Клубничный блеф. Каван - Лина Мур
К моему удивлению, Таллия сама опускается на пол и закрывает лицо руками. Я не слышу ни всхлипов, ни плача, вообще ничего. Она сдалась. Признала, что ей больно, и меня это безумно восхищает.
Подхожу к ней и опускаюсь на колени.
— Где болит? — тихо спрашиваю её. Она хлюпает носом и показывает на ноги. Как я и думал.
Обхватываю её тонкую, изящную лодыжку, дёргая за ленту, но Таллия цепляется за мою рубашку. Она не прикасается к моей коже, но пытается убрать мою руку и тянет ткань в сторону.
— Я могу сделать это силой, или ты дашь мне посмотреть добровольно, — предупреждаю её.
Пальцы Таллии разжимаются, и я замечаю, как её тело становится красным. Она смущается. Конечно, это смущение. Я давно не видел подобного. И мне это очень нравится.
Медленно снимаю пуант, и у меня желудок стискивает. Я видел достаточно трупов и крови, но то, что я вижу сейчас перед собой, ужасно больно. Пальцы Таллии все покрыты кровью. Они стёрты в мясо. Не представляю, как она, вообще, смогла танцевать. Я уверен, что здесь не только разорванные мозоли, но и вероятное заражение, потому что есть и свежие, и старые раны.
— Почему ты мне не сказала? — злобно повышаю голос, отчего Таллия вздрагивает.
— Какого хрена ты молчала? Ты стёрла всю кожу до мяса, Таллия!
Как так можно? Неужели, я выгляжу настолько жестоким?
Я понимаю, что пугаю её, но ничего не могу с собой поделать.
Мне жутко видеть и осознавать, что девушка была настолько жадной до денег, что даже не остановилась, лишь бы побольше заработать.
Да ей стоило мне просто отсосать, и я бы оплатил всё. Жадная сука.
Таллия показывает на дверь, а потом перерезает себе горло пальцем. Затем тычет в меня этим же пальцем. Блять. Она резко горбится и трясётся, сдерживая рыдания.
— Чёрт… прости. — Быстро разжимаю пальцы, потому что я схватил её ногу и сдавил от ярости.
— Они наговорили тебе то, что я убиваю всех подряд? — спрашиваю её.
Таллия быстро кивает.
— И я убью тебя тоже, если ты не сделаешь меня счастливым или остановишься?
Ещё один кивок.
— Суки, — рычу я. — Да, я ублюдок и урод, но не настолько, чтобы наслаждаться твоими мучениями. Я не такой плохой.
Таллия вскидывает голову и внимательно смотрит на меня.
— Не знаю, какую ещё хрень тебе про меня наговорили, но я не собираюсь тебя убивать из-за того, что ты испытываешь боль по моей же вине. Это нелепо!
Таллия поджимает губы и кивает мне. Она что-то пытается объяснить мне при помощи пальцев, но я ни хрена не понимаю.
Хочу нормальный разговор, человеческий. Я должен выучить этот чёртов язык жестов. Но потом Таллия складывает руки, словно в молитве, и смотрит на меня. Она извиняется за свою ошибку или за что-то ещё.
Я отшатываюсь от неё и отползаю. Мне паршиво. Да, я выгляжу как монстр, совершаю плохие поступки. Я чудовище для многих.
Но понимать факт того, что пока я представлял Таллию под собой в самых немыслимых позах, она страдала и теперь точно знает, какой я ублюдок, больно. Мне чертовски больно видеть в её глазах безумный страх за свою жизнь. В её глазах я выгляжу ещё хуже, чем ей про меня рассказали. Я всё испортил.
— Я не знал, что тебе было больно. Приношу свои извинения, Таллия, за то, что даже не подумал об этом. Я был настолько увлечён твоей грацией и плавными движениями, что забылся. Я дам тебе неделю на восстановление, а потом ты можешь танцевать в любой обуви и один раз в неделю в пуантах. Тебе это подходит? — подбирая правильные слова, спрашиваю её.
Таллия медленно кивает мне.
— Хорошо. Я, правда, не знал. Я забыл, что у балерин всегда ужасные мозоли после выступлений. И всего лишь не хотел испытывать боль, — горько добавляю, но потом меня бесит то, что я говорю.
— Я отнесу тебя в гримёрку. — Наклоняясь, быстро подхватываю её на руки. Таллия цепляется за мою шею, и я чувствую её горячее и шумное дыхание на своей коже. Да не сейчас! Я и так поступил, как ублюдок, и уж точно мой стояк сейчас лишний.
Таллия такая маленькая и лёгкая в моих руках. Она даже не двигается и иногда задерживает дыхание, пока я несу её мимо пустых столиков. Я рад тому, что Таллия спрятала своё лицо и никто не видит её. Если бы какой-то мудак посмотрел в нашу сторону, я бы убил.
Ударяю ногой в дверь, и она с грохотом распахивается. Свет бьёт мне в глаза, и я щурюсь, ища, куда бы посадить Таллию. Ногой сбрасываю с небольшого дивана чьи-то вещи и сажаю её на него.
Но она крепко держится за мою шею. Я не против. Это впервые, когда Таллия сама проявила ко мне хотя бы что-то. Но она явно напугана и боится меня, последствий и всего, что её окружает. Это и есть та причина, по которой она цепляется за меня, а не потому, что я не урод.
Отцепляю её руки от себя и выпрямляюсь. Опускаюсь на колени и снимаю второй пуант. Там дело обстоит ещё хуже, видимо, правая нога у неё рабочая. И она часто танцует на ней.
— Каван…
— Свали, на хрен, с моих глаз и никого сюда не впускай, — рычу, даже не оглянувшись на какую-то танцовщицу, которую я трахал.
Не помню её голоса, но я трахал здесь всех, поэтому ошибиться не могу.
— Всё в порядке, — я стараюсь говорить мягко, поглаживая большим пальцем щиколотку Таллии. Чёрт, у неё такая тонкая и нежная кожа.
— Они не узнают, почему ты здесь. Я уволю их, если они начнут говорить про тебя плохо. Я сейчас вернусь и обработаю твои раны…
Таллия внезапно хватает меня за руку и мотает головой.
— Но тебе нужна помощь.
Она кивает и показывает пальцами, как будто они шагают, а потом дом. Она не хочет принимать мою помощь. Да я бы тоже не хотел. Это удручает. Выпускаю её ногу из своей руки и делаю шаг назад. Аромат клубники и тепло её тела становятся незаметными.
Мне снова холодно.
— Встретимся через неделю. Мне жаль, — сухо бросаю и быстро выхожу из гримёрной, закрывая за собой дверь.
Я иду дальше, ненавидя
