Опасное искушение (ЛП) - Дарлинг Джиана

Попавший в тяжелое положение Бельканте никогда не опускают голову, несмотря ни на что.

Тирнан наконец оторвал взгляд от своего телефона и медленно скользнул им по моему телу. Жар опалил мои щеки, когда я осознала, что утром так и не расчесалась, и волосы плотной массой спутались у меня на голове и плечах, а футболка была на три размера больше и дырявой на подоле. Взгляд Тирнана задержался на моих голых ногах, на кончиках пальцев, которые загибались от охватившего меня смущения.

— Она не нравится мне, — наконец объявил Тирнан. — И мое мнение важнее всего.

— И во что бы ты меня одел, в бриллианты и меха? — резко спросила я. — Это не я.

Или не являюсь таковой уже более пяти лет.

Он стиснул челюсти, и я заметила, что этим утром Тирнан еще не побрился: нижнюю часть его лица обрамляла темная щетина, еще больше подчеркивая эти полные губы красивой формы.

— Я бы предпочёл шелка, — пробормотал он, низко и интимно, чтобы слышала только я, пока остальные разговаривают. — Такой же текстуры, как твоя кожа. Я бы нарядил тебя в сапфиры цвета твоих глаз и кашемир, такой же мягкий, как твои волосы.

— Почему? — откашлялась я, от сдавившего горло желания. — С какой стати тебя вообще волнует, что я ношу?

— Теперь ты представляешь этот дом, и я не позволю, чтобы что-то, что принадлежит мне, выглядело черти-как.

Боже, он был холоден и жесток. Мне стало безумно интересно, не создал ли его какой-нибудь украденный с фабрики автомат.

— Это говорит человек с обезображивающим шрамом, — съязвила я, почти сразу же пожалев о своих словах, потому что они были несправедливы и неправдивы.

Извилистый, давно заживший шрам, рассекающий нижнюю часть его левой щеки от уха до подбородка, морщил кожу, превращаясь в грубую линию, но это нисколько не уменьшало вопиющей привлекательности Тирнана.

Даже наоборот, усиливало.

Кроме того, меня вообще не волновали чьи-либо шрамы. Я слишком хорошо знала, что у каждого свои раны, независимо от того, видны ли они на коже или спрятаны глубоко внутри.

Тирнан чуть шевельнулся — крошечный толчок, который кто-то другой, менее близкий к его физической форме, мог бы и не заметить. Но я заметила это. И я знала, что мои колючие слова попали в цель.

— Со шрамами или нет, но я отвечаю за твою жизнь, — напомнил он мне, скривив свои красивые губы в уродливую, полную ненависти гримасу. — Помни об этом, когда Тильда поведет тебя в город. Если я узнаю, что ты сказала ей что-нибудь гадкое, проявила неуважение к ней или ее статусу, ты очень быстро поймешь, что прошлая ночь в запертой комнате была просто детской забавой.

— Ты настолько одержим идеей контроля, что можно подумать, что ты этим что-то компенсируешь, — бросила я ему.

Но Тирнан только рассмеялся своим долгим, низким, густым, как дым смехом.

— О, Бьянка, я, когда хочешь с радостью докажу, что это утверждение неверно. А пока не играй со мной в игры, на победу в которых у тебя нет надежды. Слушайся Тильду, и я, возможно, верну тебе твой дурацкий медальон.

* * *

Тильда МакТирнан ничуть не походила на своего кузена.

Она рассмеялась, когда я ей об этом сказала.

— Ну, Тирнану пришлось нелегко, — признала она, бросив очередное платье на груду одежды, которую тащила за нами сотрудница магазина «Блумингдейлз» в Нью-Йорке. — Думаю, на этом пока все.

Я послушно последовала за Тильдой в заднюю часть магазина, где находились примерочные. Эзра взял Брэндо в ФАО Шварц, чтобы купить пару новых игрушек, так что мы с Тильдой могли «не торопиться» выбирать подходящие для меня наряды. Первое, что она мне подсунула, было платье в пол из переливающегося устричного шелка и перьев.

— Куда я это надену?

Тильда улыбнулась, помахав рукой в воздухе.

— О. Никогда не знаешь наверняка. Тирнан не совсем мистер Общительный, но тебя могут позвать как представителя семьи на каком-нибудь собрании. Всех ждут на День благодарения, Рождественский бал, День рождения Брайанта и тому подобное.

