Сначала (СИ) - Полански Алла

Сначала

Алла Полански

Пролог

— Всё! Я не хочу об этом говорить, тема закрыта! — в воздухе повисла звенящая тишина, которая бывает только после громкого скандала.

— Но, милая…

— Нет. Я всё уже решила, — девушка упрямо отвернулась от женщины, стоявшей напротив.

Стройная, с красивой осанкой, она прислонилась к стене, сложив руки замком. Вся её сущность показывала нежелание касаться темы, которая уже добрых пятнадцать лет являлась главной причиной ссор с матерью. Длинные тёмные волосы собраны в конский хвост, подчёркивали идеальный овал лица. Тёмно-серые, почти чёрные, глаза, пытались продырявить взглядом витиеватый узор обоев, лишь бы не видеть печальное лицо матери. Губы, зажатые до невозможного, отрицали малейшую возможность появления на них улыбки. Сама невозмутимость. Жёсткость. Спокойствие. Да вот только ногти, впившиеся в руки чуть ли не до крови, выдавали внутреннее состояние девушки.

Их ссора разразилась в том момент, когда мать собралась мыть посуду. Началась, как всегда, из ничего. Из неправильно оброненного слова. Из-за недопустимой темы, которая стала одержимостью. Из-за боли, которые обе испытывают уже очень давно.

Ошибка молодости одной…

Недосмотр другой…

Секунда жизни, которая переломила их спокойную семейную жизнь на «до» и «после».

Две пары глаз устремились друг на друга. Одни — волевые, с ярким огоньком вызова всему миру. Другие — уже слегка сломлены жизнью и проблемами. Окружены едва уловимой сеточкой морщин. В комнате звучал бессловесный диалог, не имеющий ни единого шанса быть озвученным.

Слова закончились. Доводы иссякли. Мысли потерялись…

Им больше нечего сказать.

Им больше не нужно говорить.

Момент потерян.

И не только сейчас. Уже пол жизни, как потерян…

Не выдержав молчания, девушка, резко развернувшись, ринулась в прихожую за своими вещами. О её скоропостижном импульсивном уходе, который, скорее, напоминал бегство, сообщил громкий хлопок входной двери и цоканье каблуков по цементным ступенькам.

«Ушла… — женщина, застыв с кухонным полотенцем в руках, продолжала смотреть на пустую вешалку, где только что висел короткий полушубок из норкового меха. — Когда же ты меня начнешь слушать, доченька?..» — промолвила она, печально вглядываясь в пустоту.

Не дождавшись ответа, женщина снова направилась на кухню, где её ожидала недомытая посуда и кипящий суп на плите. Вода, которую в порыве эмоций она забыла выключить, лилась с огромным напором, орошая мелкими каплями мойку, стену, пол. Женщина подставила руки под струю, в надежде смыть всю грязь произнесенных и услышанных слов. Горячий поток расслабил мышцы, но снять нервное напряжение было не под силу даже ему.

Закрутив кран, она опустилась на стул, положив голову на холодное стекло столешницы. Тёмные, не знавшие краски волосы, рассыпались по рукам. Глаза спрятались под пологом век. Резкий вздох вырвался из груди. Усталость медленно разливалась по каждой клеточке изнеможенного тела. Хотелось спать, спать, спать…

Но уже в следующую секунду, резко подскочив со стула, она подошла к окну в надежде увидеть родную фигуру в вечерней мгле. Материнское чутье не подвело её. Во дворе среди старых детских качелей сидела она — её дочь. Эффектная молодая девушка с безупречной фигурой и красивым лицом. Высокая, стройная, с гордо поднятой головой. Независима от всех, а особенно от той, которая когда-то носила её под сердцем. Она уже много лет не подпускает к себе других. Не даёт возможности полюбить себя. Не разрешает защитить. Жизнь заставила её так рано повзрослеть. Незаслуженно отобрала у неё юность.

Украла счастье и покой.

