Моя желанная студентка (СИ) - Чи Майя

До дома Сереги мы едем в молчании, если не брать в расчет пьяный храп. А когда доезжаем, то Вероника помогает мне не только вытащить его из машины, но и шустро открывает двери, подставляет Бурову хрупкое плечо и всячески избегает моего взгляда, смотря куда угодно, только не в глаза.

Раздражает. Хотя, к черту! Она моя студентка. Все. Точка. Не надо ждать большего.

Как только мы выходим обратно во двор, она несмело спрашивает:

— Станислав Юрьевич, который час?

— Половина второго, — говорю и прячу смартфон обратно в карман. — А что? Для тебя поздно? — Пытаюсь шутить, намекая на ее развлечения в стриптиз клубе.

— Нет. — Ника поджимает губы. — Едем?

Я секунд десять слежу за сменой эмоций на ее лице и понимаю, что там, кроме страха, ничего нет.

— Может, расскажешь в чем дело?

Девчонка направляет на меня взгляд, полный слез. Я теряюсь. Наука всегда давалась мне легко, но быть преподавателем и другом для детей, я так и не научился. Впрочем, и она уже не ребенок.

— Вероника?

— Нет. Ничего. — Отворачивается и идет к машине.

Бл*ть! Ну что за женская натура! Сколько живу, всегда наблюдаю одно и то же. Ей плохо, но ты не смей лезть в душу — рискуешь прослыть невежей. Ты сделал одолжение, не стал расспрашивать — мудак, которому на все плевать. И самое отвратное, что ты либо невежа, либо мудак — третьего не дано.

— Расскажи, что произошло. — Хватаю ее за локоть, вынуждая смотреть на меня.

— Мне надо домой, — говорит безэмоциональным голосом, а у самой глаза на мокром месте. — Телефон разрядился. Мама будет переживать.

— Если бы тебя волновали переживания матери, то я бы не познакомился с тобой в стриптиз клубе…

— Да что вы прицепились к этому клубу?! — кричит и откидывает мою руку. — Как будто каждая, кто переступает порог неприличного заведения, обязательно шлюха! На нее сразу вешают ярлык, даже не озаботившись узнать, а почему она туда вообще пошла?..

— Не ори, — говорю ей, наблюдая за тем, как блестят щеки от слез.

— Я не ору. Это крик души.

Вероника вроде успокаивается, но теперь обхватывает себя руками. Жалкое зрелище, если честно. Я терпеть не могу женщин, которые выглядят жалкими. Конечно, жизнь ломает даже самых стойких, независимо от пола и возраста, однако человек не должен терять достоинства. Признавать ошибки так же важно, как и их не совершать.

— Ну и зачем ты туда пошла? — Мне интересно. Если она приличная девочка, то ответ должен быть в духе “Мне понадобились деньги”.

— Не ваше дело.

— Ника, это твой шанс оправдаться. — Понимаю, что давлю, и все же.

— В чем? Может, вам и нужны оправдания, но мне они ни к чему. Я сделала то, что посчитала нужным. Завтра получу за это деньги, а потом… — В больших глазах снова дрожат огоньки. Не могу понять, почему она плачет. Словно… Словно проблема в другом.

— Что потом?

— Брошу учебу и переведусь туда, где мое настоящее место! Хотя чего вам рассказывать? Вы такой же как они — думаете, что наука превыше всего. Если человек не выводит новый сорт растений, не спасает жизни, не летает в космос или не бурит глубоко под землю, чтобы свершить очередное открытие, то он зря тратит свое время. Он бесполезный кусок дерьма, которому лучше бы не родиться.

— Я так не считаю, Вероника. Все увлечения ценны…

— Но не танцы, да? — Она поднимает свои невозможные глаза и смотрит на меня с обидой. Кажется, я понимаю, в чем проблема, и мне за это хочется прибить Валевского. Неужели один из самых светлых умов науки не удосужился банально поговорить со своей дочерью и выяснить, чего она хочет от жизни? Какие у них отношения в семье? Судя по тому, что она обманом и весьма неприличным занятием зарабатывает на свою мечту — никакие.

— Тебе нравится стриппластика? — задаю наводящий вопрос, а сам пытаюсь не думать о том, какой откровенной она может быть на сцене.

