Компот из сладкой лжи - Маша Ловыгина
… — Надя, вы меня слышите?
— А?! — Наденька помотала головой. — Нет, я никого из них не знаю, — кашлянув, она прикрыла лицо рукой, чтобы случайно не привлечь внимание Половикова.
Но все ухищрения были напрасными, потому что не заметить Надю адвокат Половиков просто не мог — ему было достаточно повернуть к ним голову. Однако сейчас он был занят собеседниками и тем, что находилось в его тарелке. Наденька брезгливо поджала губы, представив, как двигаются, перемалывая пищу, челюсти Половикова. Примерно так же он перемалывал любого, вставшего на его пути.
Чарушина отвергла его настойчивые ухаживания, еще когда была студенткой и проходила практику у Рура. Половиков в то время был уже достаточно известным адвокатом, и даже Рур отмечал в нем редкую изворотливость и умение пролезть в игольное ушко без вазелина. Наденьке он не понравился с самой первой встречи. Его настойчивость, масляные взгляды, приторные улыбки, намеки и уверенность в собственной неотразимости ее раздражали. Половиков считал себя первым парнем в их юридической «деревне» и был настроен сделать хорошую партию с юной девушкой из уважаемой семьи. Однако, несмотря на роскошные букеты и радужные перспективы, Наденька пропускала льстивые речи мимо ушей и демонстративно холодно отказывалась от подношений. Сердце ее на тот момент было безраздельно отдано работе, и ни о каких матримониальных планах она не задумывалась.
Половиков отступил, и с тех пор между ним и Наденькой воцарилась холодная война, правила которой Чарушина время от времени нарушала.
Однажды они едва не сцепились в суде. Это было одно из первых дел, которые Наденька вела сама. Если бы не присутствовавшие на заседании Рур и ее отец, Чарушина бы влепила Половикову папкой по наглой морде за все те гадости, которые тот говорил об ее клиентке, а еще за намеки на юность и глупость, адресованные ей самой. Судья сделал Наденьке замечание, а мог бы оштрафовать или даже отстранить, потому что адвокат, угрожающий оппоненту папкой — это нонсенс. К сути дела выступление Половикова имело лишь косвенное отношение, и Наденька прекрасно понимала, что ему просто доставляет удовольствие демонстративно копаться в грязном белье, однако сдержаться в тот момент смогла с огромным трудом.
— Максим Тураев, собственной персоной, представляете? У него жену убили ночью, а он в ресторане завтракает… — прошептал Кораблев.
— Ну… кофе пить — не шашлыки на природе лопать, — парировала Надя. — С адвокатом сидит, не просто так. — Она покусала губы, подумав, что выбор адвоката Тураевым был весьма предсказуем. Большие деньги, крутые связи… — А кто это рядом с ним?
Кораблев пожал плечами.
— Заместитель, что ли? Или охранник? — размышляла вслух Чарушина, искоса разглядывая владельца завода и новоиспеченного вдовца. Когда тот, оттопырив мизинец, поднял кофейную чашечку, вдруг сказала: — Я на минуточку! — и, выскользнув из-за стола, торопливо направилась в сторону дамской комнаты.
В туалете Надя выдохнула и распустила оставшийся со вечера хвост. Волосы спутались, и Надя попыталась укротить их, просунув пальцы в темные пряди. Смочив виски холодной водой, Чарушина рассматривала в зеркало свое застывшее бледное лицо и думала о Ржевском. Она вспоминала, как увидела его в торговом центре, какой внимательный был у него взгляд, и как почти ласково он поглаживал пальцы блондинки… Вспыхнув, Надя глухо застонала от нового приступа ревности. Ее разум словно отказывался принимать информацию о смерти соперницы. Внутри жгло, разрывало на части, лишая способности адекватно мыслить. Наденька увеличила напор воды и подставила запястья под ледяные струи. Одернув рукава пиджака, Чарушина направилась обратно в зал и, гордо приподняв подбородок, последовала к своему столику.
«Шкаф» мазнул по ней мимолетным взглядом, а вот Тураев сфокусировался на ее лице, и Наденьку вдруг охватило такое волнение, что закружилась голова. Ее поразил его пронзительный взгляд — тяжелый, гипнотический, чего Надя совершенно не ожидала. У него были волчьи серые глаза, которые, вероятно, заставляли каждого, на кого они смотрят, чувствовать себя оленем в свете фар. Или же ее нервы были так напряжены, что она вообразила себе невесть что. Оно и понятно — с ней столько всего произошло, что в пору было задернуть шторы, обнять диван и плакать, заперев дверь на все замки, а не отсвечивать по пафосным ресторанам. Пока Половиков что-то оживленно рассказывал, Тураев продолжал смотреть на нее. Чарушина ощутила неподдельный жар его внимания на своих волосах, плечах и талии, а затем все ниже и ниже. Это было не очень приятное ощущение, от которого слабели и дрожали колени.
Заслышав стук ее каблуков, адвокат Половиков обернулся и, состроив ядовито-вежливую гримасу, произнес на весь зал:
— Какие люди! Глазам своим не верю! Какими судьбами, Наденька?
Его голос моментально отрезвил и придал Наде ускорения, заставив сжать кулаки.
— Я вам не Наденька, — прошипела она сквозь зубы и, вильнув бедрами, словно рыба-парусник хвостом, резко повернула к столику, где ее дожидался капитан Кораблев.
Перед ним уже стояли чашки с кофе, а сам он, слегка приоткрыв рот, смотрел на Надю.
— Что? — спросила она, метнув в него яростный взгляд.
— Нет-нет, ничего, — смутился Кораблев. — Просто вы так шли…
— Как?! — Надя уселась на свое место и наконец выдохнула.
— Красиво, — уши Кораблева покраснели.
Ярость на лице Чарушиной сменилась недоумением.
— Не обращайте внимания, — скороговоркой произнес Кораблев. — Просто вы такая… — Споткнувшись о Надин взгляд, он схватил чашку и пробормотал: — Я подумал, вы специально.
— Что специально?
— Ходили вот так перед ними.
Надя хотела было сказать что-нибудь язвительное на этот счет, но потом передумала. Отпив глоток кофе, тихо спросила:
— Денис, я ведь могу быть с вами откровенной?
— Разумеется, Надежда Николаевна, — так же шепотом сказал он.
— Мне нужны все известные факты с места преступления. И неизвестные тоже… Я давно знаю Павла Ржевского. Я доверяла ему… — на последней фразе она печально вздохнула и наморщила нос.
— Конечно, я постараюсь. — Кораблев посмотрел на часы. — Вы простите, но мне пора, а как только появится время, я… — он поднял на нее глаза и ошарашенно заморгал рыжеватыми ресницами. — Надежда Николаевна, что с вами?
По Наденькиным щекам уже текли крупные слезы.
— Ничего, я справлюсь! — надломленным голосом произнесла она. — Все это так ужасно, так больно! Просто не могу поверить! Какой позор…
— Э… — Кораблев потянулся за салфеткой, но задел чашку. — Так ведь… Ну как же… Я же… — Остатки кофе пролились на столешницу, и капитану пришлось в срочном порядке промокать коричневое пятно.
— Идите, товарищ Кораблев, — сквозь всхлипы процедила Надя. — Буду ждать вашего звонка.
Кораблев, покрутившись на месте, вытащил портмоне, но Надя так посмотрела на него, что
