Татьяна Веденская - Штамп Гименея
– И что это за Альпы? – с удивлением осмотрел мою многотрудную работу мерзавец Ларик, с которым мне приходилось во время ремонта ночевать на его территории.
– В каком смысле? – спросила я.
– В смысле гористости твоих стен. Ты что, не прочитала в книжке этого придурка Пети, что материалы, прежде чем они засохнут, надо выровнять? Ты забыла размазывать алебастр по стене, – смеялся брат.
– Примитивный дурак! – огрызнулась я. – Не понимаешь всей красоты замысла. Я специально так сделала. (Неправда, я врала.)
– Ну-ну, – хмыкнул братик и через некоторое время с удивлением осматривал мой оранжевый колор. Действительно, замысел удался. Помимо солнышка пришлось нарисовать где домик, где травку, а где и неопределенные абстракции. Благо краска замечательно ложилась на обои.
– Ты и вправду будешь тут жить? – с тоской посмотрела на меня мама.
– А почему нет? Тут так позитивно, что у меня сразу поднимается настроение! – бодренько заявила я. Но про себя подумала, что, честно говоря, кроме солнышка, мне ничего не нравится. Лучше бы я наняла профессионала, который отшкрябал бы от стен все то, что я на них налепила, и аккуратно заклеил бы все какими-нибудь веселенькими обоями с горным пейзажем. Но марка есть марка, придется ее держать. Когда это Наталья Тапкина делала что-то не так?
Но вопрос о мастерах по ремонту на повестке дня все же оставался, ибо я понимала: долго я в этом солярии на дому не выдержу.
Так я пришла к выводу, что мне нужна работа. Только где ее взять? Вернее, сначала надо было понять, какая работа подойдет молодой особе с простецким дипломом. Если бы я разбиралась в компьютерах и прочей железной шелухе, я бы напросилась к Ларику в помощники. Я даже пересилила бы отвращение к порносайтам, но моих посредственных знаний продвинутого пользователя (продвинутого вниз) хватало только на то, чтобы включить компьютер, найти ярлычок с телефончиком, ткнуть в него, а потом напряженно гадать, почему же это у меня не коннектится.
– Ты не подключила локальную сеть, дурында! – скажет Ларик.
– На черта мне эта локальная сеть, если мне только надо отправить е-mail?
Ларик посмотрит на меня жалостливо, словно бы я – жертва землетрясения, случайно выжившая, но оставшаяся без мозга. Потом ткнет куда-то в глубинах таинственного окошка под названием «панель управления», и я в секунду влечу во Всемирную сеть.
– Как ты это сделал? – ошалев, поинтересуюсь я.
– Говорю же, включил локальную сеть.
– А раньше почему это было не надо?
– Раньше она уже работала. Отстань и отсылай свой е-mail, пока еще чего-нибудь не натворила.
В конце концов, а кто сказал, что женщина обязана понимать, что такое локальная сеть. Я догадываюсь, что это какая-то маленькая сеть, которая подпитывает большую. Но, конечно, этого недостаточно для того, чтобы заделаться сотрудником компании, где Ларик ежедневно по телефону, электронной почте и «аське» отвечает таким же дурам, как я, что надо нажать, чтобы подключить локальную сеть. И не надо думать, что на этом наши проблемы заканчиваются. Если даже локальная сеть коннектит без проблем, я могу сама, не знаю как, изменить Ай-Пи адрес (знать бы еще, что это за зверь), или нечаянно стереть пароль входа, или попытаться сконнектиться с гостевого пароля, а потом долго удивляться, почему это сеть у меня работает, а сайты не грузятся. В общем, полный перечень моих типичных ошибок можно публиковать книжкой под модным названием «То, что нельзя делать даже чайникам».
Получается, любая работа, где требуются глубокие технические познания, для меня отпадает. Что же остается? Водить трамваи? Кажется, там берут и женщин. А в троллейбусах им, кажется, дают раньше выйти на пенсию.
– А зачем же ты шесть лет корячилась в институте? – спросила я сама себя, оскорбленная перспективой всю жизнь водить троллейбус по маршруту Митино – Куркино, например. Вот если бы я могла водить самолет! Это был бы номер. А так, с работой была полнейшая неразбериха.
Но жить в оранжевой, воняющей краской комнате становилось все труднее и труднее, и я решилась. Если в ближайшее время никто и ничто не укажет мне путь к материальному благополучию, я устроюсь на первую же попавшуюся работу в архив или картотеку. И пусть я рождена для другого, но бездельничать в ожидании чудес я больше не буду.
– Детка, ты хочешь работать? – аккуратненько поинтересовалась мама, когда я делилась с ней своими фаталистическими идеями.
– Ну, да. Я же хочу быть полезным членом общества, – кивнула я.
– А вот Марье Петровне нужен социальный работник в собесе, – настороженно бросила она.
– И что делать? – помрачнела я. Неужели это знак? Неужели вот так и канут все мои смутные мечты, от которых так сладко и неповторимо замирает сердце?
– Ничего сложного. Ходить по магазинам, продукты бабушкам носить. И немного им по хозяйству помогать. Зато будет зарплата и премия. И социальные путевки.
– В социальные санатории, где один общий туалет для лиц обоих полов расположен на улице в дальнем углу пансионата?
– Зачем ты так? Зато Марья Петровна тебя очень любит. И проезд бесплатный, – жарко аргументировала мамуля.
Я верю, что она и вправду желала мне только добра, но… В двадцать пять лет как-то надеешься, что судьба сулит тебе жизнь более яркую и интересную, чем жизнь соцработника. Уж лучше водить трамвай. Пожалуй, лучше подождать еще одного знака судьбы. Мама не может считаться за полноправного оратора божьего, и к тому же она предвзято относится ко мне. Она всегда, всю жизнь старалась меня куда-то пристроить, чтобы я не была без присмотра и чтобы чего не вышло. Однако, раз уж я до сих пор жива и моя способность находить проблемы не привела к крушению мира (развал Советского Союза не в счет, я ведь тогда была совсем ребенком), значит, я не так опасна, как может показаться на первый взгляд. И потом, Андрей всегда говорил, что я – неисчерпаемый кладезь гениальных идей, веселья и удовольствия. Впрочем, об этом я не хочу вспоминать.
Глава 4
Курс молодого бойца
Интересно, кто-нибудь когда-нибудь пытался вывести зависимость длительности страдания от пережитого горя? Ну, есть же законы, по которым сила одного пропорционально равна квадрату чего-то там другого. Возможно, что и со страданиями человеческими так же. Согласитесь, неправильно убиваться годами из-за того, что разбилась какая-то там красивая тарелка или чашка. Стало быть, если сумма вынесенной неприятности – величина незначительная (можно ввести прогрессирующую шкалу, как у юристов: до ста рублей, до тысячи рублей, свыше пяти тысяч рублей), то и горевать по потере надо недолго (до одного дня, до одной недели, до месяца). Но не более года, чтобы не было соблазна предаваться печали всю оставшуюся жизнь. Если, например, у тебя сгорела дача и потеря явно тянет на что-то гораздо большее, чем пять тысяч рублей, все равно страдать больше года не имеешь ты права.
