(Не)настоящий парень - Амалия Март
— Пшеница? — охрипшим голосом спрашивает Вова, переводя взгляд на отца, с которого писали чеширского кота.
— Картофельные! Очистки! — даже подпрыгивает на месте отец, хлопая в ладоши. — Никто не догадался! Никто, ха!
Лицо Вовы в этот момент сменяет несколько оттенков, разгоняясь от цвета яичной скорлупы до глубоко серого с зеленоватым отливом. Я начинаю подозревать, что папино творение в его желудке задержится не долго. Рука парня тянется к тарелке посреди стола, выхватывает очередной кусочек сала и закидывает в рот.
— Мощная вещь, — хрипит он, прожевав.
— А самое интересное, — с энтузиазмом начинает отец, наклоняясь ближе к благодарному слушателю, приканчивающему запас сала на столе. — Процесс! Это самое, в картошке‑то сахара нет, значит, и дрожжи ее есть не будут, — с видом великого хитреца вещает папа. — А зима холодная нынче была, прошлогодний урожай померз в подвале весь. А что происходит с картошкой, если ее переморозить?
Вова дважды мигает, выдавая свою малую осведомленность о корнеплодах с потрохами. Лицо становится настолько беспомощным, словно только что он очнулся от многолетней комы, а его просят назвать номер своего пенсионного удостоверения.
— Она становится сладкой, — подсказываю я.
— Точно, Зинок! — все так же радостно подхватывает папа, которому развязали руки и язык.
Кстати, что странно. Обычно мама быстро пресекает эти его бесконечные рассказы о жизни дрожжей и процессе дистилляции, а тут ни слова. Сидит, попивает чаёк, поглядывает на Вову. И молчит. Чем и пугает.
— Так вот, а жмых, который остался, мы свиньям на прикормку раскидали.
Пока я пытаюсь разгадать мамин хитроумный замысел и не поддаться панике, папа успел перейти к свиньям. Чудесно.
— Такие хари отожрали, во! — демонстрирует он. — Но нам же и на руку, да, Володь, вон сальце какое вышло, нажористое!
Господь всемогущий. Если бы это был настоящий парень, а не фиктивный, я бы уже пробила головой стол, а он собой входную дверь. Самогонка на картофельных очистках, свиньи на картофельных очистках. Теперь и Вова на картофельных очистках. И кажется, это его предел.
— Я отлучусь, — он улыбается, даже не смотря на испарину, покрывшую его лоб, встаёт и выходит из кухни.
Слышится щелчок выключателя, хлопок двери ванной, журчание воды в кране и подозрительно слившиеся с ней утробные звуки.
Я ещё на мышах поняла, что кулинарию Прудов ему не осилить. Ну подумаешь картофельные очистки. Перемороженные. Из того же погреба, что мыши. Это он ещё не добрался до колбасы из бобров!
— Мне кажется, — наконец, подаёт голос мама. — Мальчику пора. Мы устали с дороги, завтра рано вставать. Знакомство удалось.
Папа кивает, опрокидывая в себя рюмку огненной жидкости собственного производства и не стесняясь, занюхивает воротником.
— Ух, хороша!
— Вы останетесь на ночь? — не без удивления спрашиваю я. Обычно их визиты — два часа бесконечных тычков и упрёков, отполированных шантажом и манипуляцией, и пока‑пока, спасибо за еду, встретимся через месяц. Хотя да, чего я удивляюсь, на сегодня план не выполнен, нужны дополнительные сутки. Блин.
— Папа выпил, куда мы теперь поедем, — смотря с укоризной, говорит мама. — За знакомство, — объясняет, что в этом виновата я. — Твоя подружка же уехала, мы можем занять ее комнату?
— Я вам в своей постелю, — понимая, что так просто все это не закончится и, смиряясь с неизбежным, говорю я.
— А завтра пусть мальчик твой на обед приходит, приготовим с тобой нормальный стол, посидим, как люди, — ещё один камень в мой огород. Так тонко, но точечно умеет только она.
— Он завтра не сможет, у него работа.
— Не смеши, — отмахивается она. — Если серьезно к тебе относится, отложит свою «работу», — теперь она и на Вову перекинулась, принизить значимость того, что она не понимает — тоже ее фишка.
— У него срочный заказ! — на ходу подумываю я.
— Вот и посмотрим, что для него важнее, — не хватает очков в роговой оправе, из‑под которых мамин взгляд выглядел бы ещё весомее.
— Я спрошу, — хватаюсь за спасительный круг последней надежды, что маму удовлетворит его отказ.
— Ну что, между первой и второй, как говорится! — врывается в кухню явно посвежевший Вова. Он что там, втихаря Мезима наглотался?
— Вов, родители устали, — начинаю я.
— Зина говорит у тебя завтра работа срочная, а мы хотели собраться, посидеть по‑семейному, не спеша, — прерывает меня мама, широко улыбаясь моему псевдо‑парню. — А я ей говорю, он наверняка сможет передвинуть планы, чтобы познакомиться с будущей родней поближе!
Она произносит это все лёгким шутливым тоном, но обмануть Вову, как и любого присутствующего здесь, ей не удается. Это ничем не прикрытая манипуляция.
Он смотрит на нее, кидает взгляд на меня, я едва заметно качаю головой и очень заметно выпучиваю глаза, пытаясь передать мое «ни за что». Но телепат из меня никакущий, мама очень хороша, а Вова тот ещё меркантильный жук, и вместо ожидаемого «я не смогу», НеКобейн говорит:
— Без проблем!
Ну всё, придется продавать почку.
— Я тебя провожу, — кладу руки на грудь мерзавца и с силой его выталкиваю из кухни в коридор.
Труда это не составляет, он худощавый и не сопротивляется.
С родителями попрощался, от стопочки на посошок отказался, на предложение взять с собой сальце снова позеленел лицом, можно уводить псевдо‑бойфренда на приватный разговор.
Надеваю кеды, выталкиваю жиголо на лестничную клетку и захлопываю за нами дверь.
— Ты совсем что ли?! — гневно шиплю, подталкивая его к лифту.
— Да, прости, переоценил свои силы, надо было отказаться, — слегка морщась, говорит Вова.
— Конечно, надо было!!! — мой голос звенит напряжением, отбиваясь от стен парадной. Оборачиваюсь на дверь квартиры, вряд ли родители там уши греют, но лучше перестраховаться.
Дверцы лифта со скрипом разъезжаются, мы входим, нажимаем кнопку первого этажа и ждём закрытия дверей, чтобы продолжить. В тусклом освещении мерцающей лампочки лицо Вовы выглядит совсем болезненно. Без улыбочки и напускного радушия это совсем другой человек. Хотя по‑прежнему Курт Кобейн.
