Совилкупление - Рут Карделло
Я знаю, что он мертв, но не могу перестать пытаться.
Мертвые не исцеляются. Такова реальность, но в этом осознании не было необходимости. Мы могли бы предотвратить это. Я отклоняюсь и издаю первобытный крик.
Рэй огрызается:
— Оставь их. Мы уже выдали нашу позицию. Цель, вероятно, уходит.
Покрытый не только своей кровью, но и кровью Аллена и Билли, я поднимаюсь во весь рост. Сквозь стиснутые зубы я рычу:
— Мы никого не оставим. Это ясно?
Джек подходит и встает рядом со мной.
— Я буду нести их.
Губы Рэя скривились в усмешке.
— Делай, что хочешь, я иду за целью.
Несмотря на охватившее меня отвращение, я признаю, что это необходимо.
— Джек, отнеси их обратно. Мы отступим ближе к дороге. Все — используйте свои штыки, чтобы прощупать почву, прежде чем двигаться вперед. Вероятно, это не единственная мина.
Мы с Рэем обмениваемся взглядами в темноте. Мы с ним часто расходимся во мнениях, но, в конце концов, мы в одной команде, и я бы отдал свою жизнь, чтобы спасти его, если бы до этого дошло.
Он кивает один раз в знак согласия.
— Они воспользуются дорогой, чтобы попытаться сбежать.
— Они не уйдут, — я машу другим следовать за мной. Хотя технически на этот раз я не командир подразделения, Билли не будет отдавать приказы в ближайшее время.
Четырнадцать. Именно столько нас осталось. Из более чем пятидесяти мужчин.
Однако то, что мы делаем — важно, поэтому мы будем продолжать сражаться, пока не погибнет последний из нас. И никто от нас не скроется — ни сегодня, ни когда-либо еще.
Я останавливаюсь на полпути. Так думает каждый солдат, или я теряю человечность?
Я рад, что программа инсценировала мою смерть. Я бы не хотел, чтобы моя семья знала, каким человеком я становлюсь.
Глава девятая
‡
Мерседес
Провиденс, Род-Айленд
2024
— Итак… с чего ты хочешь начать?
Мой вопрос зажигает искру интереса в его глазах, и его взгляд опускается на мои губы. Я краснею с головы до ног и неосознанно тянусь к нему. Это не первый мой сексуальный сон, но обычно я не вижу лица мужчины, либо вижу не так детально.
Или, может быть, я не могу вспомнить их после пробуждения. Как грустно, что я, возможно, во сне испытываю что-то настолько сильное, только чтобы не унести с собой никаких воспоминаний об этом.
Он собирается поцеловать меня снова.
Первый раз меня удивил, но на этот раз я готова.
Он наклоняет голову ближе. Еще ближе. Я чувствую тепло его дыхания на своих губах. Однако что-то все еще беспокоит меня, и я выпаливаю:
— Почему ты не Грег?
Выражение его лица мрачнеет.
— Мужчина сверху?
— Да. Я имею в виду, ты секси и все такое, но мне не нравятся военные. Ты парень “немецкая овчарка”, тогда как я предпочитаю “золотистых ретриверов”. Если это мой сон, то разве ты не должен быть тем мужчиной, о котором я думала месяцами?
— Месяцы, да? — он проводит рукой по волосам и выпрямляется. — Ты думала о том, что это может быть не сон?
— Ну, есть альтернатива — в последнее время я была так одинока, что мой разум создал воображаемого друга. Я не хочу, чтобы это было правдой.
— Или я настоящий.
— Это означало бы, что я каким-то образом не заметила, как ты вошел в мою квартиру. Итак, вместо того, чтобы просто появиться, ты вошел — одетый вот так и разговаривающий, как будто ты из прошлого и путешествовал во времени или что-то в этом роде. Все это означало бы, что это ты психически неуравновешенный. Мгновенно эта ситуация превратилась бы из запутанной, но сексуальной в своего рода пугающую.
— Итак, мы придерживаемся того, что это сон?
Я медленно киваю. Он отходит, и я совершенно опустошена.
Он не кажется счастливее.
Через мгновение я решаю перестать высасывать радость из того, что могло бы стать забавным сном.
— Эй, ты знаешь, что такое телевизор?
— Да. У тебя он есть? — он оглядывает комнату, похоже, не понимая, что пятидесятидюймовый плазменный экран на стене — это и есть телек.
— Да, — я подхожу к кофейному столику и беру пульт. — Хочешь посмотреть фильм? — включаю телевизор.
Он подходит и встает рядом со мной.
— Я видел только один телевизор, и он был в магазине. Люди говорили, что в будущем у каждого будет такой.
Я сбрасываю туфли и выбираю угол дивана.
— Тогда садись, и мы посмотрим фильм.
Он опускает взгляд на свои туфли, затем на пиджак.
— Ты не возражаешь, если я устроюсь поудобнее?
— Н-нет, — выдыхаю я. — Я не возражаю.
Он наклоняется, чтобы расшнуровать ботинки, снимает их и аккуратно ставит рядом с кофейным столиком. Когда его рука тянется к узлу на галстуке, он говорит:
— Ты не против, если я кое-что сниму?
Боже мой. Боже мой. Я с трудом сглатываю.
— Да.
Он расстегивает пиджак, снимает его и кладет на спинку дивана. Я едва могу дышать. Он ослабляет галстук, затем развязывает его, прежде чем аккуратно свернуть и положить на стол. Я помню пикантную сцену, которую недавно прочитала, там был мужчина, его галстук и большое количество секса. Именно эта книга окончательно убедила меня, что я не хочу умирать девственницей. Когда его рука тянется к верхней пуговице рубашки, он останавливается и встречается со мной взглядом, как будто есть шанс, что я могу возразить.
Я киваю и даже не пытаюсь отвести взгляд.
Он расстегивает пуговицы, затем стягивает рубашку и вынимает ее из брюк, обнажая, к сожалению, еще один слой одежды: светло-коричневую хлопчатобумажную майку.
— Так-то лучше.
— Да, — прохрипела я.
Чем меньше на нем было одежды, тем красивее он становился. Он мускулистый, но не такой крупный, как мужчины, часто посещающие спортзал. Нет, он просто подтянутый с головы до ног. На нем нет ни единого изъяна, если не считать белого шрама вокруг одного из пальцев.
Положив рубашку поверх пиджака, он опускается на другую сторону дивана. Я поднимаю с пола одеяло, укрываюсь им и пытаюсь притвориться, что всегда так делаю.
— Какой фильм ты бы хотел посмотреть?
— Что-то произошло за этот период времени. Я хотел бы увидеть, как сильно изменился мир, и в чем он остался прежним.
— Сможешь ли ты выдержать романтическую комедию?
— Это то, что тебе нравится?
Я пожимаю плечами.
— Иногда. Я не люблю смотреть ничего грустного, потому что реальность и так часто бывает достаточно печальной.
— У тебя есть любимый фильм?
— Да, — я улыбаюсь. — Но
