Андрей Добрынин - Записки обольстителя
5
Эту историю я рассказал Вам, мой друг, стараясь в какой–то степени утешить Вас среди тех огорчений, которые доставляют Вам неразделенная страсть и предпочтение, оказанное сопернику. Определенного сорта женщины очень любят устраивать кавалерам своеобразные проверки, этакие испытания ревностью. Одна моя возлюбленная, разыграв поначалу целую комедию своего возвращения к прежнему жениху и признавшись затем, что возвращение было чистой выдумкой, объяснила простодушно: «А мне хотелось знать, как ты себя поведешь». Повел я себя не совсем так, как ей хотелось, то есть достойно, потребовав немедленного прямого ответа без всяких уверток, кому она намерена отдать предпочтение. Говорю вот к чему: не исключено, что и Ваша любимая просто проверяет Вас, нарочно распаляя Вашу ревность. Утешение, конечно, весьма сомнительное, ибо дама Ваша предстает в таком случае существом, во–первых, недобрым, а во–вторых, неразумным. Мне иной раз кажется, что некоторые воздушные создания, подвергающие нас незаслуженным мучениям, от которых они могли бы нас легко избавить, в детстве обрывали мухам крылышки и ломали лапки лягушкам, точно так же интересуясь, как те себя после этого поведут. Но, может быть, их жестокость в любви есть жестокость самой жизни, заставляющей подчас причинять боль ради благой цели? Я, однако, сомневаюсь, что здесь будет достигнута какая–то благая цель. Если Ваша любимая и выявит ваше чувство к ней, то ведь о нем она, как всякая женщина, знает и без таких сомнительных проверок. Иные дамы часто не понимают, что жизнь имеет в запасе множество разных способов испытания чувств, и попросту кощунственно опережать ее в этом и предпринимать надуманные шаги, не вызванные никакой необходимостью. Когда же необходимость железной рукой постучит в дверь, то у любительниц играть чужими сердцами может и не оказаться надежного друга, ибо настоящий человек не потерпит, чтобы его искренние чувства составляли предмет потехи. Если он даже и не покинет свою мучительницу, то вряд ли уже поверит в серьезность тех проблем, которые поставила перед ней жизнь. Впрочем, повторю, что всякая женщина, если она не полная дура, знает, любят ее или нет, и потому подвергать своего кавалера таким рискованным тестам она будет только в том случае, если не слишком этим кавалером дорожит. Напротив, если она его любит, то будет прибегать к проверкам с опаской, если вообще осмелится на них, и даст задний ход при первых же признаках гнева или охлаждения. Следовательно, подтверждается вывод, сделанный мною ранее: если и можно говорить о каких–то чувствах Вашей дамы к Вам, то означенные чувства, мягко выражаясь, неглубоки. В конечном счете именно в этом, а вовсе не в коварстве Вашего соперника, лежит первопричина всех Ваших бед. Осуждать конкурента Вам совершенно не за что: цель у вас, в сущности, одна. Не надо думать, будто только Вы способны проявлять самоотверженность и бескорыстие, и рисовать своего конкурента обманщиком и плотоядной скотиной. Тем самым Вы не просто упрощаете, но извращаете ситуацию. Во–первых, пошлость духовного склада Вашего соперника еще не доказывает, что он непременно лжет Вашей любимой, хочет только добиться от нее желаемого, ничего не давая взамен, и вообще не заслуживает не только ее благосклонности, но и чести общения с ней. Примитивные натуры также способны на самоотдачу, и у них наблюдать ее особенно трогательно, ибо вызывается она не разумом, не воспитанием, а тем божественным началом, которое от рождения заложено в каждом человеке. Во–вторых, соперник–то как раз способен дать Вашей даме нечто такое, чего Вы ей дать не можете, а именно взаимопонимание, пусть даже на крайне низком умственном уровне. Вы говорили о своем желании развивать любимую, поднять ее до себя, но ведь такое желание должно быть обоюдным. Имеется ли оно у другой стороны — об этом Вы сами можете судить. Не стоит удивляться: для полноценного общения с Вами ей предстоит что–то изучать, что–то постигать (а ведь прекрасное — трудно, говоря словами Сократа), в то время как с Вашим соперником она уже сейчас может хоть целыми днями беседовать на близкие ее сердцу темы: кто что сказал, кто куда пошел, словом, «о пользе сыра». Вы напоминаете мне порой прогрессистов–шестидесятников прошлого века, которые женились на проститутках, покупали им швейные машинки и принимались их «развивать», а потом не могли понять, почему супруга нарочно ломает швейную машинку, грубо бранится, когда ей подсовывают книжки, и наставляет своему благодетелю рога в обществе кучера. Нелепо гневаться из–за того, что люди созданы различно, и потому если даже Вам и предпочли недостойного, это повод не для филистерской злобы и вражды, а лишь для мудрой усмешки над несовершенствами мироустройства вообще и рода человеческого в частности. Я сознаю, что все наши высокие слова ничего не стоят, если не подкрепляются моральной практикой, — так вот, скажу Вам честно: ни разу я не испытывал враждебности к своему счастливому сопернику (а таковые у меня, представьте, были) или же к неверной возлюбленной, ни разу ни о чем не просил, ни в чем не упрекал, не устраивал нелепых разбирательств. Я просто уходил, и хотя такое поведение диктовалось больше моим душевным строем, нежели доводами рассудка, все же и с рациональной точки зрения его следует признать единственно верным. Ведь как бы усердно Вы ни навязывали другим Вашу личность, от этого она не приобретет тех свойств, за которые получил предпочтение Ваш соперник. Кроме того, по известному психологическому закону мало кто может вызвать в нас такую ненависть, такое отвращение, как человек, преследующий нас своей любовью. Женщины, правда, охотно пользуются дарами чужой страсти, даже самой навязчивой — это Вы можете видеть и на собственном опыте; однако если бы я не боялся показаться жестоким, я пожелал бы Вам послушать, что дама говорит о Вас подругам или же любовнику. Тут, собственно, нет ничего странного: каждый из нас живет собственной жизнью сердца, и, пытаясь нарушить течение этой жизни, врываясь в него со своей страстью, Вы можете вызвать не сострадание, а досаду, в особенности у тех людей, кто органически неспособен поставить себя на чужое место и ощущает себя центром Вселенной. Женщины в большинстве своем именно таковы. Это еще одно соображение, которому, даже если бы не было всех остальных, следовало бы побудить Вас уйти — без ссор, без упреков, без никчемного выяснения отношений. Вновь процитирую Бокаже:
Упреками ты не поправишь дело,Ведь если ты красавицей любим,То пламень страсти чист и бескорыстен,А если сердце занято другим,Ей ни к чему поток докучных истин,И ревностью мы только навредим:Ты был несчастен? — Станешь ненавистен.
6
Меньше всего я желал бы поддерживать в Вас напрасные надежды, и все же должен сказать: лишь уход, как ни странно, сохранит Вам какие–то шансы на любовный успех, — разумеется, если это будет настоящий уход, без жалких уговоров, телефонных истерик с бросанием трубки и никого не пугающих угроз покончить с собой. Правильность данного утверждения доказывает беглый ретроспективный взгляд на мою интимную жизнь. Я обладал почти всеми женщинами, которыми был серьезно увлечен, но почти во всех этих случаях дело не обходилось без моего ухода, когда возлюбленным приходилось делать (или не делать) первый шаг к примирению. К столь радикальным средствам я прибегал по тем же причинам, о которых писал Вам ранее: дамы слишком надеялись на свою власть надо мной и начинали злоупотреблять ею, то есть с удовольствием принимали знаки внимания, не помышляя о том, чтобы справедливо их вознаградить. Подчеркиваю: я запрещал себе даже помышлять о возвращении, изгонял из души всякие надежды и всецело смирялся с мыслью о бесповоротности разрыва, но рано или поздно внезапный и все же предчувствуемый телефонный звонок отрывал меня от ученых занятий, и я слышал в трубке уже слегка подзабытый голос любимой. Не скрою, в такие моменты я испытывал некоторое удовлетворение — как от близящейся победы, так и от собственного мужества, вознагражденного судьбой. Нетрудно объяснить, обобщая житейский опыт, почему женщины в подобных случаях идут на попятный. Во–первых, им внушает уважение проявленная нами твердость, во–вторых, за этой твердостью они верно угадывают нечто большее, а именно те внутренние достоинства, которые и укрепляют силу нашей воли. Наконец, в-третьих, вступает в дело самая, может быть, могущественная для женщин страсть — любопытство: им хочется узнать, что же это за личность, посмевшая отвергнуть их так спокойно, не дрогнув, и что же за жизнь ведет этот человек, если он может запросто обходиться без такого сокровища, каковым всякая женщина себя непременно считает. Итак, если вернуться к моему прошлому: любимая решалась вновь напомнить о себе, однако за время разлуки я успевал дать трезвую оценку и качествам любимой, и собственным действиям, а значит, всем дальнейшим развитием событий я уже управлял со спокойной душой. Это, наряду с подобной же переоценкой, происходившей в головке моей красавицы, и бывало всякий раз вернейшей гарантией конечного успеха.
