С любовью, Рома (СИ) - Евстигнеева Алиса

Пальцы болезненно сжались на дневнике, порождая труднопреодолимое желание запульнуть им кому-нибудь в лицо. 

***

Последним уроком в расписании на тот день стоял английский. Потребность сбежать с него была столь велика, что я бы непременно так и сделала бы... не столкнись я в коридоре лично с Инночкой, нашей англичанкой. Притом что уроки я не прогуливала от слова «никогда». 

Единственное, что смогла позволить себе в качестве протеста — уж больно не хотелось терпеть компанию одноклассников, — это вновь опоздать на урок, появившись на пороге кабинета уже после звонка (ничему меня  жизнь всё-таки не учит!). 

На инязе мы делились на две подгруппы, поэтому проблем со свободными местами в классе никогда не было. Я честно планировала провести этот урок по-тихому забившись в самый дальний угол кабинета. Но стоило двери за моей спиной закрыться, как я столкнулась с неожиданной проблемой:

— Романова, садись к Чернову.

Нахмурилась.

— Зачем? Я лучше как-нибудь сама. 

— К Чернову, — фыркнула Инна Алексеевна. — У вас самостоятельная, а задание одно на парту.

К англичанке мы относились с некоторой долей недоверия. С одной стороны, она была молода и красива, говорила с нами «на одном языке», с другой — она всегда была себе на уме, преследуя исключительно свои интересы. Временами уровень её стервозности зашкаливал вполне заметно, раз уж даже мы, отбитые восьмиклассники, начинали задумываться о том, что учителя как бы так себя не ведут.

— А может быть, всё-таки не надо? — жалобно попросила я. После того как Ирина Владимировна прошлась по мне, оставаться гордой и независимой попросту не было сил.

— Бегом! — фыркнула Инночка и уставилась в свой планшет, в котором однозначно отсвечивали цвета известной соцсети.

Мне не оставалось ничего, кроме как обречённо побрести к Роме, который сидел погружённый в свою тетрадь, словно всё это время разговор шёл вовсе не о нём. Я уселась на свободный стул, повторив его выходку первого сентября: максимально отодвинувшись от Чернова и оказавшись едва ли не в проходе. Именно в этот момент решила повернуться Танька, тут же непонимающе сдвинувшая брови.

— Ты совсем, что ли? — одними губами поинтересовалась она, явно не оценив моего состояния. На что я лишь махнула рукой.

Вот где справедливость? Когда Чернов от меня нос воротил, никто это даже не заметил (хотя, может быть, оно и лучше?), а стоило мне показать своё веское «фи», как… всё. Соня поехала крышей!

Каждый раз вытягивать шею, чтобы списывать предложения с листочка, раскрывая скобочки, оказалось неудобно, да и бессмысленно. Английский был единственным предметом, с которым у меня было вообще никак. Нет, ну читать я умела, и вполне вероятно, что могла отличить «летучую мышь» от «кровати», а вот дальше… Дальше начинались трудности. В начальной школе я пару раз болела в самые ответственные моменты, после чего пробелы в моём знании языка начали расти, как снежный ком. А наверстать их своими силами оказалось не так уж и просто, хоть я и старалась. Большинство одноклассников, чьи родители могли себе это позволить, ходили к репетиторам, мне же только и оставалось, что выкручиваться. 

Устав от моих попыток свернуть себе шею с метрового расстояния, Рома в очередной раз выдвинул листок на середину. Хотела сделать вид, что ничего не произошло, но потом отчего-то вспомнился Кирилл и его робкое «спасибо», шёпотом брошенное мне в спину. Рассудив, что раз у Чернова такой чудный младший брат, то, может быть, и этому ничто человеческое не чуждо, кивнула головой и сократила расстояние между нами на полметра. Уголок его рта дрогнул, но так и не перешёл в полноценную улыбку. 