— Что? — Ника краснеет. Черт, она краснеет из-за банального вопроса. И ее смущенный вид меня возбуждает. Граф, ты точно сумасшедший. Тебе человек душу открывает, а ты думаешь, как бы ее завалить. Впрочем, хоть я и выпил немного, но еще способен держать себя в руках. — Н-нет! Я… — Она делает глубокий вдох и признается. — Я люблю спортивные танцы на шесте. — Видимо, оно дается ей с трудом, потому как решимость в глазах девушки настолько слабая, словно она боится говорить это вслух. — Но они несовместимы со взглядами родителей. И с вашими наверное — тоже. Впрочем, ладно. Что бы я ни сказала, общество все равно будет следовать стереотипам. Оно воспринимает девушек на пилоне, как шлюх, а между тем они очень спортивны и элегантны. Знаете, когда я впервые ее увидела, действующую четырехкратную чемпионку по пол дэнсу, то чуть не расплакалась от восхищения! На нее смотрели все. Одни с осуждением, а другие, как я, с открытым ртом. И…

Ее лицо преображается. Страх и обида куда-то исчезают, уступая место восторгу. Она рассказывает о приложенных стараниях, в то время как я не могу отвести взгляда от раскрасневшихся щек. Сложно сказать: так действует на нее воодушевление или ночная прохлада, но чем дольше я смотрю, тем отчетливее вспоминаю себя в ее возрасте.

— Знаешь, — перебиваю девчонку и гашу в себе внезапное желание, — я думаю, ты станешь изумительным танцором, если не растеряешь свой пыл. Только не ищи легких денег, Ника. В попытке достигнуть вершины, ты опускаешься на самое дно болота, из которого мало кто выбирается.

— Но я же сказала, что больше не пойду туда! — Она мгновенно вспыхивает и злится. — И вообще, вам стоило бы извиниться!

— В чем же?

Ника снова мнется, видимо, не решаясь ответить. Правда, и не стоит.

Я понимаю ее без слов. Вот только банальное “извини” тут точно не сработает. Подхожу к ней и смотрю сверху вниз на воинственно сжатые губы, раздувающиеся крылья носа… Промозглый ветер развевает ее волосы, и я слышу аромат духов — что-то свежее, морозное, цитрусовое. Кажется, начинаю понимать, почему меня так тянет к ней. Все дело в очаровании и молодости. Вероника словно глоток бодрящего чая с лимоном, которым я так часто балую себя по утрам. Она возвращает мне забытое чувство, когда ты юн, полон сил и амбиций. Хотя вряд ли бы я пришел к такому выводу, если бы она не была столь откровенна со мной.

Я прикрываю глаза и снова вдыхаю ее запах, теперь еле уловимый. А когда вместо тьмы снова вижу ее лицо, растерянное и невинное, не выдерживаю и касаюсь губами нежной щеки.

— С-станислав Юрьевич? — Маленькие ладошки ложатся на мою грудь, надавливая, отталкивая, но делают это настолько несмело, что меня это только раззадоривает.

— Тшшш… — шепчу ей на ухо, и чуть не срываюсь.

Серега прав — надо успокоить себя, иначе будет уже все равно, с кем спать. К тому же, я не кидаюсь на девушек, не пристаю.

Роняю голову на ее плечо и снова вдыхаю аромат духов. Уверен, принадлежи он другой женщине, то не было этой легкости.

— Станислав Юрьевич, я замерзла, — шепчет Вероника.

“Согрейте меня” — договаривает мое воображение, и рисует ее образ на заднем сидении. Как со свойственной ей неуверенностью она расстегивает курточку, снимает с себя футболку, и я целую ее грудь. Как мои пальцы лезут в трусики, а она тихо всхлипывает, откидывает голову, произносит мое имя, и вместе с ним с ее губ срывается сиплое дыхание. Как ее руки касаются моего члена… Блять!

— Поехали, — говорю ей и отстраняюсь.

Вероника растерянно смотрит на меня и, спохватившись, прячет глаза под пышными ресницами.

— Если сейчас же не сядешь в машину, я сорвусь.

Она испуганно округляет глаза и отворачивается. Вид ее попки в обтягивающих джинсах только усугубляет ситуацию. Сам не понимаю, почему так завелся, но мне жизненно необходимо ее трахнуть и успокоиться. Пусть не всю. Только рот. Всего один поцелуй, о котором позже непременно пожалею.

Хватаю ее снова за локоть и прежде, чем она успевает произнести мое имя, целую в губы. Снова это недовольное мычание… Валевская, знала бы ты, как мне плевать на твой протест!