Дай тебя забыть (СИ) - Миронова Аля
“Может, наоборот: шестой сектор, третий ряд…”, — возникла идея, подавляя новый приступ горького отчаяния.
Я обошла шестой сектор, затем и пятый, потом вернулась к началу.
Не нашла.
Настроение заметно попортилось, грозя увести меня в истерику, и я решила немного отвлечься, обратившись к смотрителю. Уверена, что он мог бы подсказать хоть что-то. В конце концов, должна же быть какая-то книга захоронений…
Однако, сторожка оказалась заперта, и это выбило меня из колеи окончательно.
Истерика накрывала лавиной, пока я стучала и кричала, в надежде, что он там… Просто не слышит. Но время шло, и ничего не менялось.
“Нельзя сдаваться! Мама с Костиком не этому меня учили!” — попытался приободрить меня внутренний голос.
Размазав слезы по щекам, стала упорно обходить сектор за сектором, проходить каждую могилку, вглядываясь в лица на гранитных плитах, чтобы не пропустить родных. Вдруг я просто невнимательно смотрела?!
Я всё равно найду! Должна…
Когда я была на седьмом, внезапно потемнело, буквально, до черноты: можно было бы решить что солнце окончательно зашло за горизонт, если бы не раздался оглушающий гром.
“Успею, я должна!” — только подумала, как меня, словно из ведра, окатили водой с головы до ног. Затем еще раз. Подобный ливень мама называла тропическим: сильный, внезапный и никогда не знаешь, когда он закончится.
Под таким обильным потоком жидкости дорожки практически сразу размыло, а мои ноги заскользили. Не удержавшись, я налетела на невысокую ограду какой-то могилы, и кубарем перевалилась через нее, больно ударившись головой. Да и на ногах наверняка образовались рваные раны от зубцов ограды. Только сейчас это не имело никакого значения.
Встать сил не было, да и ливень был такой мощный, что придавливал к земле, словно хотел похоронить заживо.
В какой-то момент появилась мысль немного переждать дождь и попробовать добраться до остановки или до трассы, и поймать машину.
Да, так и поступлю. Мне должно хватить…
Проклятье!
Только сейчас до меня дошло, что я забыла свои единственные деньги, вместе с учебным планшетом в злосчастной маршрутке.
Ну зачем, зачем я поперлась одна на это кладбище?! Кому и что я хотела доказать? Как была никому не нужной неудачницей, так и сдохну ею на могиле постороннего человека…
Пожалуй, в столь безвыходном положении утешало только одно: я искренне верила, что все равно встречусь с мамой и братом. Пусть и на том свете…
***
Непогода лишь усиливалась, вгоняя меня во все большее отчаяние: теперь к грозе, бушевавшей прямо над головой, поднялся еще и ледяной ветер, пробирающий до самых костей.
В какой-то момент я даже перестала ощущать холод. Мое тело больше не сопротивлялось обстоятельствам, а покорно ожидало какой-либо исход.
Наверное, это не самый худший вариант из всех возможных, ведь просто замерзнуть и уснуть — это гораздо лучше, чем пасть от рук болезни или другого человека.
А, если подумать, хорошо ли я жила? Первые одиннадцать лет — просто отлично! Наверное, я бы позавидовала самой себе. У меня была чудесная семья, детская и чистая влюбленность, непоколебимая вера в светлое и надежное будущее…
Я была счастлива, даже со сбитыми в кровь коленками, с высоченной температурой во время гнойного отита на левом ушке, когда заставляли есть манку… Наверное, для семнадцатилетней девушки подобного должно быть достаточно, ведь это куда лучше, чем подыхать от неразделенной любви к тому, кто воспользовался тобой и разбил хрупкое сердечко вдребезги.
Уверена, Паша, если бы мы с ним встретились при других обстоятельствах, и во мне не вспыхнуло отвращение к нему, поступил бы со мной именно так, потому что это далеко не тот мальчишка Макс из моего наивного прошлого.
Только я слепо поверила бы ему, любой банальной лжи о его якобы глубоких чувствах. Потому что мне отчаянно хотелось получить хоть капельку любви.
