Предатель Ты врал мне годами (СИ) - Арская Арина

Предатель. Ты врал мне годами.

Арина Арская

Глава 1. Я дочь твоего мужа

— Я дочь твоего мужа! — раздается гневный девичий голос за моей спиной.

Я не сразу понимаю, что этот злобный и громкий оклик предназначается мне.

Только после невоспитанного “Эй, Абрамова!" я недоуменно оглядываюсь.

Это у кого хватило смелости сорокалетнюю женщину грубо окликнуть по фамилии?

— Прости, — в моем голосе прорывается возмущение, когда я вижу у фонаря девочку-подростка с растрепанным светлым каре. — Ты это ко мне?

Готовлю гневную речь, что ко мне стоит обращаться по имени-отчеству.

Удивительно, какие сейчас иногда встречаются невоспитанные дети и подростки.

Их надо учить элементарным правилам поведения.

— Да, ты! — голос дрожит гневом.

Подходит ко мне и с вызовом щурится, сжимаю кулаки.

— Во-первых, когда мы успели...

Пинок в животе, и он отзывается где-то в почках. Мне бы сейчас присесть и передохнуть. Семь месяцев беременности и сорок лет — это не шутки.

Я уже не юная козочка, которая может чуть ли не бегать и не прыгать с животом.

— Замолчи и слушай меня! — девица буквально скалит свои зубы на меня. — Я дочь твоего мужа!

— с ядовитым презрением выплевывает каждое слово.

ЕЙ лет пятнадцать. Одета в яркие кислотные цвета, от которых рябит в глазах.

Грудь сдавливает паникой.

Кладу руку на живот, умоляя малыша успокоиться, и тихо отзываюсь под новый болезненный пинок:

— Это какая-то ошибка...

— Да? — ее громкий смех бьет по вискам пульсирующим гулом. — Боже, —окидывает меня насмешливым взглядом, — какая ты лохушка! Старая пузатая лохушка!

У меня брови ползут на лоб.

Мозг отказывается воспринимать слова незнакомой девочки в салатовой спортивной куртке.

Я сейчас вообще очень медленно соображаю. Так было и с прошлыми моими двумя беременностями.

— Что молчишь? А?

Какая неприятная и наглая девочка.

— Вы совсем ополоумели со своим интернетом, что ли? — тихо говорю я и озираюсь по сторонам в поисках других подростков с телефонами в руках. — Что это за шутки такие...

Вероятно, я стала жертвой малолетних тупых пранкеров, которые снимают свои шутки на телефоны и выкладывают потом в интернете, продолжая глумиться над жертвами уже в сети.

Но я не нахожу среди прохожих других подростков, которые бы меня снимали.

— Ты еще и тупая!

— Кто твои родители?! — повышаю голос до громкой строгости и хватаю мелкую дрянь за предплечье. Подаюсь в ее сторону. — Может, папа и мама тебе не объяснили...

— Мой папа — твой муж, овца!

Вздрагиваю как от хлесткого удара плетью, и замираю с круглыми глазами.

Не похоже, что девочка шутит.

Она вырывает руку из моего захвата, кривится и лезет в карман своей салатовой куртки.

Сейчас я замечаю в ее лице знакомые черты. Брови и подбородок...

Нет.

Что за глупость.

Опять пинок в животе. Я ойкаю и отступаю.

— Да что ты, корова-то, посреди дорогие встала?! — меня оглушает старушечий голос, и чьи-то руки грубо отпихивают меня в сторону. — Ты бы еще тут разлеглась!

Я чуть не падаю, но старой кошелке, которая прет дальше, сплюнув под ноги, все равно, что она толкнула беременную женщину.

Девка, которая назвалась дочерью моего мужа Богдана, разочарованно хмыкает, когда я все же ловлю равновесие и не падаю.

Ни стыда в зеленых глазах, ни сочувствия.

Если бы я упала, то она, наверное, пнула меня по животу.

— Во Смотри! — сует мне в лицо смартфон с фотографией, на которой запечатлен мой благоверный супруг с маленькой девочкой на руках.

Весь остальной мир плывет.

— Вот еще! — девица листает фотографию за фотографией, а я отступаю и отступаю, прижав руку к животу.

