Это всё ты - Елена Тодорова
Не знаю, сколько бы я там стояла, оглушенная, если бы не Валик с Викой. Они увлекают меня к раздевалкам.
«Не думай ни о чем… Отпусти… Надо попасть домой… Потом… Все потом…» – мысленно говорю я с собой, пока стою под теплыми струями душа.
И вроде как эта уловка срабатывает. Мне становится легче. Но у шкафчиков я замечаю на себе липкие взгляды нескольких девочек и начинаю снова нервничать.
У Мадины грудь почти такая же большая, как у меня, но она ее почему-то не стыдится. Наоборот, будто специально выпячивает всем на обозрение. В то время как я пытаюсь застегнуть бюстгальтер, не снимая полотенца. Ошарашенно таращусь на крупные карамельные соски девушки, которая почему-то выглядит гораздо старше, чем я… И на секунду допускаю дикую мысль, что хотела бы быть такой же раскрепощенной.
– Что такое, махарошая?
Клянусь, это обращение звучит именно так – слитно, с придыханием и сиропной тягучкой. Да, дело не в тренажере. Это ее обыкновенная манера разговора.
– Не обижайся, махарошая… Но у тебя повадки… мм-м… пятилетней девочки…
Я ощущаю выброс адреналина в кровь, словно мне его ввели шприцем. А за ним… Меня охватывает злость.
– А ты будто пятый раз на первом курсе, – не удерживаюсь от ответной шпильки.
И цепенею от собственной грубости, словно жду, что в ту же минуту меня поразит разрядом небесного возмездия.
– Почти… Махарошая… Это моя третья попытка… Мм-м… И стесняться я не собираюсь… С удовольствием обкатаю всех наших жеребцов…
7
…я умираю, не в силах пошевелиться…
© Юния Филатова
После слов про каких-то там жеребцов, которых Мадине зачем-то нужно обкатывать, желание быть чем-то на нее похожей испаряется напрочь.
– Вероятно, ты снова ошиблась с выбором ВУЗа, – невольно подражаю ее медовому тону. – Это не конная школа.
Наездница, блин… Бесстыдная куртизанка!
Я не должна ее осуждать. Это плохо. Но… Я злюсь. Нет! Сказать, что я злюсь – это ни о чем! Меня прямо-таки трясет от ярости.
Господи… Я реально схожу с ума!
И то, что все девочки, включая саму Мадину, заливаются от смеха слезами, меня меньше всего волнует. Закончив одеваться, покидаю раздевалку с надеждой, что на свежем воздухе мне станет легче.
Однако уже в коридоре меня ждет новое потрясение.
Со стороны мужских раздевалок выходит Валик, но шокирует меня, безусловно, не сам факт появления Андросова, а то, что пол его лба закрывает медицинский пластырь.
– Господи, Валя… – выдыхаю, бросаясь ему навстречу. – Что случилось?
Едва касаюсь его виска, он вздрагивает и как будто отшатывается от меня.
– Ничего страшного… Поскользнулся в душе… Упал лицом прямо на мраморный выступ и рассек бровь… – бормочет он, багровея от волнения.
Покрасневшими кажутся и глаза Валика. Кроме того, они блестят, словно он с трудом сдерживает слезы. На контрасте с синими волосами это выглядит болезненно.
Внутри меня все сжимается от жалости. Хочется расплакаться за него. Больше не знаю, как поддержать.
Но в этот момент из раздевалки вываливает шумная толпа парней, и мы с Валиком практически одновременно обращаем все свое внимание на них. Смотрим, конечно же, с опаской. Психологически я крайне истощена, чтобы игнорировать главный источник своего страха. Поэтому сразу же нахожу взглядом Нечаева.
Сердце тотчас подвергается очередному приступу. Измученное и доведенное до отчаяния, оно сокращается с такой частотой, которую я в своей жизни ощущаю впервые.
Ян же… Самодовольно ухмыляется. Откидывая голову, трясет вздыбленными волосами и громко смеется. Пока не перекидывает внимание на Валика. В тот момент, когда смотрит на него, в его глазах возникает привычная агрессия.
– Я пойду, – выпаливает Андросов. – За мной мама должна заехать.
– А как же Вика? Она еще в раздевалке…
Договаривать нет смысла, потому что его уже и след простыл.
И вот тогда я все понимаю.
«Ян ударил Валика…»
Пульс на какое-то время теряется полностью, заставляя меня почувствовать себя окаменевшей статуей. Однако… Только мне удается сделать вдох, как все функции с адовой силой возобновляются.
Я должна что-то сказать Яну… Возмутиться… Защитить Валика…
Но я не могу! Мне самой слишком страшно.
Отлепившись от стены, бегу к выходу следом за Андросовым. Слышу смех и обрывки разговора позади себя, но сути не улавливаю. Вся в своих переживаниях.
Так нельзя… Кто-то должен сказать Яну… Свят бы это не проигнорировал…
Секундный порыв, и я разворачиваюсь.
И тут же об этом жалею.
Толпа продолжает шагать на меня. Но я уже не могу сдвинуться с места. Прижимаю к груди органайзер и, зажмуриваясь, замираю в ожидании столкновения.
И лучше бы так и случилось! Лучше бы Нечаев меня снес! Лучше бы растоптал!
Ведь это предпочтительнее необходимости разговаривать с ним. Господи, да просто находиться рядом! Он ведь останавливается так близко, что я, бурно тягая воздух, как астматик во время приступа, улавливаю не только запах его шампуня или геля для душа, но и тепло его дыхания.
– Ты что-то хотела?
Голос Яна через вибрирующие мембраны охватившей меня паники слышится сиплым и взволнованным. Не понимаю, что со мной происходит, но это почему-то добивает. Вынося меня за пределы возможного, бросает в кипящий водоворот, с которым я прежде знакома не была.
Снаружи мое тело горит, а внутри пульсирует и трепещет.
Меня трясет и шатает. Меня сносит. Меня наживую ломает.
Укрыться негде. Если бы мы были где-то на улице, клянусь, что смогла бы голыми руками вырыть нору, только бы спрятаться.
От него.
Ведь он разрушает. Снова творит со мной какие-то паранормальные штуки.
– Ты собираешься сражаться?
Странный вопрос. Я ему что – воин?! Странный… Но именно он заставляет меня открыть глаза и сбить на лету руку, которой Ян собирался прикоснуться к моей щеке.
Вообще оборзел?! Сколько можно меня трогать?!
Глядя Нечаеву в глаза, все, что мне хочется – это плакать. Но я сжимаю руками собственные плечи и на одном дыхании выпаливаю то, что просто обязана ему сказать.
– Почему ты цепляешься именно к Валику? Потому что он слабее?
Ян вскидывает в удивлении брови, качает головой и смеется.
Словно то, что я спросила, бред. Словно я сама кажусь ему безгранично глупой. Словно исключительно забавы ради он тут и стоит.
Но если так, то… Что это за тени в
