Лариса Кондрашова - Формула неверности
Официантка принесла счет, две заказанные бутылки, и Мишка щедро дал ей на «чай», вызвав у женщины благодарную улыбку. Столь широкий жест сразу примирил ее с молодыми влюбленными. То, что она их и так обсчитала, ее не смутило.
А между тем Михаил взял бутылки в обе руки, кивнул Тане:
— Пошли!
И первым вышел из-за стола. Пошел впереди нее. А еще воспитанный, предупредительный кавалер! Таня сгоряча хотела обидеться, но потом догадалась, что это он неспроста.
В вестибюле Мишка остановился, повернул к ней какое-то отстраненное, чужое лицо и сказал:
— Зайди в туалет, приведи себя в порядок, носик попудри.
Отсылал ее с глаз долой. Как же, так она ему и ушла!
— Я не пользуюсь пудрой!
Таня тоже умела быть холодной: ишь, фильмов насмотрелся! Но бросила взгляд за стеклянную стену вестибюля ресторана, увидела четверых хулиганов, которые и не думали прятаться, стояли на крыльце у самой двери.
— Ну, тогда сходи пописай, мало ли…
Он говорил ей это, а сам смотрел на стоящих за дверью парней, и губы его зло кривились.
— Никуда я не пойду. Я с тобой.
Она знала, что Михаил, окончивший физкультурный институт, не только мастер спорта по самбо, но и считается одним из лучших рукопашников в городе. Она не очень представляла себе, что это значит, но думала, что он может сражаться с кем-то один на один, только без боксерских перчаток. И не с целой сворой.
И вообще, по ее мнению, все его достижения в спорте были больше теорией или практикой, но классической, где борющиеся стороны соблюдают правила… А его ждала драка, где нет ни правил, ни благородства, одни волчьи законы. Он же все-таки не Брюс Ли.
Чем бы могла помочь ему Таня? Чем-нибудь. Мало ли, может, вцепилась бы кому-то из хулиганов в волосы, расцарапала морду, дралась бы ногами… О, она бы сделала все, что можно, для Мишки. Пусть бы ее саму хоть убили!
— Ладно, — нехотя согласился Мишка. — Только иди за мной не слишком близко, чтобы я, размахнувшись, не задел тебя.
Дальнейшее произошло так быстро, что Таня не успела даже испугаться. Быстрым неуловимым движением — с двух рук! — Мишка ударил по головам двоих ближе других стоявших задир и, не глядя, как они валятся на землю, точно сбитые кегли, шагнул к двум оставшимся. Опять взмахнул руками, но ударить их ему не удалось.
Как раз в это время рядом с ней появился швейцар и оглушительно засвистел в милицейский свисток. Нападавшие со всех ног кинулись бежать, словно свисток освободил их от некоего гипноза, которому они подверглись при виде разъяренного Мишки. Он так недвусмысленно размахивал страшным оружием — бутылками шампанского брют — и уже вырубил двоих из них, а те, что еще были на ногах, словно приросли к месту: слишком неожиданной оказалась развязка. Не к тому они готовились.
— Кончай свистеть, отец, а то мусора сейчас сбегутся, — посоветовал ему Мишка. — Лучше лежащим «Скорую» вызови. И бутылки забери — у тебя мусорная корзина-то имеется?
— Имеется, — кивнул тот, принимая от Мишки ничуть не поврежденные бутылки.
— Думаешь, он их и вправду в мусор выбросит? — спросила Таня.
— Ага, держи карман шире! — усмехнулся он.
Как она тогда им гордилась! Даже не подумала, что его удары по голове могут быть для кого-то попросту смертельными. Молодость беспечна.
Едва они спустились со ступенек, как тут же Мишка остановил такси, и через несколько минут они уже мчались по дороге к Таниному дому.
Даже сейчас, спустя почти два десятка лет, Таня ощутила подрагивание в коленях. Она отчетливо помнила даже прохладу стеклянной двери, к которой прижалась разгоряченной щекой, когда стояла и смотрела, как Мишка орудовал бутылками с шампанским, и вместо драки, которой она панически боялась, все закончилось быстро и невероятно.
А сама Таня не сделала и шага, чтобы как-то помочь лежащим. Она видела, как швейцар набрал, видимо, номер телефона «Скорой помощи» и что-то объяснял в трубку, и покорно дала Мишке свести себя по лестнице, прямо к раскрытой дверце такси.
Ее не испугала жестокость драки и то, как хладнокровно нанес Михаил удары нападавшим, она была совершенно уверена в том, что у него не было другого выхода.
Испугалась за возможные последствия она только теперь, много лет спустя. Опять-таки ее сестра Маша рассказывала, как осудили юношу-студента, который всего лишь не рассчитал силы и так резко оттолкнул пристававшего к ним с девушкой пьяного мужика, что тот упал, ударился затылком о бордюр и умер.
И надо же, этого студента нашли. В городе с почти миллионным населением. И дали ему не то пять, не то шесть лет… Ведь и Мишка мог бы пострадать так же. Но наверное, черепушки у ресторанных хулиганов оказались крепкими.
А как она потом целовалась с Мишкой на заднем сиденье такси. С героем. Победителем четырех человек! И голова ее шла кругом. И хотелось, чтобы эта поездка никогда не кончалась.
Потом, повзрослев, она стала в душе побаиваться спрятанной глубоко внутри Михаила жестокости. Старалась не доводить мужа до того, чтобы эта жестокость из него выплеснулась. Боялась, что он обратит это против нее. А как? Ударит?
В ней самой жестокости не было. То есть как сильно она ни была разгневана, она вслух никогда не говорила: «Убила бы тебя!»
И никогда не думала, как, например, ее институтская подруга Тамара: «Будь у меня в руках автомат, я бы их всех расстреляла. Безо всякой жалости».
Но мужчины… У них ведь совсем другая душевная организация…
Нет, Миша не мог бы ударить женщину. А тем более любимую. Она всегда была уверена в его любви. Потому что и сама его любила. И считала, что он никогда не причинит ей боли.
Это потом она поумнела. Именно любимые и причиняют самую сильную боль. Наверное, потому, что перед любимыми мы беззащитны…
Известие о Мишкиной измене сразило Таню наповал. Иногда так рассказывают о неожиданном происшествии. Шел себе человек по улице, споткнулся, упал и умер. Вот так и она. Имела семью, имела любимого мужа, счастливую жизнь, и в одночасье все рухнуло.
Это она, Таня, умерла.
Значит, те слова, что он шептал ей по ночам, он говорил еще кому-то? И обнимал? И целовал? И отдавал чужой женщине то, что до сих пор принадлежало только ей одной? Думать так было невыносимо.
Глава четвертая
Звонок телефона застал Таню врасплох, заставив ее сердце болезненно забиться от неожиданности. Словно некое ночное таинство нещадно высветил вдруг яркий электрический свет. Она так глубоко ушла в свои воспоминания, что не сразу сообразила: звонит именно телефон. И прямо-таки заставила себя протянуть к нему дрожащую руку.
— Мама, это я, — раздался в трубке голос дочери, — ты не возражаешь, если я сегодня задержусь немного?