Карусель фотографий.

Пинок за пинком, а затем тянущая боль.

— Он — мой папа! — с угрозой заявляет яркое салатовое пятно. — Хватит это скрывать! Мне надоело!

— Женщина! Вам плохо?

Чьи-то руки подхватывают меня, а обеспокоенный женский голос перерастает в звон в ушах.

— Воды! Да что же ты стоишь?! Это твоя мама?

— Нет, и пусть хоть здесь родит!

Новый пинок в животе перерастает в тянущую боль у мочевого пузыря. Я слышу в темноте, как я шумно выдыхаю и шепчу:

— Все в порядке... Все в порядке...

А затем тьма вибрирует рингтоном, который я поставила на контакт Богдана. Я на ощупь пытаюсь найти сумку:

— Это мой муж... звонит... — держусь из последних сил. — Богдан... Абрамов Богдан... А меня зовут Абрамова Любовь...

Глава 2. Ты не хочешь ни в чем признаться?

— Люба! — зычно гаркнув, в кабинет врача врывается Богдан.

Высокий, широкоплечий в сером костюме, что ему пошил на прошлой неделе итальянский портной.

Лицо бледное. Глаза горят беспокойством.

Он размашисто шагает ко мне:

— Что стряслось, — затем переводит темный и гневный взгляд на моего гинеколога Ирину

Витальевну, которая медленно и деловито поправляет очки на носу. — Все в порядке?

Кидает беглый взгляд на мой живот, чтобы удостовериться, что он еще на месте и выдыхает:

— Господи...

— Давление скакнуло, — поясняет Ирина Витальевна и откладывает ручку.

А я все смотрю и смотрю на Богдана в попытках разглядеть в нем лжеца, который годами скрывал внебрачную дочь и другую женщину.

— Тогда я ее забираю.

Богдан подходит ко мне, подхватывает меня предплечье, желая мне помочь, а я от него отшатываюсь, как от чумного.

Он недоуменно вскидывает бровь.

— Вероятно, ваша жена немного перенервничала, вот и давление так скакнуло.

Такое часто бывает, поэтому мы, — Ирина Витальевна вздыхаем, — просим беременяшек лишний раз не нервничать.

— А какая причина того, что ты нервничала? — строго интересуется Богдан и немного щурится. —

Люба...

— Была одна причина...

Он, подхватив меня за подмышки, аккуратно ставит на ноги. Мне приходится задрать голову, чтобы посмотреть в его лицо.

— Я если что на связи, — Ирина Витальевна подпирает подбородок рукой и переводит взгляд на экран. - И следите за давлением.

— Идем.

Богдан выводит меня из кабинета, а я продолжаю на него смотреть, не моргая.

Я не верю, что мой любящий и заботливый муж, в котором я была уверена на все сто пятьдесят процентов, мне изменял и завел на стороне ребенка.

— Люб, ты меня начинаешь нервировать, — настороженно косится и распахивает входную дверь.

Смеется. — Ты случайно головой не ударилась?

Двадцать два года брака.

Наши родители были соседями. Мы сначала дружили, ходили друг к другу в гости, а потом в восемнадцать лет я в комнате Богдана потеряла девственность.

После тошнота, испуганный разговор шепотом, слезы и его решительное “Женимся, блин!

Женимся, Любка!"

Он тогда сгреб меня в охапку, расцеловал всю и сказал, что быть молодыми папой и мамой круто.

А еще признался, что любит меня с пятого класса. Я плакала и плакала, но уже не от страха, а от радости, что Богдан не прогнал меня, что он не испугался ответственности и что он уверенно выступит против отца, который хотел отправить, его учиться за границу.

— Нет, головой я не ударилась, — блекло отвечаю я и выхожу на крыльцо клиники.

Двадцать два года брака.

Двадцать один год старшей дочери Свете, которую через неделю ждет роскошная свадьба и брак с сыном делового партнера Богдана.

Семнадцать лет сыну Аркадию. Богдан готовит его к тому, что он однажды займет место главы в его строительной компании, которая разрослась по всем крупным городам сетью филиалов, но сейчас Аркаше стоит подумать об образовании.

Выбор пал на архитектурный факультет с дополнительными курсами с инженерным уклоном.