Прихоть мажора (СИ) - Лель Агата

Прихоть мажора

Агата Лель

Глава 1

— Аглая, иди сюда, помоги мне.

— Сейчас, минуту, — отозвалась я, даже не обернувшись на голос матери. Вместо этого крепче вцепилась в подоконник, напрягая и так донельзя сконцентрированное на единственном объекте зрение.

Машина Артура.

Черный как крыло ворона автомобиль едва заметно покачивался, выдавая с головой, чем же занимаются те, кто находится внутри.

Конечно, можно было бы предположить, что он и его новая пассия — длинноногая рыжеволосая нимфа — решили помериться силой и раскачать машину просто так, но верилось в подобное с трудом. Даже до дома не дотерпели…

Я перевела взгляд на темное окно особняка напротив. Второй этаж, угловая комната. Его комната. Сколько раз я пробиралась туда, чтобы просто окунуться в его мир — не счесть. А потом уходила, заметая за собой следы, потому что дочери прислуги нечего делать в спальне сына хозяина.

— Аглая! — мягкий голос мамы звенел от нетерпения.

— Да, сейчас.

Я задернула занавеску и, стараясь скрыть понурый вид, вышла из своей крошечной комнаты.

Мама сидела в большом мягком кресле, подшивая подол белоснежного тюля из органзы, и, увидев меня, застыла с иголкой в руках.

— Что случилось?

— А что случилось?

— У тебя глаза красные. Почему?

— Так первый час ночи, мам, — я вымученно улыбнулась. — Спать давно пора.

— Именно, пора, а тебя не дозовешься. Помоги повесить, — мама поднялась с кресла и встряхнула ткань, расправляя складки. — Смотри, какую красоту нам Инна Алексеевна отдала. Правда, длинноваты были, пришлось подшивать.

— А чего вручную? Машинка же есть.

— Так игла сломалась. Завтра поеду в город, куплю все необходимое, список уже составила. Табурет возьми. Да не этот, этот качается. Другой бери.

Я машинально взяла второй стул и поставила к окну, машинально взяла из рук мамы тюль и так же, не думая, что делаю, принялась цеплять крючки в кольца.

Увиденная во дворе картина продолжала стоять перед глазами. Вот зачем смотрела, глупая, первый раз такое, что ли? Знала же, что будет неприятно, знала… и все равно смотрела.

Каждый день наблюдаю за ним: как он выходит утром из дома — подтянутый и гладковыбритый, как садится в свою супернавороченную машину, направляясь в универ. Как приезжает потом: иногда когда заканчиваются занятия — в четыре часа дня, но чаще много позже. За полночь. Порой не один. Бросает машину прямо во дворе, не затрудняясь загнать в гараж, уводит свою подружку в нутро спящего дома. А примерно через час к воротам подъезжает такси…

Он никогда не оставляет своих девушек на ночь, всегда отправляет домой, и я была рада такому раскладу.

Значит, у них ничего серьезного.

Значит же?

Хотя какая разница, что там у него за отношения, мне все равно ничего с ним не светит. Потому что я — дочь прислуги, живущая в гостевом доме на территории их огромного участка, потому что он — сын обеспеченного человека. Он даже не замечает меня, хотя я сама стараюсь не так часто попадаться ему на глаза. Кажется, что если он решит вдруг посмотреть на меня внимательнее, то обязательно все поймет. Увидит, что я глубоко и отчаянно безответно влюблена в него с тринадцати лет.

Сначала казалось — глупости, пройдет. Просто он вот такой — красивый, холеный, флегматичный и ужасно загадочный. Словно граф Дракула в современных реалиях. Через юношескую влюбленность «не в того» проходят все, только вот я лелею свои глубоко спрятанные чувства уже пять лет.

Я могу безошибочно рассказать все его привычки: что любит на завтрак, какую фирму одежды предпочитает, какую музыку слушает и даже каких выбирает девушек. Таких же красивых и слепяще-ярких, как он сам. Он не меняет их ежедневно, но и явно не из тех, кто отдает свое сердце один раз и на всю жизнь одной.

