Памела Робертс - Голубоглазая богиня

Памела Робертс

Голубоглазая богиня

1

Гарри повернулся, открыл глаза, потянулся и зевнул. Взглянул на часы: половина седьмого.

Ну естественно, опять день прошел впустую. Да что там день — вся жизнь в этом жалком городишке проходит впустую. Ему уже почти двадцать девять, а он по-прежнему всего лишь репортер местной еженедельной газетенки, выходящей тиражом не более трех тысяч экземпляров в удачный подписной год. Такое издание в состоянии делать один-единственный человек, но он даже и до таких вершин не поднялся. Мистер Гэбсон — владелец не только газеты, но и самого большого так называемого супермаркета Эль-Дентро — оставил за собой обязанности главного и единственного редактора.

Да, старина Гарри, кто бы мог подумать шесть лет назад, что один из самых перспективных выпускников факультета журналистики Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе будет влачить полунищенское существование в провинциальном захолустье на самой границе с Мексикой.

Он потер руками горячее, покрытое потом лицо, тяжело вздохнул и потянулся к бутылке виски, стоящей тут же, на заваленном бумагами столе.

А впрочем… впрочем, что толку жалеть о том, что невозможно изменить? Уж такова, видно, твоя судьба, парень… Так что хватит ныть, выпей глоток-другой для поднятия духа и отправляйся на поиски развлечений.

Рабочий день окончен, и слава богу. Остается только кое-как убить вечер, и можно считать, что еще одни сутки канули в вечность, приблизив его на целых двадцать четыре часа к завершению скорбного жизненного пути — без любви, без друзей, без денег и без надежд на перемены к лучшему…

Как, Гарри Джодди, как ты дошел до такого? — спросил он себя, но не ответил, а вместо этого махнул рукой и сделал еще глоток из стакана. Какой смысл задавать в тысячу первый раз этот вопрос, когда и так прекрасно знаешь ответ? Сколько ни вспоминай, сколько ни сожалей, сколько ни терзай себя, а изменить прошлое невозможно.

Ах, Дженни, Дженни, как ты могла? Почему? Что тебя заставило? О, Дженни… За что отняла у меня все, даже меня самого?

Гарри застонал. Но не от боли, а от отчаяния. От того, что потерял… потерял что-то очень важное, жизненно важное… И не только возлюбленную… нет, конечно нет. От этого люди не страдают так подолгу. Он потерял веру — в себя, в женщин, более того, в саму возможность любви и счастья — настолько, что теперь уже и не желал повторения.

После ухода Дженни дело обстояло еще не так плохо. Гарри метался, орал, стонал, рыдал — это все было, да, и это было прекрасно. Потому что он чувствовал. Чувствовал!

Но часы медленно и неумолимо складывались в дни, дни — в недели, в месяцы…

После почти года страданий случилось самое страшное. Ему вдруг стало безразлично, где эта женщина, с кем она спит, кому говорит слова любви. Даже то, что его самого считает жалким импотентом. Боль исчезла, а на ее место заступило равнодушие — серое, невыразительное, томительно-скучное…

Поначалу Гарри вздохнул с облегчением, но вскоре понял, что, перестав страдать, перестал и жить. Яркие краски жизни сменились бесцветностью существования.

В таком состоянии он продолжал пребывать и по сию пору, лишь изредка, вот как сейчас, вспоминая, что бывает и по-другому, и испытывая приступы отчаяния.

Просидев, покачиваясь, несколько минут, Гарри все же сумел собрать достаточно сил, чтобы покинуть душное помещение и встретиться с не менее душным июльским вечером.

Оказавшись на улице, он огляделся по сторонам, решая, где проще и дешевле провести несколько часов, прежде чем вернуться в конуру, которую иронично называл «своими апартаментами», и погрузиться в черный провал сознания, именуемый сном, чтобы утром вынырнуть из него с тупой головной болью, пересохшим ртом и отвращением ко всему окружающему.

— Эй, Гарри, здорово! Как делишки? Что новенького?

Он обернулся и увидел своего лучшего и единственного на этот период времени друга Патрика Макферсона — известного по всему Эль-Дентро бездельника, сплетника и бабника, — машущего из окна машины.

— А, Пат, привет, — отозвался Гарри, пожимая протянутую руку. — Это ты мне скажи, что нового.

Макферсон усмехнулся.

— Да-а… для репортера ты не очень-то перегружен новостями.

— Новостями? — в свою очередь усмехнулся и Гарри. — Последней новостью в этой дыре была «трагическая» кончина пса мисс Терган, которого переехали посреди главной улицы три года назад.

— Ну-ну, к чему такой пессимизм? Поехали-ка со мной, я тебе кое-что покажу.

— Куда это, Пат? Если далеко…

— Эй, какая разница? Залезай ко мне, у меня временно даже кондиционер работает. Давай же, Гарри, не раздумывай. Все равно тебе больше делать нечего, — уговаривал Макферсон.

— Эх, Пат, — устраиваясь на широком удобном сиденье, с тоской произнес его собеседник, — и что это за жизнь, если единственному в городе репортеру нечего делать? И все к тому же об этом знают. Я до сих пор удивляюсь, кто раскупает эти экземпляры? Все равно там ни черта интересного нет…

— Да ладно тебе, не ной и не стони. Я тебе сейчас такое покажу!

— Это какое же? — с полным отсутствием интереса спросил Гарри. — Куда поедем?

— В одно заведение на Гранд-авеню.

— Это к Берту, что ли?

— Ага, точно.

— Ну, так я и знал… — устало вздохнул репортер. — Черт бы тебя побрал, Пат, ты что, думаешь, я голых баб не видал? А уж особенно таких, как у Берта. Дешевка… — И он с отвращением сплюнул в окно.

— Э-э, не скажи. Там позавчера такая цыпочка появилась, пальчики оближешь… — мечтательно протянул Патрик.

— Эх, парень, тебе только позавидовать можно. Уже давно четвертый десяток, а ты до сих пор на любую юбку бросаешься, словно тебе все еще пятнадцать.

— Не будь занудой, Джодди. Тебе что, никогда за девочку подержаться не хочется? Или у тебя другие интересы? Ты можешь прямо сказать мне, я человек широких взглядов. — И он многозначительно усмехнулся.

— Не дури, Пат, — обозлился Гарри. — Конечно, я не голубой. Просто воротит от всех этих… — Он махнул рукой и не закончил фразу, не зная, как в полной мере выразить свое презрение.

— С чего бы это, а? Между прочим, я так до сих пор и не знаю, ты был женат или…

— Бог миловал. А ведь мог бы, — не дослушав, ответил репортер, обтирая мокрое от пота лицо. — Слава богу, обошлось! А ты?

— Угу. Три раза.

— Черт, и как это тебя угораздило так вляпаться? — поразился Гарри.

— Ха! Да меня бабы обожают. Липнут как мухи на мед. Наверное, кудри мои им покоя не дают.

Гарри не выдержал и расхохотался. Наверное, впервые за последние пять лет. Потому что рыжие «кудри» Патрика Макферсона сейчас с трудом можно было отыскать даже при самом внимательном осмотре.