Эми Чжан - Останься со мной

Но как же теперь объяснить все это Кенни?

Она не сможет, никогда. Лиз снова открыла глаза. Свет все так же резал глаза, и ангелы все еще падали. Она начала планировать самоубийство.

Можно наглотаться таблеток. Можно залезть в ванну с водой и вскрыть себе вены. Можно повеситься на шарфе или колготках, потом висеть на чердаке, как украшение. Подумала про мгновенный выстрел, яркую вспышку. Но у них нет пистолета. Или есть?

Лиз не помнила. Ничего не могла вспомнить.

Свернувшись калачиком, она лежала на полу посреди холла. Оцепенение постепенно исчезало, из глаз полились слезы. Она плакала, прижимаясь лицом к деревянным половицам. Вымыла пол своими слезами, отполировала его своими соплями и наконец выработала три правила.

Во-первых, это будет несчастный случай. Или будет выглядеть как несчастный случай. Но никак не самоубийство. И никто никогда не задумается о том, что они сделали не так, почему она решила покончить с собой. Она умрет, и, может быть, все забудут, что она когда-то жила на свете.

Во-вторых, она устроит себе несчастный случай через месяц. Точнее, через три недели. Ровно десять лет спустя с того дня, когда ее отец упал с крыши и сломал себе шею. Чтобы мама скорбела всего лишь один день в году, а не два.

И, в-третьих, она покончит с собой где-нибудь подальше от дома. Пусть ее тело обнаружит незнакомый человек, но никто из тех, кого она любит, не увидит ее разбившейся.

Но правила не сработали.

Ее обнаружил Лиам. Лиам, влюбившийся в Лиз в первый учебный день пятого класса, ехал по автостраде и вдруг, повернувшись, заметил ее – ее ярко-зеленый свитер, видневшийся в разбитом окне автомобиля.

Ее мама тихо льет слезы в коридоре у входа в отделение реанимации, плачет, шепча имя дочери и имя мужа, повторяет их снова и снова, словно молитву. Слезы скапливаются на тыльной стороне ее трясущихся ладоней и текут, текут, текут.

И я не забуду. Обещаю то, что никто другой не может обещать. Обещаю: буду помнить вечно.

Глава 13

Полночь

Очень тихо. Что-то жужжит, что-то пикает – где-то в глубине, как будто вдалеке. В приемном покое почти никого. Лиам заснул. Уронил голову на подоконник, придавив лицом молнию толстовки, отпечатавшуюся узором из зубьев на его щеке и губах. В его кармане вибрирует сдыхающий телефон – это его обезумевшая от беспокойства мать снова пытается дозвониться до сына, – но вибрацией его не разбудить.

В коридоре у отделения реанимации Моника Эмерсон тоже спит, прислонившись головой к стене. Медсестра в униформе с рисунком из розовых динозавров, проходя мимо, видит ее и идет за одеялом. Когда она укутывает ее плечи, Моника, шевельнувшись, шепотом произносит имя дочери.

Джулия сидит в кафетерии, расположенном на одном из верхних этажей. Сидит, обхватив ладонью уже третью банку напитка «Red Bull». Сегодня она впервые попробовала энергетик. Вкус его ей не нравится, ничуточки, не нравится состояние взвинченности, в коем она сейчас пребывает, но, по крайней мере, она не спит. Ей нельзя спать, о чем она твердит себе снова и снова, словно от этого веки перестанут закрываться. Сегодня ей нельзя спать. И она не заснет. Она не должна спать, когда – если, если – поступят плохие новости. Джулии ненавистна сама мысль о том, что эти новости ее разбудят.

Кенни только что приехала домой. Из-за путаницы при выставлении баллов подведение итогов соревнования затянулось, и они задержались на несколько часов. Но это ничего. Они победили.

Щеки болят, живот сводит.

Через гараж она тихонько пробирается в темный дом. Родители каждый в своей комнате, еще не спят. Отец работает, мама читает, но Кенни не хочет видеть ни его, ни ее. Ей нужно зарядить телефон – мобильник разрядился в кармане, да и потом, тренер все равно установил строгое правило: «никаких телефонов во время соревнований». Предполагается, что они должны настраиваться на выступление, все вместе, или заниматься еще какой ерундой. Никто бы и не подчинился этому правилу, если б была хоть какая-то связь. Кенни ставит телефон на зарядку и идет в ванную.

Душ. Вместо блесток и спандекса – уютная пижама.

Она возвращается в свою комнату, в темноте проверяет телефон – мама только что крикнула ей, чтобы она ложилась спать, завтра в школу – и заходит на «Фейсбук».

Сидя с мокрыми волосами, намотанными на макушке, Кенни начинает просматривать сообщения.

О боже, не может быть Лиз Эмерсон разбилась на своей машине она в больнице в тяжелом состоянии умирает умерла не умерла жива держись Лиз мы молимся за тебя мы молимся молимся молимся.

Кенни кричит, зовет родителей, выбегает в коридор с телефоном в руке, на котором ярко светится экран. Ехать в больницу ей не разрешают.

Рыдая, она возвращается в свою комнату. Ложится в темноте, зарывается в подушки, охваченная страхом, который сводит с ума.

Мы на крыше. Она плоская – балкон, не обнесенный перилами. В нескольких шагах от них отец Лиз латает дыру.

Она водит мелом по холодной крыше и поет. Ее дыхание с шумом разрывает воздух. Как всегда, она рисует двух маленьких девочек. Первая похожа на нее – сегодня это девочка-сверток: сапоги, шапка, пуховичок. Вторая всегда разная.

Сегодня на мне розовое платье с блестками. Волосы у меня, как у ее любимой куклы, на ногах – туфли, которые она придумала сама.

Ветер кружит в танце снежинки, солнце светит ярко. Скоро нам наскучит рисовать, и мы уберем мел, но сейчас мы счастливы. Мы рисуем. Мы поем.

Она дорисовывает каблук на одной моей туфле. Кожа на ее пальцах потрескалась.

Сегодня она рисует меня в последний раз.

Глава 14

За пятьдесят восемь минут до того, как Лиз Эмерсон разбилась на своей машине

Она все еще находилась в Меридиане, как раз поворачивала на автостраду. Рюкзак лежал рядом, на пассажирском сиденье, – с понедельника начинались экзамены, поэтому она запихнула в него все свои учебники. Запихнула по привычке и теперь жалела об этом. Учебники стоили дорого.

Училась она относительно неплохо, хотя бы потому, что кто-нибудь непременно да заметил бы, если бы ее успеваемость снизилась. Слава богу, ее средний академический балл[6] оставался неизменным. Хоть в чем-то была стабильность.

Нет, вспомнила Лиз. Она еще не расквиталась с последней темой по физике. По этому предмету у нее была неуверенная «С» с минусом, а теперь из-за полученного «нуля» оценка вообще снизилась. Ей удавалось держаться на уровне «А», пока речь не зашла о Ньютоне, которого мистер Элизер представил как человека, который всю жизнь оставался девственником: «Что ж, приступим к изучению законов чела, который был настолько одержим физикой, что даже не хотел заниматься сексом. Невероятно, да?» И где-то в наплыве таких понятий, как скорость, инерция и сила, Лиз начала отставать.