Дженнифер Хеймор - Герцогиня-охотница
Луна разливала серебро по ночному небу, освещая путь. Гуляя, Сара думала, что причиной исчезновения герцогини вполне могли стать грабители. Но она даже представить себе не могла, что с герцогиней произошло нечто ужасное. И где? В Айронвуд-Парке! Появись здесь злоумышленники, Сара бы услышала их. Она бы их почувствовала. Они бы ни за что не смогли укрыться от дочери садовника.
Сара прошла вдоль ручья примерно полмили. Журчание воды, бегущей по камням, постепенно успокаивало ее.
Когда она дошла до знакомой скамьи у излучины ручья, которая пряталась в кустах ежевики, она вновь заколебалась. Скамья стояла на самом берегу, чуть в стороне от дорожки, и манила ее к себе, сверкая жемчужно-белым мрамором в лунном свете.
Сара уже давно не приходила сюда. Раньше, сидя на этой скамейке, она мечтала о таких вещах, о которых серьезные девушки даже не думали. А иногда она приходила сюда просто, чтобы предаться воспоминаниям.
Сегодня вечером ей тоже хотелось подумать о прошлом. Так Сара сидела, глубоко дыша, сжав пальчики ног в туфлях и задумчиво глядя на ручей.
Лунный свет играл на водной ряби ручья, когда она вдруг уловила какое-то движение рядом. Сара схватилась за край скамьи и выпрямила спину. Вытянув шею, она начала медленно озираться по сторонам. Сара вновь ощутила все напряжение и нервозность, которые не покидали ее с той самой минуты, когда Эзме ворвалась в каменный зал, где она руководила капитальной уборкой, и сообщила ужасную новость о герцогине.
– Сара?
На мгновение она застыла, а потом резко оглянулась через плечо.
На дорожке стоял джентльмен, частично скрытый колючими ветвями. Лунный свет, пробиваясь сквозь них, покрывал причудливым узором его пальто и красивое мужественное лицо.
«О боже! Саймон!» – догадалась Сара, и все ее тело затрепетало. Грудь сдавило от безумного чувства неудовлетворенной любви, которую она испытывала к нему и которую так тщательно пыталась запереть внутри. И сейчас это чувство готово было вырваться на свободу.
– Ваша светлость, – сказала она мягко.
– Я не мог уснуть.
– Я тоже, – сказала Сара, встав и повернувшись спиной к ручью и скамейке, на которой они не раз встречались на протяжении долгого времени. Для них обоих это было местом покоя и уединения. Встречаясь, раз за разом они лучше узнавали друг друга.
Но во время последней встречи Саймон поцеловал ее. Это был долгий поцелуй, горячий и глубокий. Его губы были ненасытны. По щекам и по шее они скользили вниз к ее груди, которую он целовал прямо через платье. Его руки мягко гладили грудь Сары, скользя по соскам, и крепко сжимали ягодицы.
А на следующий день Саймон уехал в Лондон. И она больше не видела его до сегодняшнего вечера. И вот сейчас он был рядом, и его высокая фигура бросала тень на ее лицо.
Сара никак не ожидала увидеть его здесь. Она предполагала, что Саймон сразу же отправится спать, потому что выглядел очень уставшим и измученным. Но если бы он хотел отдохнуть, то вряд ли бы пришел сюда. Сара знала, что он больше не воспринимал это место как уголок покоя и уединения. Впрочем, и она тоже. Их последняя встреча здесь все изменила. Теперь это место ассоциировалось со страстью и безумием. С чем-то чувственным и плотским.
Но Саймон был здесь. Увидев Сару, он мог просто развернуться и уйти. И она бы даже не заметила этого. Но он предпочел подойти к ней и сесть рядом.
Они смотрели, как маленькие водовороты затягивают блестящий лунный свет в глубь воды. Напряжение, охватившее Сару, постепенно проходило. Тепло, исходящее от Саймона, и его приятный запах – смесь кедра и каких-то специй – успокаивали и расслабляли ее.
Наконец Сара несмело скользнула взглядом в его сторону.
– Я сожалею, ваша светлость, что вам пришлось вернуться домой из-за таких ужасных событий.
– Да… Но я все равно рад оказаться дома. Меня не было слишком долго. Обстоятельства… Хотя… – вздохнул он. – Наверное, я никогда не смогу понять свою мать. Почему она никого не предупредила, что ее планы резко изменились? Это выше моего понимания.
– Никто пока не знает, как все было на самом деле, – мягко напомнила ему Сара.
Саймон фыркнул, сжав губы.
– Это верно. Но у меня такое чувство, что все дело именно в герцогине.
Всегда оставаясь наедине в этом укромном уголке парка, они могли говорить свободно, без условностей и ограничений, накладываемых разницей их происхождения и положения. Скрытые от чужих глаз, они чувствовали легкость, которой не было никогда в присутствии посторонних. Все преграды и пропасти, разделяющие их, казались несущественными, почти несуществующими. Здесь, начиная с того самого дня, когда Саймон спас Сару из колючих кустов, они были друзьями.
До прошлой их встречи, когда внезапно их дружба превратилась в нечто большее.
– Сегодня вечером, после того как вы с Эзме уже покинули гостиную, у меня возникла одна идея, – сказал Саймон.
Сара повернулась и встретилась с ним взглядом, стараясь не обращать внимания на горячую волну, захлестнувшую ее тело. Она вспомнила, как они сидели здесь точно так же, как сейчас, и Саймон вдруг прошептал, почти простонал:
– Сара, я больше не в силах сдерживать себя!
И затем он обнял Сару, припав к ее губам. Она сразу сдалась, провалившись в омут этого поцелуя, став рабой чувства, которое он вызвал в ней. И для нее в тот момент уже не существовало никаких ограничений и условностей. Все было правильно и естественно, как дыхание, только гораздо более волнующе. Сара инстинктивно знала, что делать. Ее руки гладили Саймона, она страстно отзывалась на его поцелуи, ощущая его сильное тело даже через пальто. Его губы и руки исследовали ее всю. Он нежно облизывал мочку ее уха и целовал грудь прямо через слои одежды.
Но потом взгляд Саймона стал абсолютно серьезен, и он заявил твердо:
– Я думаю, будет лучше, если Эзме уедет со мной в Лондон.
Сара все еще тяжело дышала, увлеченная воспоминаниями об их поцелуе. Если Эзме покинет Айронвуд-Парк с Саймоном, то никого из семьи герцога здесь не останется. Все разъедутся в разные стороны, чтобы жить своей жизнью. Но поиски герцогини продолжатся. Раньше уже случалось, что какое-то время никого из Хокинзов не было в Айронвуд-Парке. И в такие моменты Сара чувствовала себя особенно одиноко.
– Эзме девятнадцать, – продолжил Саймон свои размышления. – Она молодая женщина, и этот сезон ей лучше провести в компании сверстников и друзей. Ей следует находиться в Лондоне, а не сидеть здесь, в провинции. Я знаю, мать считала, что Эзме должна провести дома еще как минимум год, но я не согласен с этим. Заперев ее здесь, мы сделаем ей только хуже.
На самом деле Эзме гораздо больше была по душе жизнь в Айронвуд-Парке, чем в Лондоне. В прошлом году ее уже выводили в лондонский свет, и ни к чему хорошему это не привело.