— И на некоторые из этих мероприятий допустимо надевать перья? — слабо спросила я, чихнув, когда одно из перьев пощекотало мне нос.

Тильда слегка рассмеялась.

— Определенно. Поверь мне, я знаю толк в таких вещах. В нем ты будешь похожа на голубку. Невинная и прекрасная.

От ее комментария все мои сомнения испарились. Теперь, когда Аиды не стало, никто не называл меня «голубкой» или «голубушкой», но птица и ее символика всегда будут иметь для меня значение.

Отец дал мне это прозвище, когда мне было четыре года. Я до сих пор помню, как он говорил мне, что я его голубка не потому, что хрупкая и невинная, а потому, что я приношу ему умиротворение.

Пока я шла в примерочную, Тильда продолжала болтать.

— Конечно, Тирнан ненавидит посещать наши собрания, и его нельзя винить. Никто из его близких родственников с ним даже не общается, кроме родителей, а они… ну, все знают, что они из себя представляют.

— Я не знаю. Что ты имеешь в виду?

Это была слишком хорошая возможность, чтобы ее упускать, выпытать у милой и симпатичной Тильды больше информации об опекуне, который в этот момент больше походил на моего похитителя. Я хотела получить ответы на любую из его бесчисленных загадок. Может, если бы я больше понимала Тирнана, то была бы менее очарована его загадкой.

— Ну, в семье это общеизвестно, так что я не думаю, что должна это от тебя скрывать, раз ты член семьи, — размышляла Тильда.

— Я никому не скажу, — пообещала я, влезая в гладкий материал и чувствуя, как он, словно дождевая вода, скользит по моим изгибам.

Я вышла из комнаты, чтобы немного покружиться перед Тильдой, и увидев меня, она ахнула, широко раскрыв глаза и прикрыв рот рукой.

— Изысканно, — вздохнула она. — Сколько, ты сказала, тебе лет?

— Я не говорила. Мне семнадцать.

— Ах, тебе лучше быть осторожнее, Тирнан или его отец в мгновение ока выдадут тебя замуж ради политической выгоды, если ты будешь выглядеть так, как выглядишь. Особенно в этом платье.

— Мне еще нет восемнадцати, — повторила я в ужасе от мысли, что меня выдадут замуж, как какую-нибудь невесту пятнадцатого века с нулевой самостоятельностью.

Тильда пожала плечами.

— Возраст согласия в штате Нью-Йорк — семнадцать лет. Кроме того, это путь богатых, дорогая. С большими деньгами приходят большие махинации. Если они могут тебя использовать, то непременно это сделают. — Тильда прищурилась, и в ее глазах мелькнул проницательный ум. — Как ты сказала, Тирнан вас нашел?

— Я этого не говорила, — я поступила, как в книге Тирнана и больше ничего не выдала. — Ты что-то упоминала о том, почему он не ходит на светские приемы.

— О, его мало кто приглашает, — заверила меня Тильда. — Он — паршивая овца в семье, а это о чем-то говорит. Его старшие братья, по сути, психопаты, и, по моему скромному мнению, Тирнан — единственный, у кого осталось сердце после того, как отец попытался выбить из них эту безделицу.

— Он их бил? — повторила я, откровенно потрясенная мыслью о том, что кто-то мог причинить боль Тирнану.

Я видела, как он сражается на ринге, мощная грация его натренированного тела была подобна рассекающему воздух оружию. Но с другой стороны, даже Тирнан когда-то был ребенком, как и Брэндо, юным и нежным, нуждающимся в защите.

— Вот такая история, — пробормотала она, протянув мне блузку и юбку, явно озабоченная моим гардеробом. — Этот шрам у него на лице? Это сделал его отец.

Мои пальцы взлетели к щеке, обрисовав на ней устрашающий шрам Тирнана.

Лейн Константин не был идеальным. Он был женатым мужчиной с семьей и всю жизнь прожил вдали от Аиды, Брэндо и меня, но он всегда нас только защищал. Только любил. Даже в самые тяжелые моменты, в недели, предшествовавшие его смерти, отец удовлетворял наши потребности прежде, чем свои собственные. В голове промелькнул его образ за обеденным столом: он глубоко спит, прижавшись щекой к раскрытому учебнику химии, заснув после проверки моей домашней работы.