Неженка (СИ) - "Ann Lee"
— Давай оседлай меня, Неженка!
Я несмело беру презерватив.
— Я не умею, — кручу в руках упаковку.
— Что там уметь, — смеётся Матвей, забирает у меня презерватив, разрывает упаковку и вытаскивает свернутое колечко.
— Берешь своими нежными пальчиками, — вкладывает его мне в руки, — и натягиваешь на мой член.
Я, конечно же, краснею, отворачиваюсь от его пронзительного взгляда.
— Давай, Неженка, я жду, — и он закидывает руки за голову.
Я сползаю ниже, сажусь на его бёдра, и аккуратно натягиваю презерватив на торчащий член.
— Молодец, Неженка, — хрипит Матвей, и я исподтишка гляжу на него. Глаза его прикрыты, ноздри раздуваются. — Теперь садись сверху!
Я потягиваюсь, приподнимаюсь, и медленно опускаюсь на его член. Он растягивает меня, заполняет всю. Я прикусываю губу, прикрываю глаза, и опираюсь на его грудь, ёрзаю, нахожу удобную позицию.
— Давай, Неженка, — Матвей нетерпеливо шлёпает меня по ягодице, и я начинаю раскачиваться, сперва медленно, затем всё быстрее, высекая искры между нами.
Поднимаюсь и опускаюсь.
Слышу, как хрипит Матвей. Ощущаю под собой его горячее большое тело. И насаживаюсь, каждый раз глубже и острее, резче и быстрее.
Это так головокружительно, и остро, и восхитительно. Чувствовать настолько чётко его член в себе.
Руки его скользят по моим бёдрам, то сжимаю, то гладят. Он смотрит, не отводит своих светлых глаз, которые сейчас темны от страсти. Как я млею на нем. Как скачу словно заведённая. А я не могу остановиться, потому что с каждым моим движением я ближе к волшебному чувству, что затопит меня всю. Я сжимаю его кожу на груди, впиваюсь ногтями, и нанизываюсь на него.
— Да, да, — стону я, — о да, Матвей!
Я ложусь на него, прижавшись к горячей влажной коже, он ловит ртом грудь, прикусывает сосок.
Сладко, больно, невыносимо хорошо!
Я подаюсь снова, и он проделывает это со второй грудью. Прижимает крепче мои ягодицы, и сам насаживает меня на себя. Долбит снизу, и я отдаюсь ему на волю, сжимаю его внутри, от чего он стонет.
— Сейчас кончу, Неженка, — хрипит он, — давай со мной!
И мне хватает пары толков, чтобы оргазм поглотил меня, и тут же Матвей присоединяется ко мне, и я слышу его рваное дыхание, и хрип. Во мне пульсирует его член, и продлевает мой восторг. Я закатываю глаза и без сил падаю ему на грудь.
— Ты убьёшь меня, — постанываю я, — я столько не занималась сексом, за всю жизнь!
Его грудь трясётся от смеха.
— Но зато ты умрёшь счастливой, — говорит Матвей, и аккуратно опускает меня рядом. У меня хватает сил, только на то чтобы вытянуть ноги.
— Это точно, — бормочу я, и закрываю глаза, утыкаюсь ему в подмышку, засыпаю.
8
Матвея разбудил вибрирующий телефон. Он разлепил глаза, и зашарил во тьме рукой, ориентируясь на звук. На экране горит Машкина фотография, и время пять утра.
Матвей аккуратно поднимается, чтобы не разбудить Любу, и идёт на кухню.
— Какого хрена? Ты время видела? — сипит он, вместо приветствия потирая глаза.
— Козёл ты Холодов, — разносится из динамика Машкин голос, — я по тебе скучаю, а ты!
— Ты чё бухая? — Матвей скривился, терпеть не мог пьяных баб.
— Да бухая, приедь, накажи меня! — восклицает Машка, и икает. — Накажи, как ты умеешь!
— Маша, даже если бы я мог приехать и взобраться на тебя, ты вряд ли это бы заметила, — фыркает Матвей, — протрезвей, сначала, и на время смотри, когда звонишь, заебала уже! Сама упиздовола! Так отдыхай, давай!
Он сбрасывает вызов, а потом вообще отключает телефон. С Машки станется долбить его бесконечно звонками.
Матвей потянулся до хруста в костях, и выглянул на улицу. Вокруг всё было занесено снегом. Он мягко мерцал в свете фонарей. Дрожал на окнах, замысловатым рисунком. Тяжелел на ветках деревьев.
Тихо, и бело.
Спокойно.
Не смотря на Машкин звонок на душе у Матвея было спокойно.
