Набор преисподней (СИ) - Рицнер Алекс "Ritsner"
Антошу не позвали. Он, наверное, вылетел раскрасневшийся. Стах об этом думает, когда спускается уже в полупустой холл. Странные проблемы у тех, кто равняется на лучших. Стах равняется по стойке смирно — лишь бы по шее не получить: у него беды другие.
Он отдает номерок и берет свои вещи. Пока переобувается, пытается вспомнить, а когда это так вышло, что он начал отделять родительские чаяния от своих собственных?
Кажется, из-за старших Лофицких. Они диву давались на его «папа планирует», «мама хочет», «папа собирается», «мама просит»… «Сташа, — изумилась бабушка, — а чего хочешь ты?» Его тогда шарахнуло, словно в голову влетела молния. Он попытался что-то промямлить типа: «Ну, я думаю, что это надо». И тогда дедушка сказал: «Надо — это хорошо, конечно. А еще есть категория “хочу„». Знаете, что говорит про «хотелки» отец?
«Сташа, — cказала тогда бабушка, — твой папа…» — и замолчала надолго, и посмотрела на дедушку. Тот подставы не ожидал — и не ответил тоже. С тех пор додумывает Стах, что там с его папой. Мысли на этот счет ему не нравятся. Потому что чем их больше, тем лучше он понимает: таким же становиться он не хочет.
Собравшись, Стах закидывает рюкзак на плечо и отправляется к выходу. На него несутся двое мальчишек — и он вдруг понимает, что орут они оглушительно. Кого-то успевают сбить — и резко сворачивают в тамбур, выбегая во двор.
Стах провожает их взглядом, а затем хочет поймать в глазах сбитого — осуждение. Вот этой беготни, как оценок ради оценок, он не понимает тоже.
В итоге Стах ловит в фокус бледное лицо — и неестественно-яркую на нем полоску, соскользнувшую из носа. Паучьи пальцы касаются ее почти в ужасе, бездонные глаза косят на подушечки. Того и гляди — чудак грохнется в обморок. Стах хватает его за плечо раньше, уводит за собой:
— Идем…
И борется с удивлением, едва отпустив. Все время оборачивается, чтобы убедиться — это он или нет?
II
Это он. Потерянно наматывает кровь на кулаки. Стах включает ему воду, раз он сам безостановочно тупит. Парнишка наклоняется, чтобы отмыть лицо. Но, увидев свои руки, пытается параллельно очистить и их. В итоге не успевает везде. Замачивает рукава рубашки.
— Дай закатаю.
Парнишка отодвигает руку. Не вопрос. Стах не претендует, хочет ходить сырой — пожалуйста.
— Голова не кружится?
— У-у, — это типа «нет», через паузу вместо дефиса.
— Не понял.
— Н-нет.
Он еще и заикается. Просто песня.
Стах тяжело вздыхает. Глядит с грустью на его ровный нос, уже весь тоже перепачканный, и думает вслух:
— С таким носом нельзя подставляться.
Парнишка косит на него. Пару секунд. Как-то странно. Отвлекается. Продолжает сражаться с кровотечением. Оно не отступает. И он, отмывшись с горем пополам, чахнет над раковиной и капает красным.
Стах стоит рядом, скрестив руки на груди, и не расстегивает куртки, хотя ему жарко. У него жутко колотится сердце, и он никак не может понять, на каком основании.
Тем временем вода размывает кляксы в розовый. Стах думает: надо все-таки в медпункт. Не успевает озвучить.
— Кажется, все…
В последний раз парнишка умывает лицо. Застывает надолго и рассеянно трогает нос тонкими своими пальцами. Не морщится, значит, не больно.
Стах выключает воду и выходит. Будь он таким беспомощным, его мать бы от себя не отпустила даже в соседнюю комнату.
III
Парнишка одевается вечность. Заново шнурует кроссовки. Стах не знает, зачем сидит рядом и ждет его, но точно знает: вот это со шнурками — тоже невроз. Парнишка медленно двигается, так, без спешки. Стаха раздражает, но он и бровью не кажет.
