Когда я встречу тебя вновь. Книга 1: Любить нельзя забыть - Нина Резун
– У тебя проблемы с памятью?
– Нет. Но есть сложности с письменными работами. Они даются мне с трудом.
– Даже если так, по твоим выступлениям я этого не заметил. Нареканий они не вызывали.
Он следил за моей учебой? Мне стало приятно от его слов. Если он обратил внимание на меня, значит, я шла в верном направлении.
– Спасибо. Я старалась.
Шандор окинул помещение взглядом, будто только сейчас зашел в него. А посмотреть было на что. Непривычные глазу неокрашенные кирпичные стены, искусственно состаренные – со сколотыми краями и неровной укладкой раствора, деревянные балки на потолке, выкрашенные в темно-коричневый цвет, свисающие над столами небольшие металлические светильники, по форме напоминающие мегафон и темные квадратные столики на металлических ножках придавали помещению брутальности и строгости, но вместе с тем обладали суровым шармом и простотой.
– Интересная обстановка, – сказал он. – Ты бывала здесь раньше, Лизавета?
– Да, с отцом. Он работает неподалеку отсюда, мы часто с ним здесь пересекаемся.
– Вы живете раздельно?
Я усмехнулась.
– Нет, вместе. Но иногда нам удобнее пообщаться за пределами от дома.
– Кто-то мешает вам это делать дома?
– Нет, не мешает. Но мы любим уединиться, если это можно так назвать, в кафе, где нет мамы. Здесь другая атмосфера.
– У вас с отцом есть секреты от нее?
– Не то чтобы секреты. Просто у меня с отцом более доверительные отношения, чем с мамой.
Я взяла чашку и сделала небольшой глоток чая. Он все еще был горячим, и приятно согревал тело своим теплом.
– Я люблю делиться с ним своими переживаниями, – продолжила я, – потому что знаю, он искренне порадуется моим успехам, словно это его личные достижения, приободрит, если меня постигнет неудача, и сделает все от него зависящее, чтобы помочь мне ее преодолеть.
Шандор опустил взгляд в свою чашку и с грустью улыбаясь сказал:
– Это здорово, что у вас с отцом такие теплые отношения. Многие об этом могут только мечтать.
Я услышала подтекст в его словах и хотела уточнить, не о себе ли он говорит, но Шандор стряхнул с себя печаль и опередил мой вопрос:
– С мамой у тебя нет такого единодушия?
– Ты не подумай ничего плохого, мама у меня хорошая, добрая и заботливая, и я ее очень люблю, но порой чересчур требовательная и придирчивая, с ней тяжело делиться своими чувствами, она часто подвергает их критике и сомнению.
– Ты не любишь критику?
– Конструктивную я готова выслушать. Может быть не сразу, но приму ее. Но такой она бывает не всегда.
Девушки, которые сидели в соседнем ряду, неожиданно громко засмеялись, и все посетители кафе к ним обернулись. Видимо, они и сами не ожидали от себя такого, потому что тут же смутились и стыдливо посмотрели на нас. Мы с Шандором переглянулись, улыбнулись друг другу, и он вновь вернулся к разговору о моем отце:
– А где работает твой отец?
– В детской краевой больнице. Он врач.
– Врач…
Шандор как-то странно посмотрел в мои глаза, затем перевел взгляд куда-то в сторону – то ли на мое плечо, то ли на косу – и о чем-то задумался. Смотрел на меня, но как будто бы сквозь меня.
– Что-то не так? – не выдержала я его немого созерцания.
Шандор вернулся из прострации и улыбнулся:
– Извини, кое-что вспомнил.
– Поделишься?
– Не о чем говорить. Пустяки. Скажи лучше, какой врач твой отец?
– Педиатр и гематолог-онколог в одном лице.
– О! Серьезная профессия. Он лечит больных детей? Рак?
– Да, в основном рак.
Это была грустная тема, на которую мне не хотелось говорить, но Шандора она очень заинтересовала.
– И каков процент спасенных жизней?
– Статистики я не знаю. Мы нечасто говорим о его работе. Но я вижу, когда день был удачный, когда нет. Он работает с детьми уже много лет, казалось, должен бы привыкнуть, но порой ему сложно остаться невозмутимым. Случается, что маленькие пациенты уходят, как бы за их жизнь не бились врачи. Отец воспринимает это как личную трагедию. Это тяжело. Но он не видит себя никем другим.
– Почему он выбрал эту профессию?
– Много лет назад у папы был старший брат. Между ними была разница в три года, и они очень дружили. Для отца он был примером, папа во всем ему подражал. А потом брат заболел, и его не спасли. Он был еще жив, когда мой папа пообещал ему, «что вырастет и станет врачом, и будет спасать детей. И не останется ни одного ребенка, который сделает своих родных и близких несчастными. Потому что он их всех спасет, и они будут жить долго и счастливо». С этой клятвой он живет всю жизнь. Можешь представить, как нелегко ему терять своих пациентов? Словно он нарушил слово, данное любимому брату.
– Да, это тяжело, – согласился Шандор.
Он поднес чашку к своим губам, подул в нее и сделал небольшой глоток.
– А чем занимается твоя мама? – спросил Слобода.
– Она домохозяйка.
– Давно? – и тут же поправился: – Я хотел спросить, она всегда была домохозяйкой или чем-то еще занималась?
– Можно сказать, что всегда домохозяйкой.
На лице Шандора промелькнуло легкое недоумение, словно он не ожидал такого ответа.
– Конечно, мама училась в педагогическом институте, окончила его, и это несмотря на то, что я родилась у нее на четвертом курсе, но проработала она совсем мало. Из-за меня. Сначала со мной сидела бабушка, пока мама училась, а потом она умерла, и меня отдали в детский сад. Я часто болела, и родители приняли решение, что мама будет сидеть дома со мной, а зарабатывать деньги станет папа.
– На кого она училась?
– На учителя русского языка и литературы.
Шандор улыбнулся. Его интерес ко мне и моим родным подпитывал надежду на дружеские отношения между нами, которые и мне позволят узнать его лучше. А пока я отвечала на его вопросы, получая основание задать свои. Как говорится, откровенность за откровенность.
– Что тебя насмешило? – спросила я.
– Я ожидал такой ответ.
– Почему?
– У тебя очень аккуратный и красивый почерк, и у меня возникли именно такие ассоциации.
Я посмеялась.
– Тогда я боюсь предположить, кто твои родители, – вырвалось у меня.
Шандор сдержанно улыбнулся. Я тут же поняла, что сказала лишнее. Необдуманно, не со зла, даже забыв, что он чистокровный цыган, я как будто бы посмеялась