Даниэла Стил - Моменты
Он слегка поклонился ей.
— Так не подняться ли нам в дом и сразу же и начать? Я попрошу Консуэлу приготовить кофе.
— Если вы не имеете ничего против, то после кофе я сопровождала бы вас, когда вы отправитесь по делам. Вы можете совсем не обращать на меня внимания, — она огляделась. — Чем вы занимались перед моим приездом?
Ему стало интересно, а как бы она отреагировала, если бы он сказал ей, что только на виноградниках он живет настоящей жизнью. Виноградная лоза вливает в него чувство непрерывности бытия, укрепляет веру в то, что цепь владения семейства Монтойя всем этим богатством слишком сильна, чтобы что-то могло ее разорвать. Ну, а Элизабет он сказал лишь часть этой правды, ту часть, которую без труда можно было выразить словами:
— Я как раз ходил проверить мастерство одного обрезчика, которого я нанял на прошлой неделе.
— Ну и?..
— У него отличный слух.
— Вы хотите сказать, что он прислушивается к лозе, прежде чем обрезать ее?
Амадо ответил не сразу, помолчав в раздумье несколько секунд:
— Вижу, вы уже приступили к своему «домашнему заданию».
— Исследовательский отдел у «Смита и Нобла» считается лучшим в стране. Я запрашиваю их, а они дают мне справки. И что же дальше в вашем расписании?
— Винный завод. Мы вчера получили партию дубовых бочек от одного нового поставщика, и я хочу взглянуть на них, прежде чем их заполнят, — он жестом предложил ей пройти к дому. — Поедем на грузовике. — Амадо ждал, что Элизабет последует за ним вверх по холму, но она даже не пошевелилась. Он спросил: — Вас что-то не устраивает?
— По-моему, я увязла.
— Ох, мне следовало вас предупредить. После сильного дождя эта земля может превращаться в настоящие зыбучие пески.
Пытаясь высвободить ноги, Элизабет потеряла равновесие и, чтобы устоять, уцепилась за сучковатый обрубок лозы.
— А почему только я попалась в эту трясину?
— Потому что я знаю, где стоять, — он наклонился перед ней и, ухватив за лодыжки, высвободил ее из грязи. — А теперь весь фокус в том, как вы сможете идти.
— Ну это-то я смогу.
И широкими шагами она направилась вверх по холму.
Подождав немного, Амадо последовал за ней. Он с большим удовольствием наблюдал, как она все дальше уходит от него. На его губах на миг вспыхнула этакая интимная улыбка. Да, давненько уже он не мог себе позволить погрузиться в простое удовольствие, которое может доставить созерцание очаровательной женщины.
Время близилось к полуночи, когда Элизабет и Амадо расстались, чтобы встретиться на следующий день. После вечеринки он проводил ее в коттедж, пожелал доброй ночи и добавил что-то насчет встречи на следующее утро. А она прислонилась к двери с причудливой резьбой и тихонько пробормотала быструю благодарственную молитву за то, что день, наконец-то, кончился и больше нет никакой необходимости оставаться в постоянном напряжении. Она простонала, снимая туфли из черной лакированной кожи на высоких каблуках.
Этот Амадо Монтойя обладал неуемной энергией медведя, пару часов назад пробудившегося от зимней спячки. Она не успевала следовать за ним, на ходу делая записи в книжке. Сам винный завод оказался куда масштабнее, чем она могла вообразить, и к концу дня Элизабет вымоталась.
Центром всего этого мира был демонстрационный зал. Два года назад его расширили и модернизировали. Амадо внимательно следил, чтобы здание при этом не утратило очарования старинной испанской виллы. Даже в разгар зимы здесь выстраивалась очередь жаждущих совершить экскурсию.
После непрестанного представления ее здешним служащим, поток которых временами казался просто бесконечным, Элизабет проделала в уме кое-какие вычисления и пришла к выводу, что штат постоянных служащих у Амадо был, вероятно, не меньше, если не больше, чем в их агентстве. На небольшой встрече, которую Амадо устроил в этот вечер в ее честь, он вместе с костюмом сменил облик делового человека, став изысканным, светским джентльменом, с которым она познакомилась на рождественском вечере у «Смита и Нобла». Элизабет было интересно, который же из этих мужчин будет судить и оценивать ее работу. Одна и та же рекламная кампания не могла подойти и тому, и другому.
Идеи начали складываться у нее в ту же минуту, когда она увидела Амадо на его полях. Это было нечто, столь могучее и неотразимое, что ей пришлось даже напомнить себе, что следует все-таки обратить внимание и на происходящее вокруг нее. Идеи сменяли одна другую.
Она любила это волнующее время, когда поток идей держал ее в постоянном возбуждении. Если немного повезет, то это приятное чувство поможет ей пройти через долгие месяцы предстоящей рутинной работы.
Проходя по толстому персидскому ковру, покрывавшему пол гостиной, Элизабет мельком посмотрела на свои часы. Минуло уже двадцать часов с той минуты, как она выползла из постели, и хотя она была более чем готова заползти обратно, ей пришло в голову пару минуток понежиться у камина, разожженного к ее приезду. Открыв стеклянные двери, она уселась в кресло рядом с камином, и тепло охватило ее. А между тем пламя освещало эту викторианскую[2] комнату приятным мягким светом.
Мельком упомянутый Амадо «коттедж» в действительности оказался домом с тремя спальнями, в котором он сам жил в детстве. Его время от времени подновляли и использовали исключительно для гостей. Элизабет трудно было постичь смысл такой расточительности.
Когда она заметила Амадо, что ей, мол, нравится его стремление сохранять старый дом, а не сносить его, он засмеялся и сообщил, что это их семейная традиция. У него есть и третий дом, принадлежавший когда-то его прадеду и прабабке. Теперь там живет нынешний главный винодел «Вин Монтойя», по словам Амадо, в большей степени друг для него, чем служащий.
Элизабет за годы своей работы доводилось встречать богатых людей, но впервые она так близко общалась с человеком такого высокого положения. И тем не менее он был одинаково учтив и с женщиной, прибиравшей демонстрационный зал на винном заводе, и с гостями, которых пригласил к себе домой в этот вечер.
Не отрывая взгляда от огня, Элизабет отстегнула застежки клипсов и принялась массировать мочки ушей. Ей бы сейчас совсем не помешала горячая ванна, постель и три-четыре главки той книжки, которую она привезла с собой, — вот тогда бы она сумела снять возбуждение сегодняшнего дня. Порой подобный прием срабатывал, но куда чаще — нет. Элизабет устало вытолкнула себя из кресла и побрела к лестнице.
А спустя полчаса она снова сидела у камина, пристроив на коленях свою книжку. Легкий стук в парадную дверь коттеджа отвлек ее внимание, и она подняла взгляд, радуясь, что читает не кошмары Эдгара По. Стук прозвучал довольно робко, и это давало ей право выбора — открывать дверь или не стоит.
