Сесилия Ахерн - Девушка в зеркале
— Я сержант Джонс, — сказал Максвелл, протягивая руку Герману и стараясь не обращать внимания на колкости коллеги.
— Пожалуйста, идите за мной, — пригласил Герман, все еще слегка ошеломленный неожиданным появлением полицейских. Интересно, слышала ли Барри, как они с Эмбер ссорятся? Наверное — ведь она стояла за дверью. Но если даже и так, виду она не подала.
Он провел их в гостиную и знаком пригласил садиться, но инспектор Барри принялась шагать по комнате, трогая вещи, нахваливая его вкус и высказывая предположения относительно их цены.
Когда вошла Эмбер, Герман заметил, что она изо всех сил старается держать себя в руках, хотя только что плакала.
— Здравствуйте, — тихо поздоровалась она, взглянув поочередно на каждого из гостей.
— Вы, должно быть, хозяйка дома. А я инспектор Барри. — Они обменялись рукопожатием, но Эмбер, поморщившись, быстро опустила руку и снова потерла запястье. — А это Максвелл, мой оруженосец.
— Сержант Джонс, — сухо представился тот и тоже пожал руку Эмбер, не вставая с дивана.
— Вы инспектор уголовного розыска? — переспросила Эмбер удивленно.
— Не ожидали увидеть женщину, да? Нас в уголовном розыске всего несколько человек, и мы страшно гордимся, глядя на Хелен Миррен, которая представляет нас в «Главном подозреваемом». Хотя, конечно, действительность в фильме сильно приукрашена. Такие стройные бедра, как у нее, у меня были разве что в школе… А вот этот парень, — взъерошила она Максвеллу волосы, — когда-нибудь сменит меня. Однажды все это будет твое, Макс. — Инспектор Барри устроилась рядом с ним на диване.
— А вам разве… положено выезжать на такие вызовы? Может, к нам и забрался вор, но вы ведь обычно расследуете другие преступления..
— Убийства? Верно, — вздохнула она. — Просто представился случай познакомиться с новыми соседями, оставить вам свою визитку. — Вот, пожалуйста. — Перебрав визитные карточки, она вытащила одну вместе с палочкой от леденца и вручила ее Эмбер.
— Мы были в этом районе, — объяснил Максвелл, — потому что сегодня утром ей надо было к гинекологу, и я ее повез.
Инспектор Барри поджала губы и стянула пуховик. Эмбер заметила ее большой живот и в замешательстве произнесла:
— Поздравляю.
— А! — отмахнулась та, — после третьего не поздравляют.
— А у вас трое?
— Пятеро.
— Боже, как вы все успеваете?
— Очень просто. Я отличный сыщик, но ужасная мать, — сказала инспектор с улыбкой. — К несчастью для моих детей и к счастью для вас. Итак, чем мы можем вам помочь? — Она взглянула на Германа. — Ваша жена сказала, что у вас, возможно, побывал вор.
Герман с раздражением покосился на Эмбер, которая все массировала запястье.
— Моя жена ошибается. У нас точно побывал вор, потому что исчезли часы.
— Понятно. — Инспектор Барри взглянула на Эмбер, а Герман молился про себя, чтобы жена прекратила растирать руку и подняла голову. — И где находились часы?
— На третьем этаже в моем кабинете, где я пишу.
— Вот как? — просияла она. — Я и не знала, что вы писатель, мистер Бэнкс. Это ценная информация. Максвелл, запиши.
Максвелл равнодушно кивнул.
— Ну да, я переехал сюда, то есть мы переехали сюда, чтобы я мог в спокойной обстановке написать роман, о чем долго мечтал, — не без смущения пояснил Герман.
— Чудесно, — заметила инспектор Барри. — Жаль, что у моего мужа нет времени на то, о чем он всегда мечтал. Хотя, может быть, это и к лучшему, а то он бы меня бросил. И что это были за часы?
— «Ролекс». Подарок жены, в черном кожаном футляре с замком. Ценой более сотни тысяч долларов.
Инспектор Барри присвистнула:
— Вот это да! Ты слышал, Максвелл? Это сколько же будет в фунтах стерлингов? — Она возвела глаза к потолку и стала подсчитывать.
— Примерно шестьдесят тысяч, — ответил Максвелл, глядя в блокнот.
— Где-то шестьдесят одна — шестьдесят две?
— Примерно шестьдесят, — со скукой повторил Максвелл.
— Я не знаю курс обмена, возможно, вы знаете, мистер Бэнкс? Ну да ладно, продолжайте, пожалуйста.
Герман взглянул на полицейских, думая, уж не шутят ли они, но у них были серьезные лица.
— А на задней крышке выгравировано посвящение от жены. Что там было написано, дорогая? — обратился он к Эмбер.
Она посмотрела на него и ответила, судорожно сглотнув:
— «Г., моему художнику. Навеки твоя, Э.».
— «Г» — это, значит, вы, — указала на него инспектор Барри.
— Да.
— А вы — «Э».
— Да, — едва слышно прошелестела Эмбер.
— А вы художник, потому что…
— Потому что я пишу книгу, — отвечал он, все больше смущаясь.
— Прекрасно, — улыбнулась инспектор Барри, переводя взгляд с лица Германа на лицо его жены. — У вас в доме установлены видеокамеры?
— Нет. — Герман покачал головой.
— В таком случае неплохо было бы установить. Литерли — спокойное место, но такой дом привлекает внимание, особенно если люди узнают, что вы тут живете. Знаменитости — это всегда объект повышенного внимания. Не беспокойтесь, от нас они ничего не узнают. Обещаю держать рот на замке, не уверена, правда, насчет Максвелла. Ему хватает пары порций виски, чтобы запеть. Поет, правда, плохо. — Она поднялась, опираясь на колено Максвелла. — Можно осмотреть кабинет?
На лестнице инспектор три раза останавливалась, чтобы перевести дух. Наверху она прошла в кабинет, молча обошла его и остановилась у окна.
— Сюда не так-то просто влезть. Если они залезли через это окно, то их интересовала именно эта комната. Здесь есть другие ценности?
— Мой ноутбук. А еще первое издание и рукопись романа «Спаситель» Грегори Бернса.
Она равнодушно кивнула:
— Ты читал, Максвелл?
— В школе.
— О чем там?
Тот посмотрел на нее с выражением бесконечной усталости на лице:
— Не помню.
— Значит, не читал. Мистер Бэнкс, знает ли кто-нибудь, что у вас имеется рукопись?
Герман покачал головой:
— Человек, который мне ее продал, не знал, кто покупатель.
Она помолчала.
— Почему вы не уверены, что у вас побывал вор, миссис Бэнкс? — спросила Барри, рассматривая печатные машинки, а затем начала стучать по клавишам, что раздражало Германа, но он промолчал.
— Потому что ничего другого не тронули.
— Точно! — Инспектор обернулась, сияя как начищенная пуговица, будто это было величайшее открытие. — В том-то и дело! А внизу вроде у вас коллекция ценной живописи?
— Пикассо, несколько работ Дэмьена Хёрста.
— Очень мило. И плазменный телевизор на стене. Такой, наверное, у вас не один?