Клятва ненависти - Лайла Джеймс

— Я оставлю вас, две дамы, наедине. Веселитесь.

А потом он ушел.

Эмили была намного старше и пухленькой версией Селены, которой пришлось уехать с отцом — на следующий день после моей свадьбы. Потеря компании причиняла мне боль, но Эмили и Стивен помогли заполнить пустоту.

— Ну вот. Все в твоем распоряжении, Джулианна. — Она жестом указала на двухслойный шоколадный торт. Я улыбнулась, когда Эмили назвала меня по имени.

Я хотела быть больше, чем миссис Спенсер, невестой Киллиана. Я хотела быть Джулианой, человеком, а не сосудом для Киллиана или ходячей маткой напрокат.

Следующие тридцать минут мы с Эмили ходили туда-сюда, вместе украшая торт. В последний раз, когда я что-нибудь испекла перед… несчастным случаем.

Но когда Эмили узнала, что мы разделяем страсть к выпечке, она убедила меня присоединиться к ней. Я не могла сказать «нет» пожилой женщине; она была чертовски убедительна.

Когда торт был готов, мы поставили его в холодильник. Это будет наш сегодняшний десерт.

— Почему бы тебе не отдохнуть, пока не будет готов ужин? — предложила Эмили.

Я кивнула и вышла из кухни, оставив ее заниматься тем, что у нее получалось лучше всего.

Это было идеальное время для меня, чтобы продолжить исследовать замок.

Через три часа после обеда я оказалась в маленькой библиотеке на Восточных качелях, которые теперь были моей частью замка.

Я страстно желала закончить «Грозовой перевал» и теперь приступила к моему второму сборнику стихов Эдгара Аллана По. Два дня назад я нашла издание в кожаном переплете на одной из полок.

Сдвиг влево заставил меня сидеть на стуле прямо; мое внимание переключилось на злоумышленника. Мое сердце практически катапультировалось к горлу, только для того, чтобы найти молодую девушку, сидящую со скрещенными ногами на столе рядом со мной.

Была ли это та, о ком я думала?

Эмили сказала мне, что у нее здесь живет внучка, но, видимо, она не любит знакомиться с новыми людьми, поэтому я никогда не видела девушку.

На ней были рваные джинсы и ярко-розовый свитер, ее черные волосы были собраны в небрежный пучок на макушке. У нее был пирсинг в перегородке, и она выглядела совершенно небрежно и непринужденно для того, кто только что подкрался ко мне.

— Как ты сюда попала? — спросила я, подозрительно глядя на девушку.

Она поджала губы. 

— У меня есть свои способы.

— Как долго ты наблюдаешь за мной?

— Неделю.

Мои брови удивленно приподнялись.

 — Тогда почему ты никогда не заявляла о своем присутствии?

Она сунула руку в карман свитера и вытащила пачку жвачки. Девушка сунула кусочек в рот, прежде чем предложить мне, но я покачала головой.

— Ну, я не общительный человек, — начала она. — Я хотела убедиться, что ты в порядке, прежде чем подойти к тебе.

— И что заставило тебя, наконец, подойти ко мне?

— Книга. — Она кивнула на мою руку, в которой я все еще держала коллекцию Эдгара Аллана По. — Могу ли я это одолжить?

— Тебе нравится поэзия? — спросила я, улыбаясь.

— Да, но я еще не читала этот сборник. Я не знала, что она есть в этой библиотеке.

Я провела пальцами по гладкой поверхности книги. 

— Сколько тебе лет? — спросила я, обнаружив, что хочу поговорить с ней.

— Четырнадцать.

Такая молодая, такая полная жизни. Я задавалась вопросом, на что это будет похоже.

— Я могла бы дать тебе книгу, но ты еще даже не представилась мне. Как тебя зовут?

Она закатила глаза, как типичная нахальная четырнадцатилетняя девочка. 

— Мирай. Это означает будущее на японском.

— Красивое имя. Я Джулианна, — представилась я.

Она махнула рукой, словно игнорируя мое представление. 

— О, я знаю. Жена Киллиана Спенсера. Девушка, которая прячется за своей вуалью. Новая хозяйка этого замка с привидениями. О да, я знаю, кто ты.

— Ты умница, — невозмутимо ответила я.

— Сарказм тебе не к лицу, — сказала она, лопая жвачку таким неприятным образом, что это должно было бы разозлить меня, но я была определенно заинтригована этой девушкой.

Или, может быть, я просто была одинока так долго… что я просто жаждала общения или просто кого-то, с кем можно было бы поговорить.

Я закрыла книгу и положила ее на журнальный столик перед собой, постукивая пальцами по верхней части обложки. 

— Как долго ты живешь в этом замке?

— Почти десятилетие. Моя мать наркоманка, и ей наплевать на меня. Моя бабушка Эмили — мой опекун.

У меня на языке вертелось желание извиниться или выразить ей свои соболезнования, но я увидела выражение ее лица и поняла, что этой девушке не нужна жалость. Никто не мог понять этого лучше меня.

Жалость была уродлива для таких людей, как мы, ядом, от которого не было лекарства. Мы просто хотели, чтобы люди нас понимали.

Я посмотрела на Мирай и увидела только более молодую версию себя. 

— Так ты, наверное, знаешь несколько историй об этом месте?

Мирай приподняла бровь. 

— Я знаю много историй.

Я усмехнулась, хотя это было скрыто за моей черной вуалью. 

— Первый вопрос, это место действительно населено привидениями?

— Ага, — она протянула последнюю букву «А» и одновременно кивнула. — Определенно. Призрак Арабеллы бродит по этим залам.

Заинтересовавшись, я наклонилась вперед. 

— Арабелла? — Спросила я.

— Маркиза Вингинтам. Жена первых маркизов этого замка, — терпеливо объяснила Мирай. — Они были первой парой, поселившейся здесь.

— Это трагическая история любви, о которой я слышала? — Я умирала от желания узнать об этой паре с тех пор, как услышала об острове Роза-Мария, но ни Эмили, ни Стивен не интересовались моими вопросами и почти не давали мне хороших ответов.

— Ага. И есть еще три. До тебя в этом замке жили всего четыре пары, и каждая история закончилась трагически. — Мирай сделала паузу, выглядя задумчивой, прежде чем кивнула сама себе и продолжила. — Последняя пара жила здесь в 1914 году, как раз перед первой мировой войной. Мужчина погиб в бою, а жена вскоре скончалась от сердечной болезни через две недели после смерти мужа. В то время она была беременна.

Я уставилась на нее, моя челюсть отвисла.

 — Ты хочешь сказать, что этот замок пустует уже более ста лет?

Ее губы изогнулись в заразительной улыбке. 

— Ну, не совсем так! Горничные и дворецкие следили за тем, чтобы это место было чистым и пригодным для жизни. Моя бабушка, и ее мама, и мама ее мамы… все они были домработницами в этом месте. Они практически сохранили это место.

— Интересно,