Как бы я ни старалась быть сильной, закрытой от этого мира, — чего уж отрицать, — я глубоко одинока. И даже появление отца, буквально на одно мгновение, на секундочку, дало надежду моему глупому сердечку.
Набожные люди любому горю присваивают умысел Божий. И мне говорили, что такова судьба, что все будет хорошо. Где это ваше “хорошо”?!
Я шесть лет провела в аду! Меня били, наказывали, принуждали, каждый раз едва ли не тыча меня носом в мою “неправоту”! Я жила без любви, без веры, без надежды.
Лишь стремление реализовать не сбывшуюся мечту брата заставляло меня продолжать бороться. Ему было всего двенадцать… Сейчас он мог бы учиться в выпускном классе, встречаться с какой-нибудь первой красавицей школы, быть капитаном школьной спортивной команды по баскетболу, например. А я бы расписывала его рюкзаки и кеды в уличном стиле, а по дороге домой из школы мы бы читали рэп о любви и ели мороженку, даже зимой.
Почему, почему он умер так рано?!
А мама?! Господи, да в ее возрасте еще детей рожают, почему ее так рано не стало?
Почему моих родных отобрали у меня?! Какой во всем этом я должна увидеть смысл?! Почему тот, кого я считала эталоном настоящего мужчины, предал память своей семьи, предал маленькую Маргаритку?! Где обещанное “хорошо”?!
В какой-то момент я поймала себя на том, что у меня открыт рот. Возможно, это не ветер выл, а я, погруженная в свои мысли, ведя откровенный диалог внутри себя. Должно быть, впервые.
Пожалуй, веру придумали слабые люди. Чтобы оправдывать собственные неудачи, свое ничтожество. Чтобы не признавать то, что они сами не способны лезть из кожи вон для достижения своих целей.
А что, если после жизни и нет ничего? Что, если я просто растворюсь, и никогда больше не увижу своих родных?
Идея! Надо просто уснуть! Представить себе, как мы устраивали пикники во время поездки на детской железной дороге. А сколько земляники было на лесных полянках, освещенных яркими солнечными лучами! Один раз я объелась аж до боли в животе…
— Рита! Рита! — надоедливо зудело что-то над ухом. — Да приди же ты в себя, негодная девчонка!
Мои глаза не хотели открываться, вообще тело уже не могло производить хоть какие-то движения. Наверное, и голоса не было, просто галлюцинации.
А это, наверное, даже хорошо. Скоро станет тепло, светло, хорошо.
Глава 5
— Не смей! — мой анабиоз снова нарушил чей-то рык, и на сей раз мне не показалось. Плечи обожгло, словно раскаленным свинцом, когда в них вцепились какие-то клещи. — Слышишь?! Не смей осквернять могилу моей сестры своим жалким трупом!
Глаза открыть не получалось, как и отмахнуться от голоса — тело совершенно не слушалось. А мне отчаянно хотелось, чтобы меня просто оставили в покое.
— Как же я тебя ненавижу! — прошелестело прямо над ухом.
А затем я словно взлетела: резко и против воли. Мне категорически не нравилось это. Тело обожгло в местах прикосновений и стало как-то не по себе.
Хотя, пожалуй, было все равно. На меня всем плевать, а значит, обладатель голоса и горячих лапищ хотел лишь перетащить меня в другое место и там бросить. Не самый худший вариант.
Затем я ощутила странный толчок и послышался грохот, совсем не похожий на раскаты грома.
Каково было мое удивление, когда мое тело опустилось на что-то мягкое, хоть и прохладное, а дождь над головой стих, больше не “раня” мое тело, лишь продолжая свою какофонию, слышимую лишь фоном. Мне снова стало холодно, и я задрожала, громко клацая зубами.
— Как же бесишь, — не столь грубо, скорее, озадаченно, прозвучало следом за очередным хлопком. — Подожди, сейчас.
Теперь, когда все прочие звуки стали приглушенными, я не только отчетливо слышала собственное тяжелое дыхание, но и обладателя голоса, который мне был совершенно незнаком.
От подобного неожиданного открытия мне даже удалось распахнуть глаза. Помещение, хотя, скорее, — небольшая комнатушка, в которой царил полумрак, потому что светильник едва работал.