С неба падали крупные снежные хлопья, заставляя вспоминать то, что больше всего разрывало их души. То, что случилось такой же снежной зимой, как сейчас. День, в который она подписала себе приговор, сломала свою судьбу. Когда убила ни в чём неповинную, маленькую жизнь…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 1

Снег сыпался большими хлопьями, укрывая всё вокруг кристально-чистым полотном.

Постепенно скрывалась от человеческого взгляда вся несовершенность окружающего мира. Скрылись все выбоины на асфальте. Спрятались окурки, брошенные у подъезда… Ещё чуть-чуть — и вон та арматура тоже уйдет под глыбу снега. Всё стало до тошноты идеальным — белым, искристым, чистым. В самый раз петь дифирамбы волшебнице-зиме, радоваться пушистому снегу, в котором можно поваляться с любимым, от души поиграть в снежки с лучшей подругой, слепить снеговика с дочкой. Вот только что делать, если единственный человек, которого ты любила всем сердцем, разорвал его в клочья в то самое трепетное время, когда только учишься любить? Где найти подругу, если всю жизнь тебя сопровождают завистливые взгляды и ложь? Как смириться с тем, что уже десять лет на тебе стоит приговор врачей, отрицающий возможность иметь ребёнка? Как смотреть на себя в зеркало, если только ты и являешься источником всех своих бед? Как научиться радоваться зиме, если пятнадцать лет назад ты под таким же сильным снегопадом убила себя изнутри?

Я резко подскочила с места и двинулась в сторону автомобиля, припаркованного у детской площадки. Старые качели, на которых выросло не одно поколение этого дома, возмутительно скрипнули от такого неуважительного отношения и продолжили раскачиваться из стороны в сторону, издавая невыносимые жалостливые звуки.

Достав из кармана связку ключей, быстро отключила сигнализацию и села на водительское сиденье. Салон автомобиля встретил меня неприятной сыростью, от которой не спасал ни норковый мех, ни кожаные перчатки на руках. Привычный полуоборот ключа заставил двигатель «Мерседеса» заурчать.

Я откинулась на спинку кресла, закрыла глаза и чуть ли не силой заставила себя переключиться из никому ненужных слёзных воспоминаний на более актуальные моменты нынешней жизни. Достав из сумки коричневый кожаный блокнот, служивший мне ежедневником, затем открыла страницу с завтрашним числом. На пятнадцатое января числились всего пять записей. Самое важное из которых было «Марина Викторовна». Аккуратно выведенные чёрной ручкой слова заставляли каждый раз биться сердце в повышенном темпе. Такое бывает только когда там селится надежда. А ещё, когда эта же надежда умирает, точно так же, как и надпись теряется под слоем той же самой пасты, что ещё пару дней назад выводила эти шестнадцать буковок.

Пятнадцатое января станет ещё одним днём, когда моя очередная надежда разрушится словами Марины Викторовны о том, что все попытки тщетны, и очередной метод лечения ничего не поменял.

Потом будут две недели отпуска.

Две недели, которые по традиции я должна буду провести в очередном путешествии. На этот раз мой секретарь заказала билеты в Париж. Милая Танечка даже путеводитель подготовила. Мечтательно рассматривала на картинках Елисейские поля, Эйфелеву башню и другие достопримечательности этого французского города. Зарезервировала столик у окна в «Серебряной башне» — оказывается только здесь можно попробовать фирменную фаршированную утку, которую так любят готовить наши домохозяйки на Новый год и Рождество. Жаль, что старания этой девочки пропадут в мусорном ведре возле выхода из клиники доктора Тадеуш.

Я снова буду две недели рыдать в доме, который вот уже десять лет стоит пустой коробкой на окраине города.

Зайду в него с чёрного входа. Пройду мимо кухни, где так и не закончили проводить электричество, оставив свои вещи в гостиной, где ещё никогда не принимались гости. Поднимусь по винтовой лестнице на второй этаж, где планировались три спальни: моя, гостевая и детская.