Время, отведённое на самостоятельную, пролетело крайне быстро. «Перед смертью не надышишься», — решила я и, накатав в верхнем углу размашистое «Романова», я сдала практически пустой листочек. Остаток урока, наоборот, тянулся непростительно долго: Инночка включила нам какой-то видос, в который дядька с противным голосом вещал про образование прилагательных. Я легла на парту, скрестив руки и уткнувшись в них носом. Видос я не смотрела, плавая где-то в своих мыслях, правый бок, со стороны Ромы, странно покалывало, словно в предчувствии чего-то… Но всякий раз, стоило поднять голову, мой взгляд сам натыкался на Чернова, сидевшего с абсолютно безучастным видом. Он, с прямой, как палка, спиной, смотрел на экран, однако ощущение было такое, что и слова оттуда не воспринимал. Наконец, за пару минут до звонка, Инна Алексеевна решила всё-таки включить режим педагога и объявила на весь класс:

— А теперь оценки за самостоятельную. Елисеев — три, Лапина…

Подумала, что сегодня меня ожидает вторая двойка за день. Замечательное начало учебного года.

— … Романова — пять.

Моя челюсть медленно поползла вниз. Я даже заподозрила Инночку в том, что она ставила нам оценки на отвали, но дальше последовал уж совсем шок-контент, когда англичанка оторвала свой взор от листочка с записями:

— Чернов, тебя не учили, что подписывать работу именем «Ромочка» как минимум неприлично? 

Класс покатился со смеху, сам же Рома медленно улыбнулся, непринуждённо заметив:

— Но мне же подходит? 

— Подходит, — фыркнула Инна Алексеевна, — но от двойки тебя это вряд ли спасёт.

— А жаль, — ничуть не расстроился он. 

Ответ Инночки утонул в шуме прозвеневшего звонка, а весь класс ломанулся на выход. Одна лишь я задержалась возле учительского стола.

— Чего тебе, Соня? — устало спросила англичанка, закидывая вещи в свою сумку.

— А у меня точно пять? — глупо уточнила я.

Она пожала плечами, придвинув мне пачку самостоятельных, мол, смотри сама.

На листочке с моей работой ожидаемо красовалась красная двойка. Я уже собиралась сообщить об этом (не то чтобы я за честность, просто бытовая глупость — моя коронная черта), но вовремя обратила внимание на уголок листа, где вместо фамилии «Романова» чёрным маркером было подписано: «Ромочка».  

***

Следующий день начался с грандиозных планов поймать Чернова перед уроками и выяснить, что это было. Гордость буквально требовала во всём признаться Инне Алексеевне. Окажись на её месте Маргарита Дмитриевна, которую ни в коем случае не хотелось обманывать, я бы, наверное, так и поступила. Но Инночка и близко не походила на нашу классную, и я была более чем уверена, что ей плевать на то, кто из нас как учится. Ну или же я себя таким образом просто успокаивала.

В школу пришла с шоколадкой в кармане, спустив на неё те самые сто рублей, отложенные на поход к парикмахеру, и убеждая себя в том, что элементарно не хочу быть обязанной ему. Долго топталась у входа, выглядывая знакомую фигуру. Фигура появилась ближе к звонку, правда, не одна, а в большой и шумной компании, что явилось для меня полной неожиданностью. Их было шестеро — четверо парней и две белокурые близняшки с огромными портфелями, которые бывают только у первоклассников. Парни совершенно случайно тоже оказались знакомыми… все. И если с Кириллом было всё понятно, то присутствие двух старшеклассников, с которыми я не так давно столкнулась в коридоре, меня несколько обескуражило. 

Я даже за угол спряталась, чтобы без всякого зазрения совести наблюдать за ними. 

Они смотрелись забавно. Впервые я видела жизнерадостного Рому. Не притворяющегося, что он обычно с успехом проделывал в присутствии одноклассников, а действительно довольного и весёлого. Даже черты его лица казались не столь резкими. Не знаю, насколько моё мнение разделял Стас — а это был именно он, — судя по всему, его-то как раз порядком раздражали действия (или слова) Ромы. В этот момент мне даже захотелось подойти и похлопать его по плечу в знак солидарности.

Человек со странным именем Дам стоял здесь же и с неприкрытым снисхождением поглядывал на своих спутников, параллельно помогая девочкам, которые старательно переобувались, — держал их ранцы.