Катажина Михаляк - Ягодное лето

Она замахала рукой, как будто это могло очистить от дыма маленькое помещение.

– Я не хочу коллегу. Я хочу сама, я ведь справляюсь, – неуверенно запротестовала Габрыся.

Уверенность в себе у этой женщины была такая, что она и саму премьершу Тэтчер бы на место поставила. Марта-Нарта, наверно, на самом деле была мужчиной, несмотря на свое щуплое, даже можно сказать – тощее тело, но очень тщательно это скрывала. Привычки, движения, образ мыслей и поведение у нее были совершенно мужские. Вот и сейчас: в одной руке она держала дымящуюся сигарету, в другой – банку пива, третьей переворачивала листы журнала по коневодству, четвертой разгоняла дым, а пятая мерно постукивала кнутом по голенищам ее высоких сапог. Габрыся каждый раз взирала на этот спектакль, который про себя называла «Театром Пятирукого Божества», со смешанным чувством восхищения и тревоги. Нет, нет, Марта была не грозная, она в жизни не ударила бы кнутом ни одного из своих обожаемых коней. Просто под рубашкой мужского покроя и комбинезоном билось сердце, которое могло, неизвестно когда, вдруг взорваться вулканом разрушительной страсти. Габрыся была уверена, что такая минута однажды наступит, и ей совсем не хотелось бы стать свидетелем этого события…

– Я знаю, что ты справляешься, – Марта отвела взгляд. – Но я покупаю еще новых лошадей, а у тебя и так работы по горло. А Янек уходит. И потом… меня знакомый попросил, чтобы я взяла этого инвалида.

– Инвалида? – удивилась Габриэла. Зачем Марте эти лишние хлопоты?

– Ну да. С тобой же мне повезло, так что возьму очередного уродца.

Марта была ужасающе резкой – для постороннего, возможно, чудовищно резкой. Но под этими грубыми словами она прятала свое доброе, чувствительное сердце. Габриэлу она приняла на работу не из жалости. Просто у девушки были отличные рекомендации: Адам, дрессировщик с Волиц, не порекомендовал бы абы кого. Марта вполне в состоянии была оценить профессионализм, любовь к животным и добросовестное отношение к работе. Далеко не каждая здоровая девушка, не каждый здоровый парень могли бы похвастаться таким набором качеств. И следовательно, колченогость Габриэлы Счастливой на внутренних весах Марты перевешивалась ее положительными качествами. И то же самое с этим новеньким. Так Марта сама себе объясняла свои поступки, и ни за что на свете она не призналась бы никому, даже самой себе, что на самом деле в первую очередь она делала это все потому, что у нее доброе сердце и что никто другой на ее месте ни за что не дал бы эту работу с лошадьми подобному человеку: тому, с кем будет столько лишних хлопот, которые никогда не возникают со здоровыми… А зато здоровые «болеют» другими болезнями: они чаще пропускают работу, с похмелья страдают, а потом с похмелья по похмелью… воруют, обижают животных, и жди от них все время подвоха… Нет, с тех пор как Марта познакомилась с Габриэлой, она ставила на калек. Конец. Точка.

– Я его беру на работу. Конец. Точка.

– А если… ведь это мужчина, да? Если он будет хороший… если… – Габриэла даже заикаться начала от волнения. Она так любила эту работу, так любила работать у Марты! Она не хотела потерять эту работу из-за какого-то «коллеги»! – Если он будет лучше меня?

– И что? – вздернула Марта брови.

– Так это я хотела спросить: «и что тогда»?

– А, так ты, наверно, боишься, что я устрою конкурс красоты и ты проиграешь? Нет, милая. Вы мне оба нужны. Ты и Павел. Ты – чтобы дрессировать и выезжать лошадей, он – чтобы убирать, кормить, поить и все дела делать, которые для тебя тяжелые слишком…

– Я сама справляюсь!

– …слишком тяжелые, я повторяю, для любой девушки, зато в самый раз для нормального парня.

– Но ты же сказала, что он неполноценный, – возразила Габрыся, пряча улыбку. Значит, Марта ее не собирается увольнять.

– Ну да. Он не говорит.

– Глухонемой?

– Нет. Просто «немой». Слышать слышит, а вот не говорит.

– Как это может быть? – удивилась Габриэла.

Марта пожала плечами.

– У него спроси. Только не рассчитывай, что он тебе ответит. Может только что-нибудь тебе написать или нарисовать. Рисует, кстати, отлично, надо признать.

– А откуда ты все это знаешь? Это теперь в «Конном вестнике» такое пишут?

– Нет, – Марта усмехнулась. – Я у него дома была. Его мать меня пригласила на собеседование.

И снова засмеялась – от такого абсурда и от того, что сама на него подписалась.

– Потому что Павел этот робкий. Сам бы никогда не отважился прийти.

– Значит, мало того что не говорит – так еще и не ходит, – пробормотала Габриэла, покачивая головой.

– Но зато выглядит хорошо.

– Только выглядит.

– Он и правда красавчик. У него такие большие коровьи глаза…

Марта выпучила глаза, сразу став похожей на подслеповатую сову.

– Так, может быть, кроме того что он не говорит и не ходит – он еще страдает базедовой болезнью? – Габриэла расхохоталась и… вдруг подавилась смехом.

Тот, о ком они говорили, стоял у дверей и слышал все. Каждое слово. В этот момент он как раз разворачивался, чтобы уйти, но ему помешала маленькая женщина, стоящая у него за спиной.

– Павлик, заходи, я тебя познакомлю с пани Мартой и с твоей коллегой, о которой я тебе рассказывала, Габрысей. Это ей ты будешь помогать, да? – она обратилась к большому, взрослому мужчине тихим, ласковым голоском и с такими интонациями, с какими обычно разговаривают с обиженным ребенком или несмышленым детенышем животного. Или…

Или с психически больным.

Парень, которого мать слегка подтолкнула в спину, вышел вперед.

У него было приятное, совсем мужское лицо, никакой детскости, светлые волосы, слегка длинноватые по нынешней моде, ну и глаза – глаза были точно такие, как говорила Марта: большие, цвета темной бронзы, окаймленные густыми длинными ресницами, которым позавидовала бы любая девушка. Сейчас в них видна была тревога, а может быть, даже ненависть ко всему миру, а особенно – к этим вот двум женщинам, которые минуту назад над ним насмехались. Но потом он улыбнулся – и улыбка засветилась и в его бронзовых глазах.

Габрыся почувствовала себя очень странно.

Мало того что она минуту назад позволила себе злые шутки над кем-то неполноценным – кем-то, кто был так же обижен судьбой, как и она… мало того что этот самый «кто-то» должен был работать с ней вместе… так он еще услышал эти дурацкие шутки и вдобавок ко всему, вместо того чтобы обидеться или притвориться, что все нормально, а потом ответить тем же – он просто взял и простил все это! Простил, хотя его об этом никто не просил! И еще улыбается – как будто руку навстречу протягивает…

За это, за эту простую доброжелательность, Габрыся невзлюбила Павла с первого взгляда. Что вообще-то с ней бывало редко.