Мой бывший предатель - Ая Кучер
— И как мой тигрёнок себя вёл? — улыбаюсь сыну, застёгивая на нём курточку.
— Хорошо, — Кирюша старательно рычит, но получается привычная «л». — Мы к ба?
— Нет, радость моя. Соскучился?
— У неё морс.
— Хочешь морс. Я могу приготовить.
— Можешь?
Сын недоверчиво хмурится, внимательно рассматривая меня. Прикидывает, можно ли доверять моим умениям.
Я смеюсь, целую его щёчки. Кирюша морщится, но сам тянется за объятиями. Крепко прижимаю к себе, уткнувшись в его рыжеватые волосы.
От сына пахнет детским яблочным шампунем. Шоколадом. Ещё чем-то неуловимым, особенным.
Моим маленьким счастьем пахнет.
Рядом с сыном я успокаиваюсь. Отодвигаю подальше любые проблемы. Правило с момента, как я родила.
Я тогда очень уставала. Нервничала, выходила из-за себя. Ещё и на работе был адский завал, я не успевала. Должна была за полчаса отправить договоры, к которым даже не прикоснулась.
А Кирюша плакал. И плакал. И не переставал.
И меня сорвало на крик.
Вряд ли младенец что-то запомнил, но мне до сих пор стыдно за эту слабость. Тогда пообещала себе.
Что «ведьма» и юрист я на работе.
Дома — любящая мама.
Не позволяю этим жизням пересекаться. За невидимой оставляю всё, что касается работы, когда я с Кирюшей.
А Дубинин — работа. Только и всего.
Поэтому сейчас полностью погружаюсь в своего сына.
Веду его на машинки, потому что обещала. Зимой мало кто ведёт такой бизнес, поэтому нам приходится прогуляться.
— Не замёрз? — уточняю, поправляя шарф.
— Не замёрз, мама! — заявляет строго. — Машинки. О! Цикл!
— Мотоцикл.
— Можно?
— Нет, солнышко. Мы говорили с тобой, помнишь? Это для взрослых деток.
— Летом? — с горестным вздохом.
— Летом.
Сын соглашается, хоть обиженно сопит те две минуты, что мы приближаемся к машинкам.
А после переключает внимание. Забирается в красный джип, позволяя мне пристегнуть. Оплачиваю девушке сразу три круга, забираю пульт управления.
Кирилл ещё маленький, чтобы самому рулить или жать на педаль достаточно сильно. Поэтому управляю я.
Но сын, естественно, считает, что это всё он. Я не разрушаю детскую иллюзию.
Телефон вибрирует в кармане, но я игнорирую. Мой рабочий день закончился, пусть ждут завтра. А если кто из родных, то не обидятся.
Совершаю три круга вокруг длинного фонтана, который не работает. Кирюша довольно улыбается, хохочет.
И моё сердце радуется.
— Ещё, — просит сын, когда я останавливаю машину рядом с собой. Прячу пульт управления. — Ещё разок. Можно?
— Сейчас проверим.
Я присаживаюсь на корточки. Проверяю ладошки сына, его щёчки. На улице холодно, а до дома ещё идти минут пятнадцать. Кирюша только сопливил недавно, не хочу повторения.
— Мамочка! Можно?
Кирилл крутится, умоляет своими тёмными глазками. Я силюсь оставаться сильно, но рядом с сыном это тяжело.
Я почти нахожу в себе силы строго отказать, когда заготовленные слова вылетают из головы. Вспышками взрываются.
В конце аллеи замечаю знакомую фигуру. Савва не замечает меня, стоит боком.
Тело парализует. Всё внутри напрягается. Желание горит. Схватить сына в охапку и убежать подальше. Не позволить мужчине даже заметить Кирюшу.
Смотреть на него.
Не имеет Дубинин на это права.
Не имеет! Он отказался. Он убить хотел. Савва пусть в ад отправляется, а не к моему сыну подходит.
Но по закону…
Он может ведь. Всё может. И общения потребовать, и…
И пойти по общеизвестному маршруту, если рискнёт что-то предпринять.
Не буду я от него бежать.
Пусть Дубинин от меня прячется.
Савва, словно почувствовав моё внимание, оборачивается. Скользит взглядом по парку, останавливаясь на мне.
Мне кажется, я даже на расстоянии вижу, как мужчина напрягается.
Поздно уже бежать.
— Можно, — хриплю, доставая кошелёк. — Покатайся ещё, милый.
— Сам! — сын забирает у меня купюры.
Кирюша ещё ничего не понимает в деньгах. Маленький ещё до этого. Но с радостью платит за всё.
Детские книги обещали, что эта стадия начнётся ближе к трём годам. А Кирюша не любит быть как все. Поэтому уже проявляет первую самостоятельность.
Которая обычно доставляет больше хлопот.
Но я не спорю.
Позволяю сыну учиться.
Выдыхаю, лишь отправив сына кататься. Планирую держать его на расстоянии от Дубинина, если тот рискнёт подойти. Но мужчина не двигается. Беру себя в руки.
Может и не подойдёт. Сейчас мы не в запертом помещении, из которого мне не сбежать. Савве неинтересно. Лишь пытается словить мой взгляд.
«Не подходи» — предупреждаю мысленно.
Не смей.
Савва резко дёргает головой. Как в себя приходит.
И двигается прямиком ко мне.
Глава 7
Меня швыряет из одной эмоции в другую. Пока Савва приближается, нарочито медленно, я прохожу весь путь.
От испуга до лютой злости. От желания бежать до необходимости остаться.
Я нарочито отворачиваюсь от Саввы, фокусирую взгляд на красном джипе. Убеждаюсь, что сын будет кататься подальше, не приближаясь к месту взрыва.
А я точно взорвусь.
— Марьям, — мужчина оказывается рядом. Даже не пытается звучать удивлённым. — Я думал, что мне показалась.
— Дубинин, молю тебя. Поверь, что тебе дальше кажется, и иди мимо меня, — фыркаю, не поворачиваясь. Управляю электромашиной.
— Я не о том. Вчера видел твою мать с ребёнком. Сомневался, мало ли, может обознался.
— Обознался.
Сухо киваю. Я придерживаюсь новой тактики. Никак не реагировать на бывшего мужа. Не потакать его желанию задеть.
В прошлый раз Савва крючки забрасывал. Я их глотала. Тянулась, отвечая, поддерживая диалог.
Пусть ему станет скучно, и он уйдёт.
— Мне сказали, что ты согласилась на работу, — продолжает Савва. — Рад, что мы достигли понимая.
— Будто у меня другой вариант был, — шиплю под нос.
Прямо в лицо Дубинину не заявляю. Потому что — эмоции. Он как вампир впивается в них, по капле выдавливает. Пусть на голодном пайке теперь сидит.
И не хочу показать свою слабость. Что угрозой об увольнении меня так легко сломать можно. Пусть гадает, что по его указке сделал генеральный.
Убедил или надавил.
— Тогда жду тебя завтра в девять, — заявляет Савва. — В моём офисе.
— Я работаю с десяти, — отбиваю, дёргая плечом. — Ради тебя график менять не буду.
— Из-за сына?
— Что?
— Из-за сына с десяти работаешь? Я помню, что ты ранняя пташка, Мара. Даже просилась приходить в офис на восемь.
По телу бьёт холодным воздухом, заставляя поёжиться. Именно этим я объясняю появившуюся дрожь.
Обсуждать с Саввой сына — это отдельный вид пытки. Какой-то изощрённый, болезненный. Отдающий тошнотой.
В горле образовывается ком. Давит, не позволяя прохрипеть короткое
