Рыжая на его голову - Лилия Сурина
Зло сверкнув голубыми глазами, Страйкер проходит вперед, скрываясь в мужской раздевалке спортзала.
Есть еще один взгляд, пронзительно-серый. Егорова стоит в дверях женской раздевалки и смотрит на меня исподлобья. Кажется, она неправильно поняла наш быстрый разговор и теперь очень зла.
Прохожу мимо девушки, и она будто ненароком задевает меня плечом. Будто в тылу врага, каждый старается показать свое негативное отношение. Кроме Риты. Она помогает быстро переодеться, а потом ведет в огромный спортзал. Слышится звонок на урок, а потом сразу свисток.
— Построились! — командует физрук. — На первый-второй рассчитайсь!
Я самая крайняя в шеренге, мне достается первый номер, как и Шмелеву. Сегодня играем в баскетбол, и с ним в одной команде. Но я боюсь тяжелого мяча и стараюсь прыгать в сторонке, сама по себе, не лезу в самую гущу. Больше наблюдаю за успехами своей команды, чем играю. Глеб выкладывается на полную силу, яростно бьет тяжелым мячом об дощатый пол, выбивая очко за очком. Даже любуюсь им, такой сильный и ловкий, особенно когда закидывает мяч в корзину и повисает на ней, с победными воплями.
Вдруг оказываюсь на полу, и дышать не могу, надо мной лица в круг, которые будто плывут в мареве, взволнованные голоса вызывают тошноту. Доктор в белом халате тоже появляется, быстро ощупывает меня, потом говорит что-то и меня поднимают, держат под руки. Дышать становится легче, только ноги дрожат, не держат толком.
— Посиди вот так, — присаживается рядом врачиха, меряя пульс.
Оказывается, мне прилетело мячом в живот, не зря я его боялась весь урок. Через полчаса врач говорит, что все обошлось, она велит отвести меня в ее кабинет, там осматривает, прощупывает живот и меряет давление.
— Ну вот, все хорошо, но в другой раз, когда будете играть в баскетбол, лучше на лавке посиди. А сейчас можешь идти домой, если хочешь.
Я киваю и выхожу из медкабинета, отправляясь в раздевалку за своими вещами. А там разборки, почти все ребята собрались и слушают, как Шмелев распекает Егорову при всех.
— Идиотка, ты убить ее могла, это же не теннисный мячик. Овца тупая, ты чего добиваешься?
— Я нечайно, просто мяч выскользнул из рук…
— Ага, а то мы не видели, как это «нечайно»! — кричит он, размахивая у лица девушки руками, сжатыми в кулаки. — Молись, чтобы ничего серьезного не случилось.
— А то что? Что ты мне сделаешь? И чего ты в нее вцепился, защитничек? — чуть не визжит блондинка, наступая на Глеба.
— Дура, тебя посадят, если у Дроздовой обнаружится травма живота. Тяжелое причинение вреда здоровью. А я как свидетель пойду, я все видел.
Пробираюсь сквозь толпу, под удивленными взглядами одноклассников. Беру свои вещи, переоденусь в другом месте.
— Со мной все хорошо, — произношу спокойно. — Врач сказала — жить буду.
Я вообще могу уйти домой, но зачем-то иду в кабинет русского языка. Да, год будет очень тяжелым.
— Ты правда в порядке? — в два прыжка нагоняет меня Глеб, но я не обращаю на него внимания. — С такими вещами не шутят, лучше давай я тебя в травмпункт отвезу, там точно скажут.
— В твоей помощи не нуждаюсь, как и в твоей защите, Шмелев, — отвечаю ему, с гордо поднятой головой, — сама справлюсь, как-нибудь.
Глава 10
Глеб
Обиделась, мелкая. Не понимает, что не там меня защитила, не перед той персоной. Мне было приятно, когда она высказала химичке и призналась, что испортила мою форму. Ни одна девчонка из моего класса не заступилась бы за меня, все предпочитают держаться в стороне, когда возникают проблемы. Резко становятся слепыми и глухими. Но я испугался, что теперь эта мымра станет гнобить и Даньку, как мою защитницу. Вцепится, как клещ, который нашел новую жертву. Пусть лучше меня изводит.
Поэтому наорал на рыжую, чтобы больше так не делала. И вот тоже фыркает, смешно задрав курносый нос. На физре я ловил ее восхищенный взгляд, и выпендривался, сам того не замечая, буквально взлетая с мячом в руках. Вот только мяч был не один, и Данькин интерес заметила эта тупая Егорова. Будь удар сильнее, мелкой бы не поздоровилось. Надо выловить ревнивицу и вразумить, так, чтобы поняла, со мной ей ловить нечего.
Остальные уроки внимательно слежу за ней, не тошнит ли, не кружится голова, мало ли, может быть травма внутренних органов или кровотечение, нас учили на хоккее, что таких травм надо опасаться. Но прошло два часа, рыжая не в обмороке и даже весела, болтает с новой подружкой. И только тогда меня отпускает страх за ее жизнь. Я идиот, никогда прежде не обращал внимания на одноклассниц, и не переживал за них.
Уроки заканчиваются, у меня есть час, чтобы переодеться и явиться на тренировку. Через неделю играем с соседним «Барсом», в прошлом сезоне от них здорово досталось нашей команде, на последней минуте смогли выровнять счет и не посрамиться. Не выиграли, но и не проиграли. Сегодня планируем задержаться после тренировки и пересмотреть прошлую игру в тренерской.
На парковке замечаю тачку отца, он машет мне, приглашая в салон. Не хочу общаться с этим изменщиком, но он все же родитель, подчиняюсь. Интересно, с чем пожаловал. Хотя, тут большого ума не надо, чтобы догадаться — его нынешняя женушка нажаловалась. Сейчас будет получасовая лекция о том, что нужно уважать взрослых, а классную руководительницу тем более.
— Па, мне некогда, — сразу отметаю возможность наехать на меня, — и вообще, твоя эта придирается на пустом месте. Я ей как бельмо на глазу, хочет выжить из школы.
— Привет, сын, — отец лезет в карман и достает пластиковую карту, — просто я думал, что вы ни в чем не нуждаетесь, а Маргарита позвонила и сказала, что у тебя даже запасной формы нет. Купи.
— Да не надо, — смотрю на карту и не могу позволить взять ее. — Я сам зарабатываю, как могу, но особо не нуждаемся. И как это она разрешила раскошелиться на бывшую семью?
Колю родича словами, вижу, как ему неприятно, аж морщится. Вдруг понимаю, что Марго не разрешила. Это скорее всего было так — «Представляешь, твой сын вообще обнаглел, явился без формы в школу! Он подводит меня, подводит наше уважаемое заведение! У твоей бывшей даже нет денег на запасную форму для сына. Обнаглели!»
— Возьми деньги, сын, пригодятся, — снова сует мне карту в руки, но я отмахиваюсь, былая обида просыпается.
— Засунь свою карту, знаешь, куда? Дуре своей