Нет, он вполне осознавал, что обманывает одну женщину, и использует другую. Но совсем не мучился совестью по этому поводу.
Первая была виновата сама. Меньше надо строить из себя того, кем ты не являешься, и бросать своего мужика, на произвол судьбы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})А вторая…
Со второй немного сложнее.
Он и сам не мог дать оценки, того, что происходит у них с Любой.
Просто охуенный трах!
Но тогда какого хера, его вечером так накрыло ревностью, когда она упомянула о других мужиках. Словно красная тряпка для быка, осознание того что Неженку могут трахать другие.
Он и сейчас сжимает кулаки, думая об этом. Чуть по стенке её не размазал, когда она ещё и брыкаться начала, характер свой показывала.
Остановили её слёзы. Она реально испугалась его. Такая маленькая, нежная. В сердце непрошено вкралась теплота, и растеклась по всему телу, при воспоминании, о её зелёных глазах.
Ёпт!
Он знает её всего три дня. Вернее, сказать, не знает, а трахает. Но как трахает!
Так охуенно, ему никогда не было с бабой.
Ему в ней нравилось всё. И то, как она заглядывала ему в глаза, и как подчинялась его силе, и как краснела, когда он говорил ей пошлости, и то, как отдавалась ему. Кончала каждый раз! Не притворялась! Не играла в угоду ему! Кончала для него! Вместе с ним! Под ним! Так сладко стонала, и кричала его имя. Не коверкая и не уменьшая! Полное имя! И это было так охуенно. Такая горячая, и сама этого не понимает, что может творить. Стесняется его. До сих пор!
Он вернулся в спальню, и натянул на вздыбленный член презерватив. Лег рядом с Любой.
Она лежала спиной к нему, на боку. Красивый изгиб спины, переходил в прячущиеся под одеялом округлые ягодицы. Темные волосы разметались по подушке. Поза расслабленная, доверительная. Руки на груди. Дыхание ровное. В темноте, явно выделяется светлая атласная кожа. Торчит хрупкое плечико.
Матвей склонился над ней, и втянул сладкий аромат.
Бля! Как так можно торчат от одного запаха?
А он торчал. Он вдыхал его и пропускал через себя. Он не мог им надышаться, и поэтому склонился и лизнул бархатную кожу, потому что хотел ощутить и вкус. Волнующий, дурманящий, обжигающий губы, язык, раздирающий нёбо. Он прикусил её плечо, и тут же поцеловал. Она немного заворочалась, но не проснулась, и он двинулся ниже, скользнул губами по спине, касаясь своими шершавыми пальцами, нежной плоти. Вдыхая, распаляя себя, растягивая удовольствие. Потому что знал, что возьмет её, насади на свой член. Ворвётся в тесный жар. Растянет, и сомнёт. И поэтому оттягивал этот момент, разматывал внутри тягучее желание. Сдерживал себя, не давал всё испортить поспешностью.
Руки сжали её талию. Погладили мягкий живот. Хороша. Невыносимо хороша.
И горяча.
Заводится с пол оборота. От одного поцелуя уже горит. А ведь он собирался свалить ещё в новый год, вот только так и не смог отрываться от неё. До сих пор не может.
Он откинул одеяло и огладил ягодицы. Пышные, круглые, упругие. Кожа нежная. Он коснулся губами, потом прикусил, и снова поцеловал.
Аромат, какой здесь был аромат. Сосредоточение греха. Знойный, сладкий запах желания. Пальцы его раскрыли её складочки, пробежались, погладили. Член болезненно дёрнулся. Он знал, что там у неё рай. Его персональный похотливый рай. Между ног этой женщины, сокрыты все сокровища мира. Она сама как сокровище, как редкая жемчужина, драгоценность. Он погрузил в неё аккуратно палец, ощущая как там жарко и тесно, и застонал.
Вот как от неё оторваться?
Невозможно.
Люба заворочалась, и ахнула, ощутив его в себе.
— Матвей? — пролепетала она.
— Да Неженка, — отозвался он.
— Что… — её голос сник, когда он толкнул в неё второй палец, — а-ах! — только и вырвалось у неё.
Она выгнула бёдра, подставила ягодицы удобнее, и тихо застонала, когда он задвигал в ней рукой.
— Я разбудил тебя, чтобы убить своим членом, — усмехнулся Матвей, вытащил влажные пальцы, насадил на свой член, входя боком.
Задвигался, ощущая, то к чему так стремился. Тесноту, жар, влагу. И услышал её стоны, и его имя, которое она повторяла, двигая ему навстречу бёдра. Он обхватил её за талию, и вдалбливался, что есть сил.