Бродяжка (СИ) - "MelodySky"

О том, чтобы вернуться к Брайану, теперь и речи быть не могло. Именно там меня и будут поджидать, в этом я даже не сомневался. Да и к чему доставлять ему еще больше неприятностей. Жизнь дала мне удивительную возможность побыть рядом с прекрасным человеком, в которого я умудрился влюбиться до беспамятства. Погреться в его тепле и заботе, увидеть, насколько сердечными и бескорыстными могут быть люди. Разве этого мало?

Возможно, он был прав, утверждая, что по-другому никак нельзя: родители, законы дурацкие… А все потому, что он взрослый мужик, и мне не место рядом с ним. Он всегда такой серьезный и рассудительный, иногда до занудства, что я невольно задумался: не даром же он ученый — профессор, черт побери! — у него, как любит говорить о таких людях моя мама: «опыт за плечами», и я куда-то лезу со своей просранной старшей школой и двумя годами скитаний — тупой, никчемный малолетка. Вот и хватит мечтать о несбыточном.

О Джоне я подумал в последнюю очередь и почему-то не захотел его навестить. Удерживало меня что-то и все тут. Ведь я пропал так неожиданно и был до такой степени поглощен переменами, что даже ни разу не позвонил единственному другу. Я просто забыл о нем! А сейчас, когда снова по уши вляпался в дерьмо, вдруг вспомнил? И как я ему объясню свое долгое отсутствие? Как расскажу о стольких днях счастья и нынешнем сокрушительном провале? Ведь он обязательно обо всем станет расспрашивать, а я не смогу ему врать. И стыдно будет, и горько.

Остался один путь: снова залечь на самое дно, поэтому я вернулся в коллектор, в котором когда-то нашел приют, и коротал дни до встречи с Брайаном. Старенький матрас так и лежал на прежнем месте, будто дожидаясь меня, пустая пивная бутылка, пакет из-под чипсов и какие-то журналы валялись тут же. Я словно и не уходил никуда. Но радости не испытал, только смертельную усталость и, может быть, облегчение, что не придется еще куда-то идти, что-то искать. Наверное, вся эта беготня отняла у меня остатки сил. И не успел я прилечь на подстилку, желая отдохнуть немного и переварить все, что случилось, как тут же провалился в глубокий сон.

Наутро проснулся с тяжелой головой, точно огромный молот долбил о черепную коробку. В груди все раздирало от переполнявших меня эмоций, и было настолько больно, что дышать становилось трудно, и сердце колотилось где-то в глотке. Слезы хлынули неожиданно, и я, не пытаясь сдерживаться, позволил себе вдоволь нареветься, выплескивая и страхи, и злость — все то, что накопилось в душе. Хорошо, что таким меня никто не видел, а перед самим собой за эту слабость мне совестно не было. А потом не осталось и слёз, только пустая, какая-то никчемная обида, ни на кого конкретно, просто как плотная ледяная масса, застывшая болезненным комом внутри.

Первые дни прошли как в тумане, сливаясь воедино в какой-то мутный липкий поток колючего холода и безнадежной тоски. Видимо, перенервничав, я словно в спячку впал, не понимая, когда наступало утро или опускалась ночь, и выползал из своего убежища лишь потому, что организм категорически отказывался терпеть голодовку и требовал свое. Привык, зараза, к трехразовому питанию. Так бы я черта с два высунул нос наружу.

Со временем я успокоился, стараясь поменьше вспоминать о прошлом, и больше не позволял себе так распускаться. К чему предаваться ненужным страданиям и горевать об утерянном счастье — не девчонка же я, ей-богу. Пора было задуматься о будущем, которое совсем не хотелось вот так бездарно похерить. Да, не повезло, но это же не конец света! Нужно было отбросить сомнения, наконец-то взять себя в руки и что-нибудь придумать. А что именно, я пока не знал. Выживать-то я быстро научился, улица не оставляет выбора, а вот строить собственную жизнь не умел. Никто не подготовил меня к этому. И, тем не менее, решимости немного прибавилось. Тем более, Брайан как-то сказал, что я достоин лучшего и смогу стать, кем захочу. Жаль только, что на этот раз он вряд ли мне поможет.

