Я не вернусь (СИ) - Тина Милош
— Привет, — всего одно слово родного голоса, и все внутри наполнилось приторной нежностью и жуткой тоской. Тут же захотелось на всех парусах нестись к нему, пусть даже пешком и босиком по снегу. Мой родной человек был далеко, не рядом, и от этого становилось невыносимо, сердце разрывалось от слишком глубоких чувств к нему…
А у Паши был кулон в виде штанги — он тогда начал в спортзал ходить. Я с нулевым результатом обошла все магазины города, и в итоге заказала этот кулон посылкой из столицы. Павлик врядли пошел бы на такое подвижничество, а вот мне очень уж хотелось сделать ему приятное.
— Крутой кулон, — оценил его друг. — Где нашла?
— Там уже нет, — загадочно улыбнулась я, наблюдая за Пашкой, которому подарок явно понравился.
И вскоре этот самый кулон стал причиной очередного расставания. Якобы я потратила деньги на ерунду. Моей искренней обиды не было предела.
Когда Таня приехала перед Новым годом в Россию, то тут же решила вспомнить былые времена и первым делом направиться в сонмище громкой музыки и нескладно двигающихся тел. К сожалению, неугомонная подруга из всех танцевальных клубов города выбрала один нетанцевальный. Караоке-бар. Мои попытки отговорить ее от этой не самой удачной затеи не дали ровным счетом никакого результата.
— Хочу петь и танцевать! — повторяла она, словно заведенная, всю дорогу до бара. А в баре было о-очень много народу — естественно, предновогодние вечера. У людей корпоративный отдых в большинстве случаев. Какая-то часть меня рвалась обратно домой и едва ли не кричала: «Мельникова! У тебя же нет ни слуха, ни голоса! Беги отсюда, матом прошу! А Танька пусть сама отдувается у микрофона!» И, тем не менее, я осталась. Ту нескладную, не попадаемую ни в одну ноту «Скажи» группы «Сплин» я запомнила надолго. Было стойкое ощущение, что все гости того караоке-бара едва сдерживались, чтобы не закидать грязными тарелками неудавшуюся певицу.
— Скажи, что я его люблю-у,
Без него вся жизнь равна нулю-у… -
пела я так самозабвенно, как красные на митинге. И представляла перед собой лицо своего любимого человека, которому, в принципе, и были посвящены эти несколько минут позора. Но только он не слышит и врядли услышит мои потуги, сформировавшиеся в несложное признание. Хотя… вот же Танька!
Сходя с небольшого пятачка сцены, я заметила, как подруга снимает меня на камеру в телефоне. Только не это… Она же этим компроматом мне репутацию напрочь испортит! Какой позор… Ну все, Катерина, пропала твоя честь в маленьком мобильнике лучшей подруги…
Таня, глядя на мое испуганное лицо, от души рассмеялась.
— Ой, не могу… Кать, в тебе умирает Пугачева! Достойная замена Примадонне! Без него вся жизнь равна нулю-у-у-у… — протянула она и засмеялась еще громче. Я раскраснелась и начала попивать коктейль, заодно наблюдая за другими выступающими, которые выбирали менее притязательные композиции. О, Виктор Цой, мой личный катарсис. Правда, «Звезда по имени Солнце» в нескладном исполнении трех парней была даже более фальшивой, чем мой «Сплин»…
Когда вновь наступила наша с Таней очередь, я всерьез хотела отказаться и дать ей право опозориться одной, но подруга решительно потянула меня на сцену. Сопротивлялась я слабо, так, для виду больше. Все-таки пару глотков алкоголя уже дали о себе знать, ударив в голову легким бесстрашием. Я не знала, какую композицию попросила для нашего недодуэта Таня, но по первым нотам догадалась. Да и не только я, но и весь зал. Твою мать, Танюха! Уж лучше бы ты «Владимирский централ» заказала! Но только не это…
— Глупая, ну хочешь — плачь,
Я буду за руку тебя держать… -
запела она и, как ни странно, вполне даже сносно запела. Приятно. Не Дубцова, но около того. Мое соло оставляло желать лучшего:
— Они нам реки измен,
Они нам океаны лжи,
А мы им веру взамен,
А мы им посвящаем жизнь… -
продолжила я воспроизводить быстро меняющиеся строчки текста на экране, физически ощущая, как напряглась стоящая в полуметре от меня подруга. А она ведь действительно любит Ивара… и жизнь ему посвятить готова… я ведь помню, как она мечтала стать хирургом.
— Представь, — говорила она лет эдак пять назад: — приходят ко мне благодарные пациенты и приносят цветы, конфеты, кофе… особенно кофе. Я даже в свой кабинет кофеварку куплю и буду варить кофе на все отделение…
Благодарных пациентов не случилось, как, впрочем, и кофеварки — распробовав лимонный чай, заваренный свекровью, Таня решительно отказалась от других напитков. А сразу после получения диплома вышла замуж, переехала в Германию и до сих пор не знает о том, что такое трудовая книжка… Ее ежедневная работа — маленький сынишка, требующий постоянного маминого внимания. Сейчас она впервые за долгое время взяла домашние каникулы.
— Кому? Зачем?
А мы им посвящаем жизнь!
Кому? Заче-ем?
Подпевал весь бар. Даже снующие между столиками официанты не скрывали улыбку и тихонько шевелили губами. А мы пели! Самозабвенно, не замечая ничего и никого вокруг. Не было перед нами полного зала слушателей. В нашем воображении перед сценой сидели только двое — Паша и Ивар. Два, не побоюсь этого слова — идиота, которые не понимают, насколько это тяжело — любить. Ревность, глухая и слепая ревность, которая стирается лишь одним, тем самым всепоглощающим чувством, которое захватывает полностью и отдаляет от всего мира.
— Те, кому мы не нужны,
Каждую ночь без стука в наши сны.
Так скажи мне, правда чья?
В клочья душа, но им Господь судья…
Когда мы под громкий шквал аплодисментов, раскрасневшиеся и погрузившиеся каждая в свою внутреннюю вселенную — приземлились за стол, я не переставала думать: а действительно, чья правда? Паша слушает свою мать, которой я по неизвестным причинам пришлась не по нраву. А я люблю Пашу — всей душой, всеми своими мыслями и чувствами. И кто из нас прав? Тот, кто позволяет кому-то другому решить за себя или тот, который вообще никого не слушает?
А неплохо Дубцова поет, однако. Ведь действительно, самую сильную боль причиняют именно близкие люди. Самые близкие. А кто есть ближе любимого человека? Ответ, конечно, может быть — мама, папа,
