Барбара Уилкинз - «Оскар» за имя
Луанна – как всегда впереди – подходила к двери и стучалась. Бет помнила, что она в тот день выглядела особенно хорошенькой. На ней была черная меховая шубка, золотистые волосы спрятаны под соболью шапочку. Остальные девочки сгрудились вокруг нее в своих шубках и сапожках, дрожа от холода и переминаясь с ноги на ногу.
И потом Бет не могла понять, почему все было так ужасно. В конце концов, во всех домах знали, что они должны приехать. Это происходило каждый год. Но мать Бадди побледнела, увидев их на пороге, как будто их появление чрезвычайно ее поразило. Какой же старухой она выглядела! Можно было подумать, что она не мать, а бабушка Бадди. Волосы спутаны, лицо покрыто морщинами, а рот ввалился так, что, похоже, эти истории о выбитых зубах соответствуют истине. В свитере с продранными локтями, грязном платье, спущенных чулках, из дырявых тапок торчат пальцы… Ей-Богу, можно было подумать, что она специально привела себя в столь жалкий вид.
Луанна проплыла мимо, как Королева Мая, неся в руках подарок, упакованный ее собственными руками, за ней прошли остальные с корзиной и другими подарками.
К этому времени лицо матери Бадди покрылось красными пятнами, и Бет изо всех сил старалась не показать, насколько ее потрясло то, что она увидела внутри. Здесь явно была драка. Разбитое стекло завешено драной простыней. На полу осколки стекла и кровь.
Весь потрескавшийся линолеум был в грязи. На столе стояли тарелки с объедками. Всюду валялись какие-то тряпки, одежда. Но в углу стоял огромный, совершенно роскошный телевизор, намного лучше того, что в их доме на острове. И еще проигрыватель на специальной Тумбочке, явно очень недешевый, имеющий отделение для множества пластинок. Но больше всего их поразила засохшая кровь. Они не могли оторвать от нее взгляда.
Бет была настолько смущена, что хотела оставить все свои приношения и скорее убежать. Но не тут-то было. Луанна должна была исполнить роль дамы-благотворительницы. Она расспросила женщину о детишках, пожелала всем счастливого Рождества от имени отца и сестер. Мать Бадди пробормотала что-то вроде того, не хотели бы они выпить по чашечке кофе, и было ужасно забавно видеть выражение ужаса, мелькнувшее на лице Луанны. Бет с трудом удержалась, чтобы не фыркнуть. Ей показалось, что они пробыли там целую вечность.
Это было еще задолго до того, как они стали встречаться с Бадди, и только один раз. Потом, когда они приезжали туда, дом был убран, а мать Бадди с улыбкой встречала их у дверей, как и все остальные женщины. И Бет никогда не рассказывала Бадди о том визите.
Бадди… Какой же он хороший! Бет почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.
– Тебе дать платок или что-нибудь? – хмурясь, спросила Ферн, как будто слезы Бет шокировали ее.
– Я просто вспомнила о своем мальчике, – сказала Бет, вытирая глаза тыльной стороной руки.
– Я тебя понимаю, – сочувственно сказала Ферн, ее тоненький голосок чуть дрогнул. – Я тоже вспоминаю о своем мальчике. Он так расстроился, когда я сказала ему, что еду в Голливуд. Он умолял меня не делать этого и выйти за него замуж. Он говорил, что не перенесет, если ему придется делить меня с моими поклонниками. «Я куплю тебе меховое манто и кольцо с бриллиантом, – говорил он. – Я повезу тебя в свадебное путешествие в Сан-Франциско, мы будем жить в большой гостинице и сходим на Рыбацкую пристань». – Она немного помолчала с легкой улыбкой на губах. – Я думала, он заплачет, когда я сказала ему, что должна ехать, что принадлежу всему миру.
При этих словах брови Бет поползли вверх, но она лишь улыбнулась. Пусть болтовня Ферн немного развеет ее и отвлечет от собственных печальных мыслей.
– Его отец – банкир в нашем городе. Другой банкир. У нас два банка. Его папа почти такой же богатый, как и мой, но все же не такой. И дом у них такой же огромный, как наш. Он стоит на холме и возвышается надо всем городом. И у них масса шикарных машин, а его мамаша ездит за платьями в Портленд. Ты бы только видела его двух сестер. Такие красотки. Обе блондинки вроде меня. Он мне всегда говорил, что я ему понравилась, потому что очень похожа на его сестер. Их зовут Джули и Эмили. Они учатся в Стэнфорде. А его самого зовут Кларк. Кларк Джонсон.
– А моего парня зовут Бадди Хэтчер, – сказала Бет, чувствуя симпатию к Ферн, потому что та тоже уехала от своего Кларка, так же как и она от Бадди. И если бы он не уехал первый, то получилось бы, что она его бросила. Они обе скучали по своим мальчикам. Они были две одинаковые девушки, тоскующие по своим любимым. – Его настоящее имя Элройд. Моя старшая сестра Луанна всегда говорила, что ее поражает, как это люди его класса дают своим детям такие нелепые имена. А тебе как кажется?
– Да, конечно, – сказала Ферн, как-то странно глядя на нее.
– Он пошел в армию, – сказала она. – Может быть, его убьют в Корее.
– Да, там жизнь дешево ценится, – сказала Ферн, поглаживая ее по руке. – А у Кларка отсрочка. И еще он учится в Стэнфорде. Понимаешь, там учились все Джонсоны, уже несколько поколений. Они жертвуют университету кучу денег. В газетах всегда печатают, сколько они дали.
– Образование – это здорово, – сказала Бет, кивая с улыбкой.
– Ну вообще-то они могли бы сделать что-нибудь и для города, – ворчливо проговорила Ферн. – Эти его сестры гоняют по городу в своих шикарных машинах и с презрением на всех смотрят. Такие воображалы! Нет, правда. Почему бы им не дать денег, чтобы построить больницу или еще что-нибудь. Сделать что-нибудь для людей, которые сделали их богатыми, вместо того чтобы тратить свои деньги где-то на стороне.
– Да, это непонятно, – сказала Бет, думая о своем отце, построившем больницу, библиотеку и давшем большую сумму на строительство парка.
– И знаешь, что они делают каждый год? – спросила Ферн. – Они устраивают четвертого июля большой праздник – карнавал. Устанавливают карусель, всякие аттракционы, балаганы, где можно заработать призы. Ну всякую ерунду, конечно, – игрушки, рыбку в аквариуме. Ну и все такое. Оркестр играет патриотическую музыку, и все раскрашено в красно-сине-белые-цвета. Полно еды – горячие сосиски, гамбургеры, капустный салат, картофельный салат, пирожки, пирожные. Для взрослых – холодное пиво, а для детей – кока и «Севенап». – Она еще немного подумала, как бы вспоминая. – И еще шарики. Красные, белые и синие, и если хочешь, то на любом напишут твое имя. И все бесплатно. Абсолютно все.
И все им кланяются и благодарят: «Спасибо вам» или: «Какой чудесный праздник» и все такое. Это так ужасно и так неприятно, когда так делают. Как будто они какие-то короли с королевами, а все остальные – пустое место. Неужели они думают, что мы не можем пойти в магазин и купить себе сосисок? Неужели они не понимают, как мы все себя чувствуем при этом?
