Мария Чепурина - Свидание с чужим парнем
Печальные размышления прервала капля, шлепнувшаяся мне на нос. За ней тут же последовала вторая, опустившаяся на макушку. Вот что значит настоящие рыбаки: увлеклись так увлеклись, даже не заметили, как тучи набежали.
— Пора сматывать удочки, — сказала Валентина.
Не тут-то было. Оказалось, что сматывать нам давно уже нечего: приблизившись к воткнутым в землю палкам, мы увидели, что, кроме палок, тут ничего, собственно, и не осталось: нитки, привязанные на жалкие два узла, давно снесло ветром. Нечто похожее на «поплавок» маячило в нескольких десятках метров от нас, на другой, недоступной стороне пруда. В каком месте затонуло остальное хозяйство, включая захлебнувшихся червяков, было теперь совершенно неважно. Выкинув бесполезные палки, мы наскоро завернули остатки пиршества и остальное принесенное из дома барахло в одеяло и потащились домой.
— Если ты и правда не влюбилась, — вдруг сказала Валька, когда пруд уже остался позади, — прикол с Катькой и Максом можно развить дальше.
— Это как еще? — спросила я без воодушевления.
— Устроить им свидание.
— Снова две записки? С приглашениями?
— Ага. А мы в кустах поблизости сидим и развлекаемся. Прикольно?
— Не придут, — сказала я.
— Придут. Вот спорим?
— Тут и спорить нечего. Дурацкая затея.
— Ну, как хочешь, — Валька фыркнула. — А то бы развлеклись. Такое заварили — и все бросить. Как-то жалко. Впрочем…
В этот миг раздался раскат грома, а придурочная бабка закричала на весь поселок: «Кири-и-ил! Кири-и-и-ил!»
Все время, что шел дождь, я проработала: надеясь отвлечься от грустных мыслей о злополучной издевательской записке, поддалась на уговоры родителей вымыть посуду, накопившуюся за последнюю неделю. Круглые капли стучали по кровле, разбивались о тепличное стекло, катались по листочкам кресс-салата, трепали лепестки пионов, ныряли в колодец и нередко залетали на веранду, где возилась я: кипятила воду, заливала ее в большой таз, разбавляла холодной, брала очередную тарелку… Неведомый Кирилл, видимо, пережидал дождь вне дома: крики его бабушки (или кем там ему приходилась эта голосистая особа) разносились по поселку с прежней громкостью. Я пробовала представить себе, как может выглядеть этот Кирилл. Почему-то он вышел похожим на Макса.
Макс, Макс, Макс… Мало ему того, что он рассылает издевательские записки: этот тип еще и лезет в мою голову, хотя там не ждут! Оккупант, захватчик вражеский… Пристал к моим мозгам как банный лист! «Надюшка!» Тьфу, какая пошлость! «Ты мне тоже нравишься»! Спасибо! Ключевое слово — «тоже»! Я балдею… Вот мерзавец! Как не стыдно! Это ж надо сочинить такую гадость!..
Я накручивала себя все больше и больше, возмущалась наглостью мальчишки, вообразившего, что перед ним наивная замарашка, готовая воспринять всерьез кусок бумаги, засунутый в кусок пластмассы; с остервенением терла тарелки и чуть ли не в голос ругалась. Дождь то переставал, то принимался идти с новой силой, то замолкал, то вновь начинал шуметь, перебивая мою полную справедливого негодования мысленную речь. Получалось, что он исполнял в этой странной дискуссии роль Макса, с которым я спорила так страстно и так безмолвно, словно он сидел у меня где-то внутри.
Через час, когда дорожки уже начали просыхать, пчелы — вылезать из укрытий, а родители — пропалывать морковку, я окончательно пришла к выводу, что гнусный Максим обязательно должен быть наказан за свою выходку, и Валькина идея со свиданием — хороший вариант наказания.
Катька была у себя: восседала на свернутом шланге и грызла семечки. Возле нее вертелась мелкая (лет семи-восьми) девчонка по прозвищу Кислая. Настоящего имени этой Кислой я даже не знаю: кажется, все давно его забыли. Прозвище возникло отнюдь не из-за характера или внешности этой девчонки, как можно было бы подумать: просто «Кислым» когда-то прозвали ее старшего брата. А уж за что он удостоился такой кликухи, это вам, наверное, ни один человек в нашем поселке не скажет: парень давным-давно перестал ездить на дачу, и я даже не помню, как он выглядит.
Катька и Кислая не торопясь обсуждали, сколько могут стоить белые шорты того мальчишки, что гоняет взад-вперед по нашей улице на велике. Впрочем, эта проблема, кажется, волновала их не в первую очередь. Завидев меня на своем участке, Катька с ходу выдала вопрос:
— Надюха! Слышала?
— Про что? — спросила я.
— Она не знает, Катька! — запищала Кислая с восторгом. — До сих пор еще не в курсе! Ну, дает!
Я грешным делом подумала, что речь пойдет о Максиме. Но, видимо, «его» признание в любви совершенно не впечатлило Катьку.
— Тимофеевы авто купили новое! Прикинь! «Форд Фокус»!
— Ну и что? — спросила я.
— Как что? Ведь это ж третья! Был «жигуль» сначала, потом продали, купили «Дэу Нексию»… Теперь на «Форд» сменили! Понимаешь?
— Понимаю. Ну и дальше?
Катька чуть не задохнулась от эмоций:
— Ты тупая? Что, блин, дальше… Деньги, значит, у них водятся! Прикидываешь разницу?
— А мне какое дело до их бабок? — равнодушно, как могла, спросила я.
Ничего не поделаешь: я до того люблю выводить Катьку из себя, что иногда просто не могу удержаться: особенно если речь идет о ее глупой мании считать чужие деньги. Стоит, конечно, ее как-нибудь проучить за такую невоспитанность, только вот сейчас я пришла совершенно не за этим. Сегодня Катьку лучше не провоцировать, иначе не поведется на задуманный мною «откровенный разговор».
Решение об организации свидания для самого-гадкого-мальчишки и самой-глупой-девчонки было уже принято. Сомнительной оставалась только одна вещь: придет ли Катька, не раскроет ли она нашу диверсию. Насчет Макса у меня сомнений не было: если уж этому субъекту хватает ума написать мне издевательское любовное письмо, то и на записку с приглашением (а она будет без подписи, пускай решит — от Нади!) наш Максимка отзовется. Что касается Катьки, то ее мысли следовало выяснить, и если они окажутся невыгодного нам свойства — натолкнуть на другие. За этим-то я и пришла.
— Ладно, Катька, шучу я. Понятно про тачку. Крутые они, Тимофеевы эти. Наверно, начальники. Только вот знаешь что… Есть одно дело. Совет твой хочу получить.
— Что, про шмотки? — Катрин оживилась.
— Да нет… Про парней. У тебя же, наверное, опыт большой в этом плане.
Стоило мне заикнуться насчет опыта, как Катькины губы (которые если кто и целовал, так, наверное, только по ошибке) расплылись в улыбке. Бросив на меня покровительственный взгляд, Катюха отослала Кислую, велев ей нарвать зеленой облепихи на соседкином участке и принести ее ей. Кислая, недовольная, но не посмевшая ослушаться свою великовозрастную госпожу, умотала.
