Жорж Дюамель - Хроника семьи Паскье: Гаврский нотариус. Наставники. Битва с тенями.
Послышался звонок, потом торопливые, четкие шаги. Затем девушка в юбке, сужающейся книзу, отворила дверь и ввела посетителей в некую прихожую.
— Желаете пройти вместе или по отдельности?
— Вместе, — ответил Жозеф.
— Хорошо, — сказала девушка. — Сначала пожалуйте в приемную. Я доложу профессору.
Братьев ввели в крошечную приемную с окном, выходящим на черный от угля дворик, где красовались две катальпы, на ветвях которых тщились распуститься несколько бутонов. Посреди комнаты стоял столик в стиле Людовика XV с проспектами и брошюрами. Остальное место было занято четырьмя-пятью разрозненными стульями. На стенах — несколько гравюр XVIII века: «Любовная записка», «Урок музыки».
Внимание Лорана тотчас же привлекла брошюра, несколько экземпляров которой было разложено на столике. Взяв один из них, он прочел:
ПРОФЕССОР ГИЙОМ ДЕ НЕЛЬ
доктор медицины
секрет личного обаяния
Ниже значилось:
Станьте сильными и богатыми
Что надо делать, чтобы преуспевать в жизни
Застенчивость всего лишь болезнь
Будущее принадлежит смелым.
Среди брошюр было раскинуто множество листовок, на которых Лоран прочел следующие строки, набранные крупным шрифтом:
ПРЕОДОЛЕННАЯ ЗАСТЕНЧИВОСТЬ
ЛЕЧЕНИЕ В ДЕСЯТЬ СЕАНСОВ
ПО МЕТОДЕ ДОКТОРА МЕДИЦИНЫ
— Вот оно что! — еле слышно промолвил Лоран. — Я так и думал, это дело нешуточное, так и думал, что это новая катастрофа.
Жозеф пожал плечами и шепнул:
— Не торопись. Не волнуйся.
Тут дверь отворилась, и в приемную вошел доктор Паскье. На нем был белый халат отличного покроя, с поясом. Холеной рукой он теребил свои длинные золотистые усы, несмотря на его возраст, стойко отказывавшиеся седеть; волосы, разделенные пробором посредине, спускались на лоб двумя прядями; цвета они были неопределенного, зато были волнисты, воздушны, чарующе игривы, как у тенора Капуля, которым доктор особенно увлекался в юности. Глаза у него были голубые, как утреннее небо, а в улыбке улавливались ирония и дерзость.
— Вот хорошо! — весело воскликнул он. — Два клиента сразу! Вот удача. Итак, дети мои, вы страдаете застенчивостью? Клянусь, любопытная новость! И вы, как видно, хотите полечиться…
— Ну, папа, шутки в сторону, — сказал Жозеф.
— Дорогой мой, если не шутить, так чем же нам заняться?.. Ибо мне невдомек, зачем вы сюда явились.
— Но мы просто пришли с тобою повидаться, папа.
— В таком случае, бесценные мои мальчики, пройдите ко мне в кабинет. Мне не хочется раскрывать перед моей секретаршей наши маленькие секреты. Входите оба.
Доктор приподнял портьеру и пропустил Жозефа и Лорана в довольно просторную, скупо обставленную комнату, которую он только что назвал своим кабинетом.
— Садитесь, — сказал он с долгим напевным вздохом вроде тех, с каких обычно начинались склоки в их семействе. — Садитесь. Если вы собираетесь устроить мне очередную семейную сцену, — что я, с вашего позволения, считаю довольно неуместным, — то начинать ее надо сидя, дабы можно было вставать в моменты ораторского апогея.
— Папа, — пролепетал Лоран, — мы пришли не для того, чтобы устроить тебе сцену, а только чтобы узнать, чтобы понять.
— Что касается тебя, дорогой мой, — отрезал доктор, — ты мог бы записаться на полный курс лечения в моем институте, ибо ты, кажется, еще не преодолел своей врожденной застенчивости. Говори, говори, малыш. Ты даже еще не совсем четко говоришь слово «папа». Согласный звук «и» у тебя еще лишен должной взрывной силы. П… п… Сожми губы, потом резко раскрой их.
— Поговорим серьезно, — сказал Жозеф. — Мы пришли, чтобы…
— Понимаю, понимаю. Вы пришли не то чтобы следить за мною