Наталья Светлова - Квартира, муж и амнезия

Наталья Светлова

Квартира, муж и амнезия

Все события и герои, описанные в романе, вымышлены, совпадения случайны

Пролог

Что же это такое с ней было-то? Рита смотрела в окно на снежные хлопья, штриховавшие подсвеченные улицы. Надо же, уезжала из осени, вернулась в зиму. А в Праге снегом и не пахнет. Рита прокручивала в голове недавние события. Три дня в Праге, чистенький поезд, общительная соседка, кофе из пакетиков, «Черновик» Лукьяненко, который она этим кофе облила… Отчего же она уснула, будто в черную яму провалилась? Отчего проводница в Москве еле ее добудилась, а голова до сих пор тяжелая, битком набитая мутной паутиной? Куда в таком состоянии в метро лезть? Пришлось на Белорусском ловить такси. Бог с ними, с четырьмя сотнями, может теперь себе позволить… Удачно она в эту фирму устроилась, даже не ожидала, что так быстро и легко получится. Все-таки не столичная она еще штучка, да и одичала слегка, пока за мамой ухаживала.

Мама… Три года больниц, уколов, массажей, памперсов и пеленок. Полтора года надежды, что поправится, встанет и будет хоть немножечко той, прежней мамочкой, с которой ей так уютно, безопасно и спокойно жилось… И еще полтора года тупого служения угасающему телу.

У нее самой, наверное, от маминых инсультов что-то сместилось в голове. Разве прежняя Рита, в трезвом уме и ясной памяти, стала бы знакомиться через Интернет? А теперешняя стала, и познакомилась с Гришкой, и целых три месяца цеплялась за него, вываливая на бедного мужика кучу собственных эмоций. Неудивительно, что ему надоело. Он ведь не ангел, а обычный мужик. А какой обычный мужик будет долго терпеть бабу с такими, как у нее, проблемами? Три месяца выдержал, и на том спасибо. И так исправно служил ей жилеткой, выслушивал потоки истовых воспоминаний о ее тюменском детстве, о том, как хорошо жили родители, как нелепо погиб ее отец и как мама так и не оправилась от его гибели. Они и в город-то этот в центре России, на мамину родину, переехали только потому, чтобы места об отце не напоминали. Рита безропотно оставила работу в нефтяной компании, разорвала неглубокие и поднадоевшие в общем-то отношения с занудой Павликом и уехала с мамой. Нельзя было оставлять ее одну. Но либо хлопоты с продажей-покупкой квартиры и с переездом тому виной, либо резкая смена климата, либо мама так и не смогла убежать от своей тоски… Расставила безделушки в комнатах, развесила занавески, легла спать в новую кровать, а утром проснулась с перекошенным лицом и неподвижной правой стороной тела.

Мама, мамочка. Рита равнодушно, как регистратор, отметила, что воспоминания о ней больше не вызывают тоски и печали. Мутная паутина, забившая голову, фильтровала эмоции и оставляла лишь бесцветные, как карандашный набросок, события. Вот она приходит к Гришке, видит в квартире какую-то тощую блондинку и слышит, что он устал от Риты и их отношений. Вот на следующее утро она подходит напоить маму и видит, что мамы нет совсем. Осталось только тело с тяжелым запахом. Вот она хлопочет с похоронами и буквально сходит с ума от лавины расходов. Вот приезжает из Москвы тетя Тая и махом решает все ее проблемы, и они хоронят маму, втроем стоя у гроба: Рита, тетя Тая и Мария Сергеевна, пожилая медсестра из поликлиники, которая за небольшие в общем-то деньги иногда подменяла Риту у постели мамы. А больше и не было никого — из подруг маминого детства в городе никого не осталось. А Рита подругами так и не обзавелась.

Потом тетя Тая позвала ее жить к себе в Москву, и Рита согласилась, и тетя Тая оформила на Риту дарственную. Уехала, а Рита осталась продавать их с мамой квартиру. Продала очень дешево — за три года стены до того впитали мамину болезнь, что нужен был капитальный ремонт. Потом рассчитывалась с кредитами, которые пришлось брать на мамино лечение и которые за три года разрослись как снежный ком. Денег оставалось совсем немного, и тут она вдруг нашла работу. Выловила в Интернете, что местный завод ищет помощника руководителя в московское представительство. Позвонила, поговорила и — подошла. Понравился ее диплом, тюменский стаж и знание двух иностранных языков.

Рита поймала себя на том, что бездумно разглядывает пассажира в соседней «ауди». Долго, наверное, разглядывает. Вон как разогрелся джигит, кивает ей, улыбается. В пробку, что ли, попали?

— Мы что, застряли? — спросила она водителя.

— Да, похоже, вся Тверская стоит. Это в восемь-то утра! Хотя неудивительно — такой снегопад!

— А где мы? До Воздвиженки далеко? В какой она стороне?

— Пешком близко, минут десять идти, вон туда. А на машине — не знаю, сколько простоим.

— Тогда я, пожалуй, выйду.

Рита порылась в сумочке. Интересно, когда рассосется эта ее вялость? Забавно, как проводница всполошилась, все просила проверить, на месте ли деньги и документы! Нашла тысячную купюру и протянула ее водителю. Тот вернул семьсот рублей сдачи и объяснил:

— Не доехали ведь! А если бы в пробке стоял, больше сотни бы потерял на бензине и вообще!

— Спасибо, — кивнула Рита, вышла из машины и, обогнув соседнюю «ауди», — джигит радостно открыл дверцу и кричал что-то вроде «Айда к нам, красавица!» — побрела домой. Место узнала, ноги несли сами, а в голове опять зашевелились вялые мысли.

Удивительные все-таки фокусы проделывает с ней судьба. Одной рукой отбирает, другой — одаривает. Отобрала папу, отобрала маму, отобрала тетю Таю, умершую в одночасье. А взамен одарила огромной квартирой в самом центре Москвы. И работой. Московское представительство, продажи в России, Англии и Германии. А теперь, похоже, еще и в Чехии. Она — личный помощник генерального директора. Переводит договоры на английский и немецкий, пишет письма клиентам на «мыло», составляет рабочий график шефу и варит ему кофе. И без всяких глупостей! Проверено: в этой поездке на выставку в Чехию она обслуживала его только как переводчик — у шефа английский все-таки послабее, чем у нее. А потом он оставил ее работать до конца недели, и она всласть нагулялась по улочкам Праги, а обратно смогла уехать поездом. Так что шефа тоже можно считать подарком судьбы: корректный, деловой, невредный.

Рита подошла к краю дороги и сосредоточилась. Вот он, ее переулок. А вот и дом ее желтым светом окон маячит через пелену частых снежных хлопьев. Надо же, как поздно теперь светает. Рита быстро перешла через дорогу, машинально отметив, что на третьем этаже, похоже, светится окно ее кухни. Она даже голову задрала, чтобы проверить, но с узкого тротуара, впритык к входу в парадное, ее окон было не разглядеть. «Померещилось, наверное. Или я свет оставила», — решила она и набрала входной код. Домофон пискнул, пропуская. Подниматься вверх по узкой лестнице сил не было, и Рита, кивнув консьержке, — незнакомое лицо, новенькую, что ли, взяли? — вошла в лифт, отразилась в зеркале, приложила пипку электронного замка и поехала вверх, разглядывая свое отражение. Бледновата немного, хотя круги под глазами исчезли. И волосы — она стянула шапку и тряхнула каштановой, модно стриженной, хотя уже и обросшей слегка копной — опять пышные. И блестят. Кажется, она отходит от всех ударов последних лет. Пусть теперь судьба подарит ей встречу с любимым мужчиной, и тогда счет «отняла-одарила» сравняется. Ей уже почти тридцать. Устала она жить одна. Семью хочет. Может, тогда перестанут донимать сны про стеклянную комнату. Может, тогда перестанут мучить приступы ночной тоски и безнадеги.