Ирина Хазарина - История двух О
Он был прав как всегда.
Вернувшись домой, я проверила холодильник и убедилась, что коту еды хватит на неделю, сама же вполне перебьюсь остатками колбасы и "Роллтоном". Увы, ленива я готовить. Успокоившись на этот счет, я провела день в сладостном ничегонеделании: посмотрела видак, поиграла на компьютере, почитала в очередной раз любимого Савченко. Незаметно подкрался вечер. Я жевала бутерброд, когда пришел Борис.
— Что, пора? — кисло осведомилась я.
— Два ужина, — пообещал Борис.
— Брось, я не вымогатель… Клавдия Петровна? — проворковала я, набрав номер и услышав недовольное "Кто это?". — Здравствуйте, это Оля, Женина знакомая. Можно его к телефону?
— Оля? — переспросила мать Эжена, как будто не слышала мой голос добрый десяток раз. — Должна вам заметить, девушка, что Женечке необходимо готовиться к занятиям и отвлекать его без необходимости не следует. Вам понятно?
— Понимаю, — смиренно ответила я и показала Борису кулак. — Обещаю долго его не задерживать.
— Ну, хорошо, — неохотно согласилась женщина и громко позвала: — Женечка, сыночек, тебя к телефону. Что? Опять эта Оля.
— Алло! — послышался через мгновение серебристый голосок. — Привет, это ты?
— Эжен, у тебя нет совести, — сурово сказала я. — Тебе совершенно наплевать, что из-за тебя страдают люди. Ты думаешь только о себе.
— Что случилось? Почему ты так говоришь? — у Эжена задрожал голос.
— А ты сам не знаешь, злой мальчик? Ладно, передаю трубку Борису.
Чтобы дать ребятам возможность пообщаться свободно, я удалилась на кухню заварить чай. Вскоре там появился повеселевший Борис, погладил вертевшегося под ногами Котю, но от чая отказался, сославшись на дела. Я послала ему вслед воздушный поцелуй и опять подсела к телефону. Надо ведь сказать Олегу, что меня не будет пару дней, а то еще решит, что я его бросила.
Трубку не брали так долго, что я начала злиться. В тот момент, когда я решила, что никому не обязана отчитываться в своих передвижениях, Олег, наконец, ответил.
— Приветствую, — сухо сказала я. — Как настроение?
— Оля! — обрадовался Олег. — Настроение отличное. Встретимся сегодня? Я как раз мотик отладил, покатаемся.
— Нет, не получится.
— Тогда давай девятого в Парк Победы пойдем, обещали большой фейерверк и гулянье до утра.
— Я не смогу.
— Понятно, — голос Олега погас. — Ну, извини.
— Я звоню предупредить, что ненадолго уезжаю, — объяснила я, чувствуя, что его надо утешить. — Вернусь, тогда и договоримся, хорошо? — Олег молчал. — Олег, ты меня слышишь?
— Слышу, — бесцветно ответил он. — Я понял. Пока.
— Пока.
Я обалдело повесила трубку. Черт подери, кем этот мальчишка себя воображает? Я что — должна нестись к нему сломя голову по первому свисту? Вот наглец! Кто дал ему право так обрывать разговор, по гвоздю ему в каждое колесо и по посту ГАИ на каждом перекрестке?! Не буду ему больше звонить.
08.05.01
Утром в пригородном автобусе было почти пусто. Это в конце дня набьется столько народа с сумками, что бока прогнутся. Я примостилась на жестком сиденьи и невнимательно глазела в окно. С отцом мы виделись редко, хотя от города до села, где он теперь жил, не более шести километров. В этом селе я частенько бывала при жизни бабушки Ксени. Мать летом то и дело подбрасывала меня на недельку-другую к бывшей свекрови, с которой, как, впрочем, и с бывшим мужем, у нее сохранились неплохие отношения. Вот в этой самой школе, напротив которой остановился автобус, бабушка Ксеня работала техничкой. На школьном дворе малышня играла в футбол. Жарким летним днем лет двадцать назад здесь тоже гоняли мяч, только ребята были постарше, класс восьмой-девятый. Мама с бабушкой что-то обсуждали в вестибюле, а я соскучилась и вышла посмотреть, стояла, накручивая кончик косы на палец. Тяжелый пыльный мяч ударил в лицо неожиданно и больно, в ушах зазвенело, и перед глазами поплыли разноцветные пятна. С трудом сдерживая слезы, я бросилась к школе, откуда как раз выходили мама и бабушка Ксеня.
— Олюшка, что у тебя с лицом? — забеспокоилась мама. — Щечка красная, прямо помидор, смотрите, Ксения Ивановна.
— Солнышком, видать, напекло, — отозвалась бабушка, запирая дверь, и, повернувшись, тоже всполошилась: — Да ты, никак, упала?
Мама присела около меня, ласково взяла за руку:
— Олюшка, что случилось?
Я искоса глянула на мальчишек. Они не играли, просто стояли и смотрели на нас.
— Ничего не случилось, — сказала я.
— Ну, смотри, — покачала головой мама.
Уже через много лет я осознала, что именно ощущала тогда — сладенькое чувство самодовольства: "Могу устроить неприятности, ребята, да жалко вас". Бабушка Ксеня была женщина с характером и сильно испортить настроение тому, кто рискнул обидеть ее внученьку, ей не составило бы труда. В моей жизни еще несколько раз складывались ситуации, когда люди пусть в мелочах, но зависели от меня, и это всегда доставляло мне искреннее наслаждение. Есть в моей натуре что-то от садиста.
Я провела у отца два чудесных дня: дышала свежим воздухом, помогала сажать картошку, кормила кроликов и с уважением наблюдала, как Татьяна, моя мачеха и почти ровесница, доит корову. При взгляде на нее мне в голову всегда начинают лезть садово-огородные сравнения: глаза цвета черной смородины, щечки-персики, вишневые губки, грудь как две налитые дыньки и так далее, и тому подобное. Отец женился в один год со мной, когда переехал в село после смерти бабушки Ксени, и, насколько я знаю, ни разу об этом не пожалел.
А вот новость папочка припас офигительную: к ноябрю следовало ожидать братишку или сестренку. Услышав об этом, я минуты три молчала, переваривая, а потом стала верещать на Татьяну за то, что она несла два полных ведра воды. Она расхохоталась:
— Ольга, остынь! Это вы, городские, хлипкие, чашку подняли — и сразу спинку заломило, а за меня не боись. Лучше ешь, воблочка сушеная, и свежим молочком запивай.
Я залпом хлопнула стакан молока и провозгласила:
— Папка, ты орел!
10.05.01
Насчет хлипкости городских Татьяна была права: две здоровые сумки, которые они с отцом загрузили, не обращая внимания на мои протесты, я доволокла от автовокзала до дому вся в мыле, задыхаясь и матерясь. На кухне я обессилено рухнула на табурет и, постепенно приходя в себя, стала соображать, что сначала — нырнуть в душ или разобрать привезенное. Решила начать с последнего, а уж потом с чистой совестью предаваться отдохновению. Одна сумка уже почти опустела, когда зазвонил телефон. Я чертыхнулась и подняла трубку:
— Слушаю.