Я успокаивал себя тем, что все было не так уж плохо — привычно даже, не зря же я столько времени скитался. Деньги у меня теперь имелись, еще и от карманных расходов кое-что сохранилось, но их было до того мало, что едва бы хватило на еду. Повезло, что на шмотки не пришлось тратиться, одежда на мне была новая и теплая. Хотя почти все мое барахло осталось в той квартире вместе с любимым свитером с пингвином — единственной вещью, которая действительно принадлежала мне. Даже забытые телефон и ноутбук не вызывали такой досады, несмотря на то, что были подарками Брайана. И пустой рюкзак, на дне которого лежали документы, перочинный ножик, да потрепанный томик Керуака, болтался за спиной бесполезным кулем, словно нагоняя на меня чувство неуверенности и беспомощности. И как бы я ни храбрился, от всего этого мне все равно становилось не по себе.

А впереди угрюмо замаячили бесконечные дни бродяжничества и одиночества. Но жизнь в любом случае продолжалась, как бы ни хотелось хоть на несколько минут остановить время, чтобы перевести дух. Все старые маршруты и места, где можно было раздобыть что-то съестное, еще хранились в памяти. И опыт прошлых скитаний научил меня четко планировать траты, чтобы не просаживать бездумно и без того скудные накопления на всякую ерунду, а покупать только самое необходимое. И желательно подешевле.

Решив, что питаться два раза в сутки вполне достаточно — в конце концов можно перетерпеть голод, терпел же как-то раньше — я пересчитал всю имеющуюся наличку и прикинул на сколько удастся ее растянуть. Днем наведывался к волонтерам, получая бесплатную порцию еды, а вечером покупал что-нибудь в супермаркетах, а иногда и в стрит-фудах если попадались на пути. И раз мне все равно не нужно было рано вставать и куда-то спешить, да и заняться особо не чем, кроме как бродить по городу, я много спал и благодаря этому хоть как-то экономил.

Однажды, бесцельно шляясь по «Бродвей Шоппинг Центр» и пережидая сильный ливень, на одной из скамеек я заметил чей-то забытый кошелек. Настороженно озираясь по сторонам, я схватил его, сунул в карман и, наплевав на дождь, бросился бежать. Ледяная вода заливалась за шиворот, от чего я промок за считанные секунды, липкий холодный пот, сопровождаемый колючими мурашками, стекал вдоль позвоночника, но ужас, что за мной уже гонятся и вот-вот схватят, подгонял похлеще кнута, заставляя удирать как можно дальше.

Практически новый, терпко пахнущий кожей кошелек оказался женским, с впечатляющим количеством банковских карт, визиток и, слава Богу, наличкой. К карточкам я даже не притронулся, слишком уж рискованно было их использовать, и при первом удобном случае, тщательно обтерев свою находку, выбросил ее вместе с содержимым с моста в Темзу, чтобы никто не нашел. А вот деньги выгреб все до последнего пенни, насчитав почти четыреста фунтов. И когда сложил всю имеющуюся наличку в одну кучу — сумма получилась впечатляющей.

Вот свезло, так свезло! Этого хватило бы надолго — спасибо рассеянной леди, кто бы она ни была. Однако чуть больше сотни фунтов я сразу же отложил на крайний случай, на тот, о котором даже думать не хотелось. Но если я все же решусь или мне станет совсем уж хреново, то я куплю билет на поезд и вернусь домой. Начать жизнь с чистого листа вряд ли получится дважды, а я свой шанс, похоже, упустил. Так пусть отец хоть убьет меня за все сразу, плевал я на это, мне уже, по сути, нечего терять.

***

Конец декабря, а осень даже не думает убираться. Почти весь месяц мучает пронизывающим ветром, да набившим оскомину колким моросящим дождем, который так и норовит заползти за шиворот и хорошенько намочить. И даже сегодня, несмотря на то, что сухо, небо, затянутое свинцовыми тучами и низко нависающее над крышами домов, — кажется, встанешь на носочки и сразу же дотянешься кончиками пальцев, — не предвещает ничего доброго и будто бы грозится вытряхнуть на голову ещё какую-нибудь гадость.

Лучше бы снег выпал, с ним как-то веселее, а то от этой хмурости на душе слишком уж паршиво. Конечно, он, как всегда, быстро растает, и придется хлюпать в месиве продрогшими ногами, но почему-то вдруг отчаянно захотелось снега, хрусткого и чистого. Наверное, потому, что, покрываясь белым, Лондон будто прячет грязь и становится не таким мрачным, а больше похожим на город, в котором найдется место и чьим-то надеждам, и маленьким чудесам. Но, если честно, лучше бы я радовался снегу, глядя из окна квартиры, и чтобы меня при этом обнимали те самые руки, которые снятся каждую ночь.