Выше стен - Тори Ру

Annotation

*Регина*

Мама вышла замуж, и у меня появилась надежда на лучшее будущее, а еще — новый дом, заботливый отец и загадочный сводный брат. Но я не могла предположить, чем обернется наше знакомство…

*Святослав*

Когда оказываешься выброшенным на обочину, а все, что тебе принадлежало, в одночасье прибирает к рукам посторонняя глупая девчонка, как удержаться от соблазна испортить ей жизнь?

В тексте есть: месть, обман, сводные

Ограничение: 18+

Выше стен

1 (Святослав)

2 (Регина)

3 (Святослав)

4 (Регина)

5 (Святослав)

6 (Регина)

7 (Святослав)

8 (Регина)

9 (Святослав)

10 (Регина)

11 (Святослав)

12 (Регина)

13 (Регина)

14 (Святослав)

15 (Святослав)

16 (Регина)

17 (Святослав)

18 (Святослав)

19 (Регина)

20 (Регина)

21 (Святослав)

22 (Регина)

23 (Святослав)

24 (Регина)

25 (Святослав)

26 (Регина)

27 (Святослав)

28 (Регина)

29 (Святослав)

30 (Святослав)

31 (Регина)

32 (Регина)

33 (Святослав)

34 (Регина)

35 (Святослав)

Выше стен

Тори Ру

1 (Святослав)

Громкий шепот змеей вползает в теплый сон и до чертиков пугает меня.

Я вздрагиваю и онемевшей рукой нашариваю выключатель ночника. Тусклый свет выхватывает из темноты тесную комнату, картонные коробки в углах и завалы неразобранного шмотья.

Шепот за дверью перерастает в глухое бормотание, всхлипывания и плач — высокий и пронзительный.

Поднимаю с пола телефон и, щурясь, смотрю на время.

5:45…

В восемь утра мне нужно быть в шараге — по случаю первого учебного дня всех из-под палки сгонят в актовый зал и станут нудеть, как востребованы специалисты, окончившие наш колледж, как крупно повезло тем, кто пополнил его ряды в нынешнем году, какое светлое будущее нас ожидает… Хотя всем прекрасно известно, что это учебное заведение, расположенное на задворках, едва ли способно выдать туда билет.

Потом начнутся занятия, а после них я буду до полуночи пахать на толстого дядю-бизнесмена — гонять с блокнотом и подносом между столиками и услужливо улыбаться посетителям грязной тошнотной забегаловки, гордо именующей себя рестораном.

Человек привыкает ко всему. И мне давно пора привыкнуть и смириться, но сама мысль об этом вгоняет в отчаяние и вызывает изжогу.

Я вздыхаю, разматываю наушники и затыкаю динамиками уши. Прибавляю громкость, но даже тяжеляк не может заглушить вопли и мат мамы.

Все-таки мои родители — конченые уроды.

— Мать вашу, дайте поспать!!! — ору я так, что взрывается мозг, хватаю первое, что попалось под руку — альбом со старыми семейными фотографиями, в который я зачем-то весь вечер пялился, — и со всей дури запускаю в дверь.

Шелестя, по комнате разлетаются ворохи цветных картинок из счастливого прошлого. Альбом врезается в мутное рифленое стекло и, отскочив, падает.

Действие имеет эффект — телефонные разборки матери и отца временно прекращаются.

Аллилуйя… У меня есть еще два часа сна.

***

Каждое утро я довожу себя до состояния пугала: отыскиваю в завалах самые мятые шмотки, напяливаю их и взлохмачиваю волосы. Я просто хочу, чтобы ко мне не лезли.

— Славик, чай или кофе? — виновато пищит мама из кухни, но я молчу.

Мне ничего не нужно.

Под горло застегиваю черную растянутую толстовку, забираю со стула рюкзак и прямо по безучастным глянцевым улыбкам шагаю к двери. Спохватившись, в последний момент поднимаю из вороха одно фото и прячу его в наружный карман.

— Слава, не выспался? Прости, так уж получилось. — В прихожей мама упирает руки в бока, в голосе проскальзывают стальные нотки. — А по-твоему, я должна была промолчать? Он даже тарелки из сервиза забрать вознамерился: видите ли, шлюхе и ее доченьке нужен антиквариат! Будто эта обезьяна из икеевской посуды не поест!..

По сердцу что-то больно царапает, и я скриплю зубами:

— Он два года о нас не вспоминал. За каким ты вообще ему перезвонила?!

Я прохожу мимо матери, завязываю на два узла шнурки на берцах и вываливаюсь в подъезд. Без куртки и зонта. Плевать, что на улице ливень.

Может, подхвачу какую-нибудь заразу и сдохну.

Шарага находится прямо в соседнем дворе — за ее стадионом с растрескавшейся асфальтной дорожкой и ржавыми тренажерами начинается заросший, уже лет сто никому не принадлежащий сад, плавно перетекающий в заброшенный дачный массив. Ну а дальше от всего мира глухими стенами отгородился «Квартал для нищих» — так в городе называют элитный коттеджный поселок, где я когда-то жил.

У входа в колледж, попав в традиционную пробку, под дождем толпятся бледные зомби — студенты.

— Свят, здорово! — хрипит Сева — быдлан из моей группы, вечно на позитиве, и я пожимаю протянутую для приветствия руку. Потом пожимаю еще, и еще, и еще одну. Девчонки топчутся в стороне, стреляя глазами, и загадочно мне улыбаются.

Я здесь на хорошем счету: отличник на стипендии. Но не гнобят меня лишь по одной простой причине: я все еще считаюсь мажором. Отбитым чудиком, который почему-то бросил гимназию и не пошел в универ, и которого лучше не трогать.

Оказавшись в холле цвета гнилого болота, я стягиваю с башки капюшон и, не поднимая ее, иду в актовый зал, где занимаю место в последнем ряду. Недосып дает о себе знать головной болью и ознобом, мокрая толстовка липнет к спине и плечам, глаза слезятся от слишком яркого света гудящих под потолком люменов.

Стоит гробовая тишина — окружающие находятся примерно в такой же кондиции: кто-то спит, кто-то жует не спасающую от похмельного перегара жвачку, кто-то тупо уставился на сцену и впал в анабиоз под стук дождя.

Внезапно из колонок раздается пронзительный свист и торжественная музыка. Я подпрыгиваю, сдавленно матерюсь и глубоко вдыхаю, справляясь с испугом.

Сева падает на свободный стул рядом и, стараясь переорать какофонию, сообщает:

— Вот суки! Я чуть инфаркт не хватанул! — Его протокольная рожа расплывается в блаженной улыбке. — Ну лан, ща директриса заглохнет, и перваков заведут. Баб заценим!

Я ухмыляюсь и откидываюсь на скрипучую жесткую спинку. Девки — это хорошо. Пусть самые красивые и умные из них остались там, в стенах элитной гимназии, а здешние интересны лишь до тех пор, пока не откроют рот, но передо мной замаячила надежда хоть на какое-то развлечение посреди дерьмового дня.

Директриса брызжет слюной в микрофон и захлебывается от счастья, в очередной раз пытаясь внушить равнодушному сборищу внизу, что все мы — избранные, заглядывает в папку и,