Безбашенная (СИ) - Рам Янка "Янка-Ra"
Ветер вдруг стихает. Начинают кружиться редкие снежинки.
Его перекур затягивается. Сигарета просто тлеет в пальцах.
Включаю на панели радио. С раздражением слегка нажимаю на клаксон.
Выбрасывает сигарету.
Садится рядом. Мы молчим. Снег становится гуще. Он навевает мне почему-то ту ночь, когда он забирал меня из Заельцовского, как мы молча ехали до моего дома и как потом, все в снегу, горячо целовались на капоте его тачки. По радио играет какая-то старая-старая песня.
Мы одновременно сосредотачиваемся на припеве, встречаясь глазами.
А помнишь наш вечер и белый снег
Ложился на плечи тебе и мне,
Шел первый и теплый снег декабря,
Тогда я не знал, какая ты…
— Дрянь! — вслух с эмоцией повторяет он конец текста.
Нормально!
— То есть я дрянь, да? Окей. Как пожелаете! Но у меня есть что сказать.
— Скажи.
— Не надо скидывать моих зайцев с качелей, на которых я их раскачиваю! — рявкаю я. — Я сама ссажу их, когда сочту нужным. У тебя нет права их убивать. Это право есть только у меня. Это мои зайцы!!! И я буду делать это ласково, на сколько способна.
— Мне показалось, что он занял моё место и я сделал то, что должен был.
— Тебе показалось!
— Да? Тогда извини за зайца. Это инстинкты.
— Отдай мой паспорт.
— Завтра.
— Отвези меня домой.
И мы опять молча едем. Только теперь кипит не он, а я.
И никаких тебе поцелуев на капоте.
Паркуется.
— Жень.
Искоса смотрю на него.
— Ты что сделала со мной, м? — нервно проезжается пятерней по волосам.
— Я не скидывала тебя с качелей, ты спрыгнул сам.
— Я всё равно разбился.
— Не обессудь, но жалости не будет. После неё только брезгливость. А это поход в один конец.
Его брови возмущенно взлетают.
— Тормози, Жень.
— Качели раскачаны. Не вижу оснований притормаживать их для тех, кто не оценил удовольствия от полета.
Да, очень хотелось врезать тебе по лицу. Получай!
Выхожу из тачки, не дожидаясь его реакции, и быстро скрываюсь за дверью подъезда.
Захлопываю с раздражением за собой дверь в квартиру. Не включая свет, скидываю обувь, верхнюю одежду, сажусь у стены на пол.
Как-то так…
Моё сердце колотится. Вспоминаю его дрожащие пальцы. Это просто адреналин…
В его руках смущает меня другое. Напрягаюсь, вспоминая как они лежали на руле.
Там свежие проколы от игл. Именно в тех местах, в которых шила его я.
И я концентрируюсь на этой картинке, вдруг, приходя в себя. Все слетает — эта ситуация, его побег, метания…
Звонок в дверь.
Прислушиваюсь к ощущениям. Аронов.
Встаю, открываю, не глядя в глазок, отступаю назад.
Делает шаг в квартиру, резко оказываясь очень близко. Наше дыхание синхронно сбивается. Я чувствую его запах. В темноте это во много раз острее и детальнее. Такой знакомый и уже такой непривычный за это время. Мою грудь накачивает этим запахом. Я чувствую себя очень жесткой. И я чувствую его…
Как ему пьяно… неустойчиво… неконтролируемо… Наши губы в паре сантиметров друг от друга. Но он не смеет. Я чувствую это тоже.
Веду большим пальцем по его кисти, чувствую чуть припухшие проколы.
— Да, — хрипло. — Ты воткнула их намертво. Я пытался воссоздать иллюзию твоего присутствия.
— Вниз.
Он оседает на колени очень спокойно, уверенно, красиво, без всякого пафоса и попыток торговаться.
И я словно взлетаю, наполняясь щемящей эйфорией.
Ему хорошо и спокойно, я чувствую! Он «дома».
— Владей…
Глава 6 — Лев вернулся
Мы стоим у окна, он обнимает меня сзади. Смотрим на набережную и на Обь. Это очень по-домашнему… Но я чувствую его очень беспокоит что-то.
Рука ложится мне на лоб.
Внутри меня оживает какая-то ассоциация, мне хочется её выплеснуть, я расслабляюсь, позволяя это себе:
— …После мраморов Каррары
Как живется вам с трухой
Гипсовой?
Из глыбы высечен
Бог — и начисто разбит!
Как живется вам с сто-тысячной —
Вам, познавшему Лилит!
Рыночною новизною
Сыты ли?
К волшбам остыв.
Как живется вам с земною
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Женщиною, без шестых
Чувств?
Закрывает мне рот ладонью.
— «Попытка ревности»? Красиво. Но… Я. Ездил. Один.
— Я знаю! Верю. Но это было внутри, и я отпускаю… Ты вложил в меня это. Забери обратно. Полноценной ревности не случилось. Поэтому только "попытка".
— Я сожалею… Я сожалею, что не справился со своей натурой и не сказал тебе, что еду один, когда решил так. Мне хотелось, чтобы тебе было больно.
— Ты скорпион, — пожимаю я плечами. — Я принимаю твой яд.
— Спасибо. Я ценю.
Его рука возвращается на лоб.
— Ты горишь, детка.
Это реакция на стресс. У меня бывает.
— К утру пройдет. Как ты съездил? Нашел себя?
— Как… Как только приземлился, я уже понимал, что идея провальная. Но… Первую неделю пытался имитировать отпуск, — невесело усмехается. — Пляж, бар, Каппадокия… Хотел всегда побывать там и не запомнил абсолютно ничего. Всё фоном. Не сделал ни одной фотографии. Моё сознание осталось здесь. Как и моё полноценное дыхание. Я задыхался без тебя, — сжимает, вдыхая глубоко-глубоко у основания моей шеи. — Вторую — провел в номере. В жестоких боях с самим с собой. То, что мне казалось невыносимым здесь, там, вдруг, показалось незначительным на фоне того, как ущербно я стал ощущать себя, осознавая, что ты больше не часть моей жизни. Я смотрел на женщин-туристок, женщин-турчанок… Я смотрел им в глаза. Мне казалось, я смотрю в глаза животным. Я не мог найти ни одной женщины своего вида. Ты что-то сделала с моим восприятием. «После мраморов Каррары…». Единственная, с кем я смог поговорить, была пожилая француженка. Я сделал это просто из удовольствия пообщаться на французском. Она оказалась интересной собеседницей. Мы проговорили полчаса, и я ушел к себе. Французский тоже не принес мне удовольствия. А поддерживать диалог не было моральных сил. На третьей неделе я начал ехать крышей. Я перестал понимать зачем затеял все это. Зачем разорвал отношения. Не мог вспомнить свою мотивацию. Я превратился в депрессивный комок нервов. И оставался там уже больше по инерции и из упрямства довести начатое до конца, я купил себе иглы… и… Это был интересный опыт.
Тоже верю.
— Ты обещала, что «жалости не будет». Они помогли мне найти себя.
— Не будет. Я уважаю твой опыт и твою прозрачность. Итог?
— Душа ампутирована, а фантомные боли накрывают. Какой тогда смысл? Пусть уж тогда лучше будет. Пустота хуже боли. Не хочу жить в пустоте. Побег от самого себя не удался. Прости мне эту слабость.
— Прощаю. Но многое изменилось. Мы не можем отмотать в ту точку, в которой расстались.
— Почему?… Из-за этого «зайца»? Кто он? Ты спишь с ним? На чем выстроены ваши отношения? — голос ровный, а дыхание нет, я чувствую, как глубоко внутри его от этого передергивает.
Вдыхает поглубже, снимая эту дырявую маску равнодушия.
— Черт… нет! Не так. Мне абсолютно плевать на это всё! Я хочу тебя обратно. Скажи мне что-нибудь…
— Крис сказала, чтобы оценить одного мужчину, нужно попробовать другого. И я буду ценить тебя больше, если…
— Крис… — сжимает он зубы.
— Я не совсем с ней согласна. Ценить еще больше я тебя не буду. Ты безусловная ценность для меня! Я твою уникальность осознаю. Но… Ведь может быть и что-то совсем другое. И мне любопытно…
— Этот заяц возник из-за любопытства?
— И еще от голода. Ты заморил меня голодом. Съесть кого-то более близкого я себе позволить не смогла.
— Почему?
— Потому что… я понимала, что история эта краткосрочная, а я не готова потерять никого из своего окружения. Оно мне доставляет…
— Все мои вопросы по этому человеку сняты. Я тебя понял. Осталась просьба.
— Давай…
— Не реанимируй его.