Барбара Картланд - Влюбленный дьявол
— Это платье моей мамы, — чистосердечно ответила Лариса, — оно было куплено несколько лет назад в Лондоне.
— Его цвет удивительно гармонирует с оттенком вашей кожи. Впрочем, вам почти все пойдет, мадемуазель, что бы вы ни надели. Надеюсь, в один прекрасный день я буду шить вам.
Лариса рассмеялась:
— Боюсь, этот день никогда не наступит, мадам! Хотя, честно говоря, приятно было бы в это поверить!
— Отчего вы так категоричны? С вашей внешностью довольно просто получить дорогие платья!
— Гувернантке? Что вы, я лучше сама сошью себе что-нибудь, когда смогу купить подходящий материал.
— Вы гувернантка? — воскликнула мадам Мадлен.
— Поэтому-то я и приехала во Францию — учить маленького мальчика английскому.
— Но место гувернантки для вас — непростительное расточительство природной красоты!
— Я очень счастлива была найти это место, — серьезно сказала Лариса. — Обычно люди берут гувернанток гораздо более старшего возраста.
— И не таких очаровательных! — сказала мадам Мадлен и, помолчав, добавила: — Я вас понимаю, но все равно жаль, что ваша красота будет сокрыта от глаз людей.
— Сокрыта? — переспросила Лариса, предполагая, что неправильно расслышала слово.
— С вашими данными вы бы стали звездой сцены или любого другого места, где бы вас могли увидеть парижские мужчины благородного происхождения.
Лариса рассмеялась и этим словам.
— Послушала бы вас моя мама, она бы упала в обморок. Да она скорее умрет, чем разрешит мне ступить на сцену! Кроме того, не думаю, чтобы у меня обнаружился актерский талант.
Мадам Мадлен пристально посмотрела на девушку, пытаясь понять, нет ли в ее голосе сарказма, и спросила:
— Извините, пожалуйста, не сочтите мой вопрос бестактным, но сколько вам лет, мадемуазель?
— Восемнадцать. Но я стараюсь выглядеть старше, чтобы люди не подумали, что я слишком молода для преподавания.
— Не думаю, чтобы ваших хозяев обеспокоил ваш возраст, — сказала мадам Мадлен, умолчав о золотых волосах Ларисы, ее больших голубых глазах и классических чертах лица. Потом она решила сменить тему разговора: — Вы будете жить в Париже?
— Нет. Я направляюсь в Вальмон-на-Сене. — Мадам Мадлен молчала, и Лариса добавила:
— Я собираюсь учить внука графа Вальмона!
Мадам Мадлен даже привстала и пронзительно посмотрела на Ларису:
— Графа Вальмона? C’est impossible![6]
— Почему невозможно?
— Ехать в замок Вальмон? Нет, мадемуазель! Нет! Нет! Нет!
— Почему вы так говорите? Что, в этом худого?
— Смотря, что вы называете худым, но если вы встретите графа Рауля де Вальмона, то произойдет катастрофа!
Лариса недоуменно смотрела на свою спутницу:
— Кто это, граф Рауль?
— Вы ничего не слышали о нем?
— Нет, никогда. Граф де Вальмон написал письмо моей маме, но его зовут Франсуа.
— Это глава семьи. Знатный аристократ. Де Вальмоны занимают в истории Франции заметное место.
— Но почему же тогда вы так говорите о графе Рауле, кем бы он ни был?
— Вы, возможно, никогда его и не увидите, — сказала мадам Мадлен как бы самой себе. — Обычно он в Париже. По слухам, он не в ладах с отцом, но что в этом удивительного?
— О чем это вы? Объясните, пожалуйста. Вы же понимаете, насколько все это для меня важно!
— Если бы вы были моей дочерью, то я посадила бы вас на первое же судно, направляющееся из Кале в Дувр, и отправила бы домой.
— Но почему? Почему? — настаивала Лариса.
— А потому, ma pauvre petite[7], что граф Рауль неподходящее лицо для общения с такими девушками, как вы!
— Не понимаю, что он такого натворил.
— Несомненно, он отец того ребенка, которого вам предстоит воспитывать.
— Я даже и не знала, что у Жан-Пьера есть отец! — воскликнула Лариса. — По письму его деда мама, да и мы все решили, что он сирота.
— У него есть отец. Уж такой отец, смею вас уверить, мадемуазель, мимо которого никто не сможет пройти мимо. Но вы, наверное, не увидите его. Люди много сплетничают о нем, и, если верить слухам, они с отцом друг у друга как кость в горле!
— А почему о нем так много разговоров?
— А потому, мадемуазель, что он главный предмет женских вздохов, самый обаятельный и самый чувственный молодой человек во всем Париже! — Мадам Мадлен перевела дыхание. — Все о нем только и говорят. Женщины просто бегают за ним! Они называют его «мосье Дьявол», и, уверяю вас, это имя ему как нельзя лучше подходит.
— Почему? Что он сделал, чтобы заслужить такое прозвище?
— Каждая женщина, с которой он знакомится, совершенно теряет голову. Ах, мадемуазель, если бы вы знали, с какой легкостью они уступают ему. — Мадам Мадлен сделала выразительный жест: — «Vite! Vite! Madame[8], — говорят они мне. — Самое лучшее платье, самое красивое, самое изысканное! Сегодня вечером я должна быть привлекательной, очаровательной, необычной. Я должна затмить всех».
Мадам Мадлен хихикнула:
— Я даже и не спрашиваю почему. Я знаю, что граф Рауль пригласил ее на ужин!
— Чем же он столь привлекателен? — заинтересовалась Лариса.
— Кто может ответить на вопрос, почему каждая встреченная им женщина без памяти влюбляется? Она может быть герцогиней, гранд-дамой, вращающейся в избранных кругах, может быть звездой «Фоли Бержера» или «Мулен Ружа», театральных подмостков, кафешантана. Но как только граф Рауль встречает красивую женщину, — и уоуопз! — она погибла.
Лариса, не отрываясь, смотрела в глаза мадам Мадлен.
— А сам граф влюбляется в них? — спросила она. Попутчица пожала плечами:
— Что такое любовь? Нектар, который мужчина пьет из каждого приглянувшегося цветка? Или самодовольство уверенности, знающей, что достаточно щелкнуть пальцами и женщина тотчас же примчится?
— А граф Рауль женат?
— Нет, нет. Она умерла. Она умерла от родов того самого мальчика, которого вам предстоит учить.
— Должно быть, он очень опечален.
Мадам Мадлен вновь пожала плечами:
— Если он и несчастен, то весьма умело это скрывает. Он устраивает шикарные приемы! Весь Париж только и знает, что обсуждать их, и каждый из кожи вон лезет, чтобы попасть в число приглашенных. Я, разумеется, хотела сказать «каждая».
— Мужчины, должно быть, плохо относятся к этому безнравственному человеку?
— Интересный вопрос, мадемуазель. Честно говоря, если бы любой другой мужчина вел себя столь скандальным образом, то окружающие либо подвергли бы его остракизму, либо этот герой не вылезал бы из дуэльных историй. Однако, как ни странно, граф популярен среди мужчин.