Одолжи мне жениха - Дарья Волкова
Весь ужас постигшего меня… нет, даже не несчастья… катастрофы, так точнее! – я осознала через день. Когда, придя с работы, обнаружила, что дверную ручку мне намазали дерьмом. То есть обнаружила я это не сразу, а когда за ручку взялась. Что это дерьмо – когда поднесла руку к носу. То, что надо, после тяжёлого рабочего дня, вы понимаете? И вместо душа и ужина я оттирала руки, ручку и дверь – ей тоже немного досталось.
Потом даже сил не было на ужин. Да и аппетита после возни с дерьмом – тоже. Ну и ладно, авось схудну. А то у меня весь корм – в коня, то бишь в Тоню. В общем, вместо ужина я курила на балконе и вслух возмущалась. Потом позвонила Феня, напомнила, что мне завтра на окрас моей красной шевелюры. После чего Фене пришлось выслушивать мои стенания по поводу воспитания современной школоты. Феня мне посочувствовала. Полегчало. И даже аппетит проснулся, и я пошла шуршать в холодильнике, смотреть-разглядывать, что бог послал. А то вдруг жопа похудеет. А без жопы Тоня Карманова – ну совсем не то.
Через день выяснились две вещи. Во-первых, система воспитания современной школоты ни при чем. Во-вторых, дерьмо собачье. Точнее, дерьмо тире собачье. Ибо теперь оно было навалено у порога. А на самой двери красной баллонной краской начертаны были письмена огненные. Точнее, одно… ШЛЮХА.
В общем, я снова вместо ужина убирала дерьмо – в этот раз получилось быстрее, оно же не было размазано. А вот с надписью пришлось повозиться. Хорошо, что в ванной нашлась оставшаяся с годичной давности ремонта бутылка с уайт-спиритом. Надышавшись растворителем, но не оттерев до конца краску – теперь моя дверь выглядела так, словно на ней кого-то убивали – вся в красных разводах, – я мрачно курила на балконе. И пыталась как-то уложить в голове факт, что люди, которых я знаю практически всю жизнь, способны на такие… мерзопакостные поступки. Ситуацию усугубляло то, что вины моей не было совершенно никакой. Прямо классика жанра: «Не виноватая я, он сам пришёл!» Но шанс всё толком объяснить я упустила, теперь слушать меня однозначно не станут. Соседи вышли на тропу войны. Кроме шуток, ничего хорошего в этом нет. Но когда я представила, как тётя Галя или Виолетка ползают по земле, добывая собачье дерьмо, мне стало смешно.
На следующий день смеяться мне расхотелось. Потому что мне в замок напихали, как позже выяснилось, спичек. Выяснили это сотрудники службы спасения, которых мне пришлось вызвать, когда я не смогла открыть замок. Парни довольно быстро и умело справились с абсолютно невыполнимой, на мой взгляд, задачей – просто выжгли спички из замка с помощью какой-то железной раскалённой фиговины. Замок при этом не пострадал. Парни посмеялись, поинтересовались, кому же насолила такая красивая девушка, взяли деньги и отбыли дальше по своим спасательным делам. Да уж, девушка красивая от слова «красная». Волосы свежепокрашены, морда от натуги и злости красная.
«Нет, – думала я уже перед сном, – это не может продолжаться долго. Они же взрослые люди, и этот детский сад им надоест».
А через день в моем многострадальном замке была уже жвачка, а перед дверью – гора шелухи от семечек высотой почти мне до колена. Вот вам и детский сад. Вот вам и «надоест».
Приехавшие спасатели – как родные уже! – посоветовали подать заявление в полицию. «Девушка, это же намеренное нанесение материального ущерба», – посоветовал мне худой чернявый парень с рябыми щеками, вливая шприцем в замок какую-то жидкость, судя по запаху – ацетон. «После третьего раза надо будет менять замок», – добавил он.
Да какое там заявление! При мысли о том, чтобы иметь дело с Виолеттой и ее мамашей, мне становилось дурно. Да, струсила, признаю. Пообещав сделать мне в следующий раз, как постоянной клиентке, скидку, парни удалились. А я села на диванчик и пригорюнилась. Конкретно так пригорюнилась, что аж плакать захотелось. Нет, серьёзно. Представила, что завтра, после полного под завязку рабочего дня, – а у меня завтра плотненько, – я приду домой… И застыну перед дверью. Чёрт его знает, куда завтра завезёт двух шизанутых мадам их фантазия.
В общем, сидела я, как Алёнушка у пруда на какой-то известной картине, жалела себя. Дожалела до того, что уже начала вспоминать Ярика. А что? Не выгони я тогда Ярика, ничего бы этого не было. Не явился бы ко мне на порог конь породы «Огарёвский рысак», а если бы и явился – так Ярик бы его… Тут я некстати прыснула, представив противостояние двух Ярославов – с очень предсказуемым результатом, надо сказать. Но вовремя спохватилась – нашла время ржать, Тоня! – и принялась себя снова жалеть. Так обстоятельно к этому делу подошла, что даже носом начала пошмыгивать. И тут меня отвлёк от мыслей скорбных дверной звонок.
Не надо лишний раз напоминать, да? К двери я подошла осторожно. И опасливо заглянула в дверной глазок. После чего гостеприимно распахнула дверь. Чтобы услышать до боли знакомое:
– Привет. Как дела? Есть чё пожрать?
Я стала медленно набирать в лёгкие воздуха. Чтобы заорать.
– Тихо-тихо-тихо… – верно расценил мои намерения Огарёв. И жестом фокусника протянул мне левую руку, которая до того была скрыта дверью. А в руке красовались три коробки с пиццей.
– Не знаю, какие ты любишь, взял разные.
В общем, спустя десять минут я сидела на кухне, совсем не эстетично жевала вкуснючую, еще тёплую пиццу, запивала ее чаем и взахлёб жаловалась Огарёву на жизнь. Огарёв же молча слушал. Даже на пиццу не покушался, а чай его так и стыл в кружке.
– Знаешь, ты, наверное, правильно сделал, что сбежал со свадьбы. – Я сыто откинулась спиной к стене. Покосилась на вскрытые коробки. Ой, я на нервной почве такая прожорливая… – Хрен знает, что там в голове у людей плещется, которые собачье дерьмо на улице собирают и соседям двери мажут. Считай, что тебе повезло. Сорвался с крючка.
– Угу, – как-то бесцветно отозвался Ярослав. Он потёр лоб, полез в карман и, не спрашивая разрешения, прикурил. Посмотрел на меня сквозь сизый дымок. – Слушай, а может, тебе это… На время переехать?
– Куда? – вздохнула я. Если честно, об этом я уже подумывала. Подруга Ганя живёт с родителями и братом, их там четверо в двушке. Феня – в комнате в общежитии с парнем, с которым у нее перманентно «всё сложно». А больше у меня никого нет. А-а, еще есть Ярик. Но не настолько же всё плохо. Пока