С рыжеволосой они вместе уже около месяца. По крайней мере, если судить по первому ее визиту сюда. Не исключено, что больше я ее здесь никогда не увижу — все они рано или поздно исчезают, но их место обязательно занимает кто-то еще.

— Красота! — восторженный голос мамы выдернул меня из невеселых мыслей. Только сейчас я заметила, что крючки закончились, тюль белым нежным покрывалом окутал наше окно. — Дай бог здоровья Инне Алексеевне, сколько она для нас делает. Очень хорошая женщина, правда?

Я не разделяла восторг мамы так сильно, потому что знала, что у матери Артура была причина относиться к нам если не с любовью, то довольно тепло. Мой папа больше двадцати лет работал на старшего Вишневского, был его личным телохранителем и несколько лет назад трагически погиб. Его застрелили, потому что он прикрыл собой Альберта Владленовича.

С его уходом мы резко лишились основных средств к существованию, здоровье мамы на фоне стресса сильно подкосилось, ей пришлось оставить работу повара в столовой, стало не на что снимать квартиру. Альберт Владленович предложил маме работать у них на кухне и разрешил жить в гостевом доме столько, сколько потребуется.

И вот мы здесь уже пять лет.

Никогда не забуду, как мы перебрались сюда — из обычной двухкомнатной хрущевки в поистине сказочное место: ухоженные аллеи, фонтан у дома, личный водитель. Раньше я слышала от отца, как шикарно живут Вишневские, но чтобы настолько…

— А чему ты удивляешься, их семья вот уже около тридцати занимается земельным бизнесом. Тысячи гектаров земли, Аглая, страшно представить, сколько это, — делился мой немногословный отец…

Наверное, именно смена обстановки помогла мне пережить тогда утрату, а еще… Он.

Я увидела его спустя несколько дней своего здесь пребывания. Это были весенние каникулы, я стеснялась и долго не выбиралась из дома, а когда вышла — увидела Артура. Он стоял, прислонившись спиной к стене нашего дома, и курил, выдыхая в воздух аккуратные сизые кольца.

Я не ожидала его увидеть и сильно смутилась, а на его лице не отразилось даже удивления.

— Ты кто? — спросил он вместо «привет». Не заносчиво, не заинтересованно, скорее, чтобы просто получить информацию.

— Аглая, — пробурчала я, не зная, куда себя деть. Очень уж парень показался… не таким. Не таким, каких я видела в своей школе или возвращаясь домой на маршрутке. Он был другим. Это читалось по всему: по уверенному взгляду, по модной прическе и красивой одежде.

Дорогой. Вот какая тогда у меня возникла ассоциация. Взрослый и очень красивый.

— Веснушка.

— Что? — я ощутила, как вспыхнула.

— Веснушек у тебя много, говорю, — он глубоко затянулся и отвел от меня безразличный взгляд. — Ты и есть та самая дочка кухарки, что ли?

— Да. Николай Игнатов — мой папа, — ответила я, ощутив, как в горле начал скапливаться соленый ком. — Он умер.

— Я в курсе, — по-прежнему ровно проронил он и, затушив сигарету о стену, одним точным броском закинул окурок в урну. — Плохо.

— Мы теперь будем жить здесь. Не знаю, как долго, пока не накопим на квартиру. Если честно, понятия не имею, сколько она стоит, но мама сказала, что очень дорого.

Слова лились из меня единым потоком, мне ужасно хотелось поговорить с ним, может, даже обрести в его лице друга. Хотя невозможно даже было представить, чтобы такой, как он, вдруг начал дружить с такой, как я. Он и не начал: отлипнув от стены, засунул руки в карманы черных джинсов и одарил меня очередным флегматичным взглядом.

— Ну живите, — и ушел, даже не обернувшись.

Ему тогда было восемнадцать, и между нами зияла огромная пропасть. Он уже был взрослым, я же — совсем ещё ребенком. Однако это не помешало мне сразу в него влюбиться. Чистой, открытой, абсолютно беззаветной любовью.

Мне было все равно, что он сын обеспеченного человека, наоборот, я жалела, что это так. Ведь будь он сыном охранника или дворника, он не был бы от меня так недосягаемо далек… А так я была для него просто дочерью кухарки.