Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Крушение. Книга вторая.
— И это город? — разочарованно спросил Кутепов.
— Исторические места, ваше превосходительство! — поспешил высунуться один из квартирьеров, интеллигентного вида полковник Шацкий, которого командующий корпусом не выносил. — В переводе с греческого Галлиполи — город красоты, позволю себе заметить, — добавил он, играя голосом.
— А что вы можете рассказать об этой красоте?
— Именно здесь разъяренный полководец Ксеркс приказал высечь Геллеспонт.
— Его можно понять, а, господа? — перебил Кутепов, оглаживая расчесанную надвое бородку.
Несколько человек из окружения подобострастно хихикнули. Громче всех полковник Шацкий: при всей своей интеллигентности, изысканных манерах и золоченых очках он имел славу классического дурака.
— Разрешите продолжить, ваше превосходительство? — спросил он.
— Разумеется, — буркнул Кутепов. — Развлеките нас историческими экзерсисами, полковник.
— Да-с, господа! — почувствовав внимание, взбодрился полковник. — Тут стояли шатры крестоносцев! И был рынок рабынь! Древняя остановка на пути караванов из Азии в Европу. Расцвет здесь произошел при Риме и потом, во времена могучего Константинополя.
— Что вы все расцвет да расцвет! — опять сердито перебил Кутепов. — От ваших расцветов здесь камня на камне не осталось! Кто может добавить, господа офицеры? — Оглядев своих понурых соратников широко поставленными, монгольскими глазами, Кутепов приказал: — Кто что помнит? Прошу! Коротко. Не размазывая.
На мостике молчали.
— Так я и думал! — констатировал Кутепов. — Продолжайте уж вы, полковник.
Эти места были известны генуэзцам, — обрадовался Шацкий. — Турки, захватившие проливы, построили тут крепость. Во времена Крымской войны французы устроили базу и держали русских пленных — они и погребены тут.
— Короче, — поскучнев, приказал Кутепов.
— Слушаюсь... Русские приходили на Галлиполийский полуостров во времена войны с турками в семидесятых годах прошлого века. Во время Балканской войны сюда сбежалось более двухсот тысяч мусульман — от гнева сербов и болгар.
— По моим сведениям, триста тысяч, господин полковник, — серьезно вставил капитан Калентьев.
— Совершенно справедливо, — не заметив подвоха, согласился Шацкий. — Они грабили жителей-христиан. Город подвергся уничтожению и во времена Великой войны. В пятнадцатом году здесь десантировались англо-французские войска — после артобстрела и бомбометания с воздуха.
— Простите, — вновь заметил Калентьев. — Бомбометания не было.
— Да, не было, — покорно согласился Шацкий.
— Впрочем, возможно, и было бомбометание. Я запамятовал.
На мостике заулыбались.
— Понятно, — с нескрываемой неприязнью к Шацкому оборвал разговор Кутепов. — Мы подходим, господа. Прошу к частям. На рекогносцировку со мной поедут начштаба, дежурный офицер, адъютант и квартирмейстеры. Все, господа офицеры!..
Сошедшего на берег генерала Кутепова встретил начальник французского отряда, комендант города майор Вейлер. После коротких переговоров (Кутепов терпеть не мог дипломатию и то, что он называл «бесполезным шарканьем по паркету») договорились: город сможет принять едва ли четверть прибывших войск, остальные разместятся в шести-восьми верстах. Поняв, что это не прихоть майора, а приказ союзного командования, Кутепов молча сел на лошадь и поехал за французским офицером, указывающим путь.
Жалкая турецкая кляча еле двигалась, с трудом вытаскивая ноги из жидкой грязи. Медленно приближалась цепь высоких холмов, покрытых серым низкорослым кустарником. Слева серела полоска Геллеспонта. «Исторические места! Загоняют нас в дыру союзнички, мать их!.. — выругался про себя Кутепов. — Господа Врангели будут в Константинополе представительствовать, а мы — в богом проклятом поле грязь месить. Серые шинельки! Серое быдло!» — и он опять выругался.
— Мы прибыли, господин генерал! — майор Вейлер, не то улыбнувшись, не то усмехнувшись, сделал приглашающий жест. И это все? — Кутепов не удержался от восклицания и посмотрел на француза с ненавистью. — Разве я могу привести сюда корпус?.. Впрочем, русский солдат все сможет! Это известно.
— Простите, мой генерал! Я лишь выполняю приказ...
Я тоже солдат. Вам будут выделены палатки.
— Господа! — сказал Кутепов жестко. — Лагерь будем разбивать здесь, по берегам речушки. Завтра утром я дам приказ к выгрузке. До прибытия сюда частей корпуса разговоры об этом... — он замялся, подыскивая слово, — об этом поле строго запрещаю. Следуйте за мной, господа! Тут нечего более осматривать.
Утром началась высадка корпуса. Из-за мелководности Галлиполийской бухты высадка шла мелкими партиями, грузившимися на фелюги. Толпы измученных людей, голодных и вшивых, провели день и ночь под холодным дождем. Сооружения, которые с трудом можно было назвать домами, принадлежащие грекам или туркам, были уже заняты офицерами штаба корпуса. В полках роптали. Кутепову доложили: имеются случаи самоубийств — девять солдат и один подпоручик. Командир корпуса приказал: в кратчайший срок завершить разгрузку, убедительно потребовал от французов привезти наконец все обещанное.
Рослые сенегальские стрелки, тут же названные кем-то «сержами», привезли паек, шанцевый инструмент и шестьсот палаток. Палатки оказались двух типов, но одинаково неудобные. Одни — очень большие, госпитальные, со слюдяными оконцами, другие — очень маленькие. Кирки, мотыги, лопаты были выданы в ограниченном количестве. Пил — и того меньше. Топоры и вовсе не выдавались («Испугались нас, что ли?» — предположил кто-то). Дождь не прекращался.
Наконец командиры получили приказ строить полки. Огромный человеческий муравейник пришел в движение. Поначалу оно казалось хаотичным. Все полковое имущество и полученные палатки грузились на солдатские плечи. Спины гнулись к земле. По лицам, точно слезы, сбегали дождевые струйки. И даже команды, казалось, звучали приглушенно. Гнетущая тишина могла ежесекундно взорваться — истерическим криком, выстрелами, взрывом гранат.
— С богом! — дал знак Кутепов.
Полковые колонны, змеясь, в походном строю стали покидать город. Майор Вейлер вздохнул с облегчением: что могли сделать пятьсот его сенегальцев даже при двадцати восьми пулеметах против целой армии русских, выйди она из подчинения? Слава богу, они пока еще подчиняются своим начальникам. Но надолго ли? Вейлер был достаточно опытный офицер. Он заметил в толпе солдат и офицеров ненавидящие взгляды, сцепленные зубы, сжатые кулаки. Сухой порох! Тут одной искры достаточно. Необходимо поставить вопрос перед оккупационными властями об усилении гарнизона...
Дивизии занимали почти всю долину. Ближе к городу — пехота (цвет корпуса — корниловцы, марковцы, дроздовцы) и артиллерийские части; у подножия горы — конница; у устья реки, ближе к морю, — сводный, формирующийся уже, «беженский» батальон. Выполняя приказ, кляня свою долю, солдаты и младшие офицеры ставили палатки, искали дерево на колья, собирали топливо, ходили в город за камнями и черепицей. Эта работа заняла еще трое суток. Потом лагерь залез в палатки и замер, точно все заснули разом.
Когда Кутепову доложили об этом, он немедля приказал оседлать коня и в сопровождении адъютанта и трех терских казаков из личной охраны поехал за семь километров в долину Роз, которую русские уже окрестили по-своему и называли «Голое поле».
Он проехал мимо нескольких палаток — никто и не высунул носа. Рассвирепев, Кутепов спешился и зашел в большую палатку. Там было парно, тихо и тесно: человек сто, никак не меньше. Командира корпуса не сразу заметили. Щуплый помятый поручик вскочил с опозданием. Доложил точно со сна. Кутепов взорвался. Лицо побагровело. Крикнул зычно:
— Я вас с говном смешаю, поручик! — подойдя, сорвал с него погоны, круто повернулся и вышел.
И тут же наткнулся на солдата — в шинели без хлястика, колоколом, под фуражкой полотенце — не то уши, не то зубы болят, вероятно. Солдат нес что-то за пазухой. Украл, наверное, скотина!
— Стой! Смирно! — гаркнул генерал.
От неожиданности солдат встал как вкопанный. Словно в воздухе повис: замер — руки по швам, голова небритым подбородком вверх, глаза едят начальство! (И какое! Он генерала Кутепова за всю войну два раза и видел: впервые во время парада, когда на Москву наступали, во второй раз в Крыму, при эвакуации, будь она проклята!) Из-под шинели вывалился плоский круг сыра и, покатившись, завертелся волчком у ног командира корпуса. Кутепов яростно оттолкнул сыр. Спросил почти равнодушно:
— Фамилия?
— Рядовой Лях, ва-имп-соч-сс-т-ство! — рявкнул солдат.
— Болван! Знаешь, кто я!
— Так то-ч-с! Ваш-ссо-ч-ство — генерал-лейтенант Кутепов!
— Повесить тебя, что ли? — генерал «отходил», удивляясь обращению к нему солдата, как к члену императорской семьи. — Старый солдат, а вид, форма! Позор!
— Виноват, ваш-с-тво!
