Хулиганка и бунтарь (СИ) - Килеева Виктория

Через несколько часов преподаватели собрали группу в аудитории, чтобы объявить результаты защиты. Балом (а точнее — казнью) правила Мессалина Люциферовна при активной поддержке Гильотины Витольдовны:

— Лысюк Людмила, к сожалению… — у Люси остановилось сердце, группа в ужасе ахнула, — …не знаю отчества. Отлично.

Люся испустила тяжкий вздох. Сердце снова пошло.

Причёску для выпускного вечера Люся делала сама — и это было видно сразу и невольно. Волосы выглядели так, словно их неделю не касались расчёской, а потом зачем-то покрыли лаком, хоть Люся и утверждала обратное:

— Я убила на них два часа.

— Ключевое слово — «убила», — заметила Катя.

К несчастью, этот шедевр парикмахерского «паскудства» оказался на редкость прочным и сохранял форму весь день. Катя поэтично окрестила его «гнездом безрассудного аиста», усугубив и без того глубокую Люсину грусть.

Будто вторя её мыслям, студенты на сцене печально затянули «Гаудеамус» — преподавательница латыни чуть не забилась в экстазе.

Едва отгремел выпускной с вручением законно-красного диплома и отошла хмельная голова, Люся устроилась оператором в контактный центр одной из сотовых компаний. После сложного многоэтапного собеседования, больше похожего на вербовку в спецслужбы, ей предстоял ещё месяц обучения.

Вскоре её взяли на работу с испытательным сроком. Когда Люсю оформляли в отделе кадров, она долго не могла найти в сумке новенькую, только что купленную трудовую книжку. Минут через пятнадцать трудовая отыскалась, но почему-то в косметичке, между тональным кремом и блёстками для век.

Наконец Люсю выпустили на линию… Но дебют был неудачным — её тут же обматерили.

Сначала Люся принимала близко к сердцу, когда абоненты орали на неё, искусно плетя кружева цветистой нецензурщины. Спокойно вытерпеть такое было сложно. Кто-то из операторов выключал звук и матерился в ответ. Кто-то заводился настолько, что стучал кулаком по столу и злобно шипел: «Какой же ты тупой!»

Реакцией Люси были слёзы. Она плакала первые две недели и ходила в подавленном состоянии, чувствуя себя помойкой для чужого негатива.

Через месяц сердце Люси обросло защитной бронёй. Она абстрагировалась и мирно попивала чай с лимоном, пока абоненты разражались в её адрес незамутнённым русским матом. Работа сделала Люсю философом со здоровой долей цинизма, и вскоре она совсем привыкла к выпадам типа:

— Вы ни за что украли с моего счёта тридцать пять копеек! Ублюдки, я подам на вас в суд!

— Ты дура? Не звонила я ни в какую Австралию! Мне плевать, что говорит твой компьютер!

— Сука, верни мне деньги, или я прокляну тебя и всю твою семью!

— Кто подсел на мой баланс?

За день Люся слышала самые разнообразные вопросы:

— А у смс тарификация поминутная или посекундная?

— Извините, а можно как-то физически нарастить сим-карту, если я случайно спалила её с телефоном в духовке?

— Я купила телефон в Китае, пользуюсь им в России. Скажите, у меня что, теперь роуминг?

— А подключите мне bluetooth на сим-карту.

Тут даже Люся растерялась:

— Кого вам на сим-карту подключить?

— Ну этот… синий зуб.

Катя была злостной оптимисткой и подалась в аспирантуру. С темой диссертации она определилась ещё на первом курсе — «Специфика любовной лирики Маяковского». Катя любила читать стихи, в которых поэт обращался к Лиле Брик или Татьяне Яковлевой, и представлять, что они посвящены ей.

— Слов моих сухие листья ли

    Заставят остановиться,

    Жадно дыша? 

    Дай хоть

    Последней нежностью выстелить

    Твой уходящий шаг…[14] — вдохновенно читала она. — Ну разве можно уйти от такого мужчины?

Через пару месяцев Катя передумала. Она не очень любила детей и, проявив редкую для своего характера гуманность, не пошла в учителя русского языка и литературы. Вместо этого Катя присоединилась к Люсе в колл-центре. Плакать она не умела, поэтому период адаптации к матам прошла быстрее подруги. Зато страсть поучать всех, включая абонентов, так и не преодолела.— Екатерина, здравствуйте, — мрачно отвечала Катя.

— Здравствуйте, девушка. Вчера я приходил в ваш центр обслуживания, но мне там так непонятно всё объяснили… У вас что, все бабы такие дуры?

— Давайте не будем вдаваться в гендерные различия наших сотрудников. Или вы готовы признать себя шовинистом?

— КЕМ? — опешил абонент.

— Вопросы по работе компании имеются?

— Да! Увольте ваших дур!

— Спасибо за звонок. Всего вам доброго, — упрекающе отчеканила Катя и отключилась. — Quel cauchemar[15], какое мракобесье…

У Люси была тётя — Маша, младшая мамина сестра и детский психолог. С Люсей они были ровесницами, и им рано пришлось подружиться. Потом началась школа, и Маша познакомила Люсю со своей детсадовской подружкой Катей Хетцер.

Иногда Люся и Маша ходили вместе по магазинам. Маша подозревала, что у неё есть вкус, и всегда пыталась помочь племяннице, вкусом, на её взгляд, не отягощённой.

Люся взяла себе майку-алкоголичку. Она носила сороковой размер и очень радовалась, когда ей удавалось поправиться хотя бы на пятьсот грамм. Теряя килограмм, Люся так огорчалась, что от переживаний не могла есть.

— Люсь, откуда пошло слово «майка»? — спросила заглянувшая в кабинку Машина голова. — От слова «маяться»?

— От слова «май».

— А почему ты хочешь именно майку-алкоголичку?

— В ней я как-то поспортивнее кажусь, — вздохнула Люся, с укором глядя на свои выпирающие ключицы.

— К такой майке и лифчик-алкоголик требуется.

— Это какой?

— С перетянутыми сзади лямками, их тогда под майкой не видно будет.

— А у вас такой есть? — с надеждой спросила Люся у стоявшей рядом продавщицы.

— Кажется, был. У вас какой размер груди?

— Восьмидесятый.

Маша прыснула со смеху.