Греховные клятвы - Лилиан Харрис
Она из влиятельной семьи. Оба ее родителя — сицилийцы. Ее отец владеет кучей винных магазинов, откуда мы получаем все наше снабжение для ресторанов и баров, причем по цене гораздо ниже рыночной. Это самое малое, что может сделать ее отец, говорит мой собственный. Элио никогда бы нам не отказал. Он знает лучше.
— Когда у вас двоих будет ребенок, и мы с мамой получим еще одного внука?
Вот так: мой отец снова начинает с Рафом. Это происходит на каждом чертовом семейном ужине. Если не это, то что-то другое.
— О, Джанкарло. — Мама игриво хлопает его по груди. — Оставь детей в покое.
— Да ладно, я серьезно. — Мой отец хмыкает. — Почти три года женаты и нет детей? Чего ты ждешь? Никто из вас не молодеет.
Он смотрит прямо на Бьянку, и ее глаза неловко опускаются на колени.
— Ей двадцать пять, а мне тридцать семь. — Челюсть Рафа сжимается, когда он наклоняется вперед с резким вздохом, устремляя на нашего отца пристальный взгляд. — Мы не такие старые, как ты.
— Ты можешь только мечтать о том, чтобы быть таким, как я. — Мой отец ударяет кулаком в грудь, его черты затуманены яростью. — Я бы уже не раз обрюхатил свою жену.
Николетт расширяет глаза, почесывая длинными ногтями шею.
— Мы уходим. — Раф начинает подниматься.
— Чего ты такой чувствительный, а? Что такого плохого я сказал? — издевается отец с напряженным смехом.
Воздух сгущается от тяжелого беспокойства, глаза моего брата по-прежнему устремлены на него.
— Я имею в виду, твой… ну, ты знаешь…, — говорит отец, бросая взгляд на Софию, которая сидит на коленях моей матери и смотрит туда-сюда между ним и Рафом. — Он все еще работает, да?
И мы все знаем, что он имеет в виду член.
Все лицо Рафа напрягается. Я практически чувствую, как ярость наполняет его кровь ядовитыми мыслями.
Так всегда было с ними. Сколько я себя помню, у моего отца были претензии к Рафу. Даже когда мы были детьми, он никогда не был достаточно хорошим во всем. Достаточно сильным. Достаточно зловещим.
Я? У меня никогда не было такой проблемы. Мы все знали, что я был любимчиком, и я ненавидел это. Джио? Наш отец просто терпел его.
— Папа… — сказал Джио. — Хватит.
— Да, пойдем. Нам, наверное, пора идти, — говорит мама с напряженной улыбкой, играя с волосами Софии. — Этой маленькой девочке нужно поспать. Разве не так?
— Я не устала. — София корчит рожицу.
— Видишь? Она не устала, — говорит мой отец, вскидывая руку вверх. — Все, что я пытаюсь сделать, это убедиться, что у нас есть крепкое новое поколение. Сильные гены Марино. Никаких слабаков.
Он говорит это, глядя прямо на Рафа.
Бьянка перебирает пальцами свои черные волосы длиной до плеч, а Николетт вскидывает брови, глядя на Рафа.
— Да, потому что ты должен знать, что такое быть киской. — Голос Рафа повышается. — Разве не так, папа?
— Слышали? — Отец хихикает, но смех не достигает его глаз.
Он вскакивает на ноги, а затем мой брат вскакивает на свои, стиснув зубы.
— О Боже, — бормочет София.
Руки моей матери скользят вокруг нее; глаза моей малышки полны страха и наполнены слезами.
И тогда с меня наконец-то хватит. Я встаю, становлюсь между ними, прикладываю ладонь к груди каждого из них.
— Этого не должно происходить в моем доме, — говорю я им обоим. Я не позволю драться рядом с моей дочерью. — Вы все сейчас уходите. Сначала ты и мама, потом папа. Идите.
— Хорошо. — Его усмешка глубока, когда он отмахивается от меня. — Я ухожу. Я ухожу. — Он поворачивается к Софии. — Дедушке нужно выспаться. Увидимся завтра, хорошо, принцесса?
— Хорошо, дедушка. Люблю тебя. — Она быстро обнимает его, затем крепко обнимает мою маму и прижимает ладонь к ее щеке. — Люблю тебя, бабушка.
— Я тоже тебя люблю, моя любимая девочка. — Мама целует ее в лоб, затем хватает свою сумку и направляется к двери вслед за нашим отцом.
Это то, что она делала большую часть своей жизни. Ходила за ним по пятам. И их дерьмовый брак заставил меня давным-давно понять, что мне нужна не жена, которая следует за мной, а та, которая идет рядом со мной. Мне нужна чертова королева.
Как только они выходят за дверь, Раф резко выдыхает, проводит ладонями по лицу и стонет от разочарования.
В этот момент София подходит к нему и кладет руку ему на макушку.
— Ты в порядке, дядя Раф? Он был не очень добр к тебе, не так ли?
Он смотрит на нее, густые брови изгибаются, рот искривляется.
— Ты моя любимица. Я когда-нибудь говорил тебе об этом?
— Да? — Она трепещет ресницами, улыбаясь.
Ей всего пять. Что, черт возьми, я буду делать, когда ей исполнится пятнадцать?
Я собираюсь вырубить каждого коротконогого урода, который думает, что может тронуть мою девочку. Вот что я сделаю.
Черт, я не готов к этому. Не в одиночку. Воспитывать девочку и так тяжело. А воспитывать будущую женщину? Я не смогу справиться с этим без кого-то, кто знает об этом больше, чем я. Мама поможет, но это не то же самое.
— Ты всегда будешь моей любимицей, жучок Софи, — говорит он, как раз когда она зевает.
Раф встает, берет ее на руки и поднимает в воздух, ее смех и визг стирают весь негатив, который мой отец мастер вытаскивать наружу.
— Хочешь, чтобы я уложил ее в постель? — спрашивает он меня, сажая ее себе на плечи.
— Эй! — София протестующе хихикает. — Я сказала, что не устала!
— Ну да, конечно, детка, — говорю я ей. — Тебе завтра в школу, а сейчас уже восьмой час.
— Скуууучно. — Она закатывает глаза.
Я поднимаю одну бровь.
— Тебе лучше не закатывать глаза. Прямо сейчас.
— Прости, папочка. — Она одаривает меня милой улыбкой и смотрит на меня своими ланьими глазками.
Этот прием всегда срабатывает на мне.
— Обмотала папочку вокруг своего пальчика, да? — Бьянка смеется, глядя на нее сверху. — Ты так добр с ней, Раф.
И то, как она это говорит, как напрягаются черты ее лица, как рука на секунду скользит по животу… как будто она тоже хочет ребенка.
Я никогда не спрашивал брата об этом. Это не мое дело, и уж точно не дело моего отца.
Пока Раф уводит Софию наверх и исчезает из виду, Бьянка неловко шаркает ногами.
— Я не знаю, почему твой отец так с ним обращается.