Оливия Карент - Многоточие
— А где… Алиса?
Он с удивлением заметил, что та как-то странно посмотрела на него. Она немного помолчала, затем коротко ответила:
— Алиса умерла.
Девушка резко развернулась и ушла. Он смотрел ей вслед, буквально окаменев от того, что услышал.
Утратив всякое желание жить, забросив учебу, Эдуард погрузился в длительный беспросветный запой. Он точно знал, что потерял не только Алису, но и себя. Потому что тогда, при разговоре с родителями оказался трусом и предателем. За это он презирал себя и ненавидел. Спустя длительное время, Эдуард все-таки взял себя в руки, перестал пить, сдал экзамены. Он, наконец, вспомнил, что ему исполнился 21 год, что, благодаря полученному от бабушки и дедушки наследству, стал теперь состоятельным и независимым, самостоятельным человеком. Но все, происходящее в его собственной жизни, оставляло Эдуарда равнодушным, бесстрастным. Появилось только одно-единственное желание — съездить к родителям Алисы, поговорить с ними. А еще обязательно побыть рядом с Алисой. Пусть даже разделенным с ней могильным камнем… Но рядом.
Эдуард подъехал к дому, где жила Алиса, поздним вечером. Там, как и на всей улице, было темно.
Очевидно, в доме услышали шум остановившейся машины. Дверь коттеджа открылась, и на пороге появился мужчина. Он терпеливо ждал, когда подойдет Эдуард.
Они обменялись приветствиями, и Эдуард, едва справляясь с волнением, сбивчиво пояснил:
— Я… я знал Алису. Вот… приехал… выразить соболезнование.
— Я — отец Алисы. Спасибо за соболезнование. Проходите, пожалуйста! — доброжелательно откликнулся мужчина и пропустил Эдуарда в дом.
Как только они оказались в гостиной, им навстречу поспешила женщина. Разглядеть что-то при свете свечи было невозможно, поэтому отец Алисы сразу пояснил:
— Это — мама Алисы, — потом обратился к жене: — А этот молодой человек приехал выразить свои соболезнования. Видишь, не забывают нашу дочку.
— Спасибо вам, — тихо поблагодарила та, глубоко вздохнув, и добавила: — А у нас вот свет погас. да вы садитесь, пожалуйста!
— Спасибо. Я хотел бы… могилу Алисы… — невнятно и сумбурно попросил Эдуард.
— да-да, конечно. Только сегодня поздно уже. Лучше завтра. А вам есть где остановиться? Можете переночевать у нас, — предложила хозяйка.
Эдуард испытывал противоречивые чувства. Усиливала их какая-то подсознательная мысль, что в ауре дома есть что-то необычное. Объяснение этого было где-то рядом, но найти его Эдуард не мог. Он не успел ответить на приглашение хозяйки. Внезапно зажегся свет, и Эдуард заметил, какими изумленными глазами воззрились на него родители Алисы.
Первым очнулся хозяин.
— Ты?!! Ты?!! — задыхаясь, спросил он. — Да как ты… посмел явиться… сюда?!! Убирайся! Немедленно!!!
Эдуард был ошеломлен внезапно изменившимся к нему отношением. Он сделал попытку объясниться:
— Подождите. Я не понимаю… Зачем вы так?.. Я только хотел выразить свое соболезнование, побывать на могиле Алисы, узнать не нужна ли вам помощь, познакомиться, поговорить с вами. Я не сделал вам ничего плохого. Зачем вы так?
— «Помощь»!.. — с едкой горечью произнес отец Алисы. — Помощник!!! Если бы не наша клятва Алисе — никогда не причинять тебе зла — я выбросил бы тебя за порог, как паршивую собаку!!! А не разговаривал бы сейчас с тобой! Поэтому, прошу, уходи по-хорошему. Наша терпение не беспредельно.
На протяжении всей беседы мужчин хозяйка стояла, уткнувшись лицом в ладони.
— Но… я хотел бы… — начал говорить Эдуард, но не успел.
Его перебил внезапно раздавшийся плач маленького ребенка. Эдуард сразу понял, что было тем необычным, что он ощутил, едва войдя в дом. Здесь царила та особая атмосфера, которая появляется там, где есть малыш.
Мама Алисы встрепенулась и устремилась из комнаты. Отец молчал. Эдуард, к голове которого прилила кровь и больно запульсировала в висках, почти шепотом произнес:
— Скажите, пожалуйста… какова причина… смерти Алисы?.. От чего она… умерла?
Хозяин махнул рукой и сурово и неприязненно отрезал:
— Тебе-то какая разница?!! Иди с Богом!!!
— Поймите, скрывать причину глупо!!! — закричал Эдуард, хотя он уже знал, знал, знал ответ. Он знал, что произошло. Знал, чей плач слышал только что. — Я все равно все выясню! Да поймите же!!!
— Роды тяжелые… а Алиса… молоденькая совсем… была… А-а!.. — с болью выдохнул хозяин. — Теперь ты все узнал. Уходи!
— Нет. Не все, — упрямо возразил Эдуард. — Я хочу знать, кто родился. Хочу видеть ребенка. Я думаю, вы догадываетесь, почему.
— Уходи! — последовала настойчивая просьба.
— Нет! Кто?..
— девочка. Уходи!
— Нет. Не уйду! Я хочу видеть свою дочь.
— Какую еще дочь?!! Папаша выискался!!! Если ты не уберешься, я вызову полицию. Ты! Ты лишил нас дочери!!! Но эта малышка — наша. Моя и моей жены. Ее ты не увидишь никогда! Убирайся!!!
— Хорошо, я уйду. Но вы не правы. Моей вины в смерти Алисы нет. Моя вина — в другом. Я ее признаю. Но я не лишал вас дочери. А вот вы меня моей дочери хотите лишить! Хотите выставить меня подлецом! Но знайте, я этого не допущу!!!
— Молокосос!!! «Не допущу»!.. «Дочери»!.. Не дочь она тебе! И никогда ею не будет!!! Убирайся вон!!! И чтоб ноги твоей!..
Эдуард резко развернулся и, громко хлопнув дверью, выбежал на улицу. Он сел в машину и, уткнувшись лицом в руки, лежащие на руле, громко, навзрыд, заплакал.
Началась долгая изнурительная борьба за право называться отцом, за право видеть дочь, за право принимать участие в ее воспитании, за право оказывать ей материальную поддержку. Юридическая тяжба, скорее всего, длилась бы бесконечно. К счастью, победил здравый смысл. В серьезности намерений Эдуарда родителей Алисы убедило и то, что он регулярно навещал могилу Алисы, и то, как настойчиво добивался признания своего отцовства, и доводы адвокатов Эдуарда в том, что лишать малышку, потерявшую мать, еще и отца — неразумно. Тем более, отца, который материально готов обеспечивать ребенка абсолютно всем — и необходимым, и излишним. Но главным и решающим в переговорах оказалось то, что Эдуард подтвердил свое полное согласие на то, чтобы малышка постоянно жила с бабушкой и дедушкой, оставив за собой право беспрепятственно, в любое время, встречаться с дочерью, участвовать в ее воспитании. Это мирное соглашение явилось абсолютно правильным. Оно прежде всего отвечало интересам ребенка, а не служило поводом для удовлетворения собственных амбиций, упоения мщением или будированием взаимных обид и претензий.
У своих родителей ни понимания, ни поддержки Эдуард в этом вопросе не нашел. Со временем они всего лишь смирились с непредвиденными обстоятельствами в жизни сына, но признать внучку не захотели. После нескольких попыток изменить взгляды и отношение родителей к своей дочери, Эдуард к этой теме больше не возвращался. Единственным и категоричным его требованием, которое родителям, скрепя сердце, пришлось принять безоговорочно, было требование никогда не вмешиваться в его жизнь и никогда не произносить ни слова о женитьбе.
