Ирина Кисельгоф - Умышленное обаяние
Неплохо. У меня засосало под ложечкой. Вот она, невнятная любовная двоица – он в синем аба, она в красной галабее. Странное сочетание, красный и синий – цвета Богородицы, но эти персонажи не святые, нетрудно понять.
– Ну и как? – Кирилл вгляделся в мое лицо.
– Ничего, – без выражения ответил я.
– Пальцами пишет, чудак, – Кирилл легко погладил ладонью холст, остро пахнущий маслом. – Есть настроение. Согласитесь. Даже в этой халупе светлее стало.
Жарче, молча не согласился я.
– Ну и как? – повторил Кирилл.
– Шагал, – усмехнулся я и коснулся холста кончиком пальца. Ее вылепленные пальцем жаркие губы обожгли мою кожу. Ярко-красная точка оказалась колкой, как жало. Ты точно знаешь, чего желает синий аба, но глаз красной галабеи не видишь, только улыбку. Чего она хочет? Жару или кофе? Мертвецки пьяным бабам все равно, из кого выбирать… Да что со мной? Я все забыл. Скучно…
– Кирюха, братан! – раздался за спиной зычный голос.
Я медленно повернулся, на пороге стоял здоровенный мужик. На коричневом плоском лице черные глазки серпом вниз, нос сплющен ударом, лоб и мощные монгольские скулы лоснятся потом в отблеске света из коридора. В грузчицком кулаке пакет, на его дне пластом лежит бутылка.
– Это Марат, – улыбаясь, произнес Кирилл. – Пришел на тебя посмотреть.
– Тезка! – зычно рыкнул мужик. – А это холодная! Отметим!
Он потряс бутылкой, она зашуршала в пакете как живая. Я про себя усмехнулся. Такому типажу идет эта шафрановая работа. Жара, пот и мамлюкский напор.
– Сначала посмотрим, – предложил я.
– Воля ваша.
Тезка перевернул холсты, стоящие у стены, и поднес к окну. На них кружились травяные, глинистые, землистые, песочные холмы. По их круглой кромке, как по краю земли, грибами росли угловатые мазанки, мельницы, ратуши, мечети, колокольни, пожарные вышки. И геоцентрично – человек. Всегда один, всегда мужчина. Магрибская двоица выбивалась из серии присутствием женщины. Странно. Я погладил птицу, сидящую на ладони ловца. Ее перья беспокойно топорщились под моими пальцами. Тоже не сходится. Она похожа на чайку, вокруг ни капли воды, только сочная трава. Она внимательная и тихая, у него на боку будущая клетка висит разноцветной лоскутной торбой. Он охотник, она предчувствует. Ее глаза в его глаза. Кто кого?
– Весна, – сказал Кирилл.
Дурень, выругался я. Ну что ты лезешь? Дурень!
Хозяин смотрел на меня выжидательно, заметно волнуясь. Я улыбнулся, ничего не ответив, и перевел взгляд на пакет. Мурад подмигнул и сдвинул пару ящиков столом. Тут же откупорил бутылку и расставил на импровизированном столе пластиковые стаканчики, Кирилл достал из сумки «Red Label» и закуски. «А то упьемся, – сказал он, покупая их в магазине. – У него жратвы я отродясь не видел».
– О, как! – восхитился Мурад. – Вискарь! По трешечке?
Трешечка оказалась тройной порцией на каждого. Сразу серией, без антрактов. Виски с зеленым луком и мясными нарезками ушли влет под оглушительный бас хозяина и говорок Кирилла. Вслед за виски ополовинили и бутылку водки. Мне стало жарко, и я скинул куртку.
– Как мазня? – блестя хитрыми глазками, спросил Мурад.
– Чего они хотят? – неожиданно для самого себя сказал я.
– Кто? – Кирилл захрустел огурцом.
– Бабы. – Мой подбородок выцелил красную, жаркую точку на шафрановом холсте.
– Бабы! – оживился Мурад. – Пробуй их, не напробуешься. Одна – перец, другая – рыба. Забудешь, вернешься, а уже не та. Рыба, да еще с перцем! Солененькая! Мм! – захохотал он. – Вот и ходишь от одной к другой – пробуешь. Пока кто-то из баб тебя сам не подберет.
– Да! – засмеялся я. – Нужно лишь одно условие – случайность, и она выполнит план гребаной бесконечности… Не нами, но с нашей помощью. Точнее, нашего вектора.
– За вектор! – развеселился Мурад.
– За женщину!
Мы сдвинули стаканчики с водкой, она пролилась в желудок как вода. Мурад внезапно перестал смеяться и обвел глазами комнату.
– Сюда сбегаю, когда припрет…
Опаньки! Так это не постоянный дом. Значит, раскошеливаться? Я окинул хозяина взглядом. Одежда простецкая, недорогая. Придуривается или живет, как живется?
– От кого бегаем? – нарочито развязно спросил я.
– От байбише и келин, – ухмыльнулся двоеженец Мурад. – Неделями тут живу, в себя прихожу… – Потом вдруг вздохнул и жалобно протянул: – Бабы…
– Вещество неопределенное, – согласился я.
– Понравилось? – перебил нас Кирилл, кивнув на шафрановую картину. – Берем?
Я выругался. Черт меня понес на разговоры. Закусывай, дурень! Кирилл искательно заглядывал мне в глаза, я усмехнулся. И сколько ты возьмешь, процентщик, с этого простофили?
– Я беру ловца и двоицу. Триста за штуку.
– Евро? – встрепенулся Кирилл.
Судя по реакции, с предложением у них негусто. Ну и правильно, снизим.
– Долларов, – сухо сказал я. – Цена окончательная. Беру кота в мешке, могу и пролететь. Это хорошая сумма для тех, кто еще не выставлялся. У вас интерьерные картинки. Не более.
– Да у меня на причиндалы больше уходит! – Мурадова нижняя мясистая губа обиженно отвисла.
– Но размеры… – разочарованно пробормотал Кирилл, вторя ему.
Дурень! Я чуть не расхохотался. Кажется, тебе обещали не больше десяти процентов. Не суетись, парень!
– Если заметят, пойдут как горячие пирожки, – примирительно произнес я. – Мой нюх меня никогда не подводил. Другими словами, если ваши работы понравятся галеристам, я дам знать Кириллу на ящик. Мы порвем публику.
– По рукам! – Мурад внезапно передумал и хлопнул своей лапищей по моей ладони. – Лиха беда начало.
Простофиля! Кирилл думал так же, но мне повезло. Конформный типаж. К тому же нам с ним еще работать. На пару.
Кирилл повез картины Андрею Валериановичу, а я поехал пошататься по городу на своем «Kawasaki». Люблю этого зверя, надежный друг, товарищ и брат. Не подвел ни разу. И люблю южный город весной. Деревья голые, а на ветках пляшут бабочками цветочки, намекая, что скоро лето. Лепота! Мой взгляд затормозил на кофейне с говорящим названием «Восток». Банально, но емко. Кофейня «Запад» не звучит, теряется не только настроение – теряется смысл и начинается клиника. Я притормозил у ее входа. Стоило проветрить голову и нутро от вискаря и зеленого лука.
Я заказал турецкий кофе, который здесь так еще и не распробовал. Не успел, замотался, потерял интерес, забыл. Я закрыл глаза, чтобы вспомнить, потянул носом и рассмеялся. Аромат пряностей и кофейных зерен сплелся с запахом забродившего ячменя и зеленого лука в причудливую, нелепую двоицу. И я решил позвонить. Набрал номер и попал на нее сразу. Она меня не заблокировала. Умница! Я рассмеялся.
