешь?.. – И внезапно он вспомнил: – Ты?! Леди в белых перчатках и французской вуали? И изумруды? Кажется, это были изумруды.
Она улыбнулась.
– Боже, – вздохнул Стефано, – если бы я только знал!
– Возможно, нам повезет, и мы еще узнаем все друг о друге.
– Я… – Стефано осекся, чувствуя, что слезы подступают к глазам, совсем как в детстве. – Мама! – Он поднес ее руку к своей щеке.
В этот момент вошел Витторио, наблюдавший за ними уже несколько минут и охваченный необычным и неприятным ощущением – завистью.
– Мне пора ехать, Стефано, – сказал он еще более резко, чем обычно.
Ла Коломба улыбнулась ему:
– Доброе утро, Витторио.
– Нам предстоит долгая дорога, синьора.
– Тебе следовало бы поучиться терпению, Витторио. В прошлом году ты держался не слишком любезно с одной покупательницей, суетливой голландской леди, которая спрашивала почтовую бумагу. Она вызвала у тебя раздражение.
Он удивленно посмотрел на нее и почти с восхищением воскликнул:
– Вы?!
Она кивнула, и ее улыбка заставила его рассмеяться.
– Выпей кофе, Витторио, – предложила Ла Коломба.
– Спасибо, синьора, нет. Если драгоценности должны попасть в Швейцарию через три дня, необходимо поскорее начать оформление.
– Полагаю, ты прав. – Она подошла к буфету, положила пару хлебцев и пирожных в корзину и протянула ее Витторио.
– Возьми с собой и поешь, если проголодаешься в дороге.
– Не слишком ли поздно опекать нас? – спросил Витторио, но его голос уже не звучал насмешливо.
– Не лишай меня… может быть… последней возможности.
Витторио взял корзинку, и они все вместе вышли во двор. Он сразу открыл багажник машины, чтобы проверить, на месте ли драгоценности. Упакованные в плоские картонные ящики и накрытые сверху мешковиной, они лежали там.
– Я беспокоюсь за тебя, – сказал Стефано матери, пока Витторио проверял коробки. – Ты говорила, что тебе грозит опасность…
– Дело в том, что некоторые люди считают меня вредным элементом. Но я поднималась чаще, чем ты падал, Стефанино. – Ла Коломба крепко взяла его за руку. – Я скользкая, как угорь. Не так уж сложно спрятать несколько небольших камешков. Они станут вескими аргументами, даже если мне придется туго. Не тревожься за меня.
Витторио закрыл багажник, вернулся к ним и протянул руку Ла Коломбе.
Но она не взяла ее, а потянулась и поцеловала его в щеку.
– До свидания, Витторио. Хотя я не разделяю твои политические взгляды, но всегда молюсь, чтобы у тебя было все хорошо.
Он натянуто улыбнулся:
– И я желаю тебе того же… мама.
Ла Коломба и Стефано обменялись долгими взглядами.
– До свидания, Стефанино. – Она обхватила ладонями его голову. – До свидания, сынок.
– До свидания… мама, – ответил он и поцеловал ее в щеку. – Мы скоро встретимся. Обязательно.
– Надеюсь. А теперь поезжайте.
Стефано сбежал по ступеням и сел в машину. Витторио уже включил двигатель. Когда они въехали в аллею, Стефано обернулся. Ла Коломба стояла на ступенях, и даже в простой юбке и блузке выглядела как королева. Он не отрывал от нес взгляда, пока они не свернули.
Стефано чуть не плакал. Они еще встретятся. Он должен увидеть ее, ведь ему так много надо узнать. Как матери удалось подняться из самых низов? Он непременно попросит Ла Коломбу рассказать ему об отце.
Глава 4
Неаполь, 1886 год
Сегодня, как и каждое утро в этом году, четырнадцатилетняя Петра Манзи проснулась от кошмара, который преследовал ее по ночам. Новый день, впрочем, не обещал ей ничего хорошего.
– Святая Мария, матерь Божия, – начала она молиться, не поднимаясь с постели. – Спаси меня от этого ада.
Год назад Петра думала, что худшее уже позади. Она потеряла вес – мать, отец, сестры умерли от холеры, ее дом снесли, чтобы остановить распространение инфекции, друзей и соседей разметало по стране. Ничего и никого не осталось. Когда все уходит, уже нечего терять, говорили некоторые взрослые, желая утешить себя и других.
Но Петра поняла, что они ошибались. У нее еще оставались воля, сердце и душа… но Лена Сакко, похоже, собиралась отнять даже это.
Как обычно, Лена не заставила себя ждать. Едва Петра встала со своего тюфяка около кухонной плиты и пошла умываться ледяной водой, которую натаскала вечером из колодца, занавеску, отделяющую кухню от магазина, резко отдернули.