Потом это чудо-юдо долго не может застегнуть куртку: у него еще и молния расходится. На десятую попытку — серьезно, на десятую, Стах считает — и психует, когда число округляется, говорит:
— Застегни на клепки.
Парнишка тушуется, качает головой рассеянно. Он не хочет на клепки, ему надо на молнию.
Мать, наверное, уже закончила обзванивать больницы — и обзванивает морги. Стах оглядывается.
— У тебя часов нет?
Отлично, он еще и вздрагивает на невинные вопросы. Букет неврозов. Стах вздумал дружить со своей матерью в мужском обличии. Он рассеянно разлепляет губы и смотрит пораженно, пытаясь вывести внешнее сходство.
— Она новая… — говорит парнишка, расстроенный поломкой молнии почти до слез.
— Тебя, случаем, не Тамара зовут?..
Парнишка поднимает на него взгляд. Тут же прячется за черными ресницами. Такие не у каждой девчонки увидишь и с тушью.
Парнишка берет рюкзак и уходит. Стах себя ненавидит, но догоняет его. Уже в тамбуре. Ловит, застегивает куртку — на клепки, начав с воротника. С невозмутимым лицом. Парнишка — в ужасе. Стах говорит:
— Легко починить. Надо зажать собачку плоскогубцами, чтобы она плотнее обхватывала молнию. Придешь домой — так и сделаешь. Или можешь куртку вернуть в магазин. Если чек сохранился. Все, готово. Нашел повод переживать. Кранты.
Несколько секунд смотрит. На реакцию. Неутешительную. Вдруг осознает, что парнишка немного выше. Хотя по ощущениям — не так. Было не так. До того, как начал застегивать ему куртку. Как ребенку. Это потому, что он ведет себя, как ребенок.
Вот и теперь: маленький мальчик, он рассеянно застывает и отводит взгляд, трогает левое запястье пальцами, поверх рукава… А он не маленький мальчик. Он Стаху ровесник. И ему, наверное, неловко настолько, насколько это возможно. Они даже не знакомы. Совсем.
До Стаха доходит, что он только что сделал. Он огибает свою жертву и выходит раньше. Очень быстро, пружинистым шагом. Почти бежит. Но не думает, что дома переживает мать. Наверное, впервые за все восемь классов. Он просто почти уверен, что поступил, как кретин, и у него предательски алеют щеки.
========== Глава 6. Ощущение тишины ==========
I
Стах не знает, чем занять голову. Чем еще занять голову. Он все время думает, а где это чудо-юдо шляется на линейках, в столовой, когда другие уходят по домам, сколько уроков — больше или меньше, какой класс, какой профиль, зачем застегнул ему куртку… Стах цокает.
Антоша замечает. Предупреждая вопрос, Стах уходит в библиотеку. Никакой дружбы, никакого интереса. Ему нужно учиться. Ему нужно…
II
Этот — в библиотеке. Что-то берет читать. Он еще и читает. Попробуй найти мальчишку, который читает. Особенно если ты физматовец — и вокруг тебя одни математики: они фыркают на литературу, никто из них не любит классики.
Почему так всегда происходит? Когда ты хочешь чего-то, оно не сбывается, а стоит расхотеть — и тут как тут. Вот полторы недели Стах его не видел совсем, а теперь встречает уже второй раз за два дня. Где он был? Болел? Давно он здесь учится? Может, перевелся? В гимназии набор в пятых, восьмых, девятых и десятых классах.
Еще немного — и у Стаха взорвется мозг. А у Стаха особенный мозг: он решает задачки повышенной сложности по физике — из экспериментальных ЕГЭ, и это не предел, это развлечения ради, на перемене, когда Стах ошивается с физиком и отвлекает того от проверки тетрадей и заполнения журнала.
Стах замирает рядом, кивает библиотекарю Софье. Наблюдает, как парнишка ставит подпись иероглифом. Берет без спроса его книжку. «Гроза» Островского. Хмурит одну бровь озадаченно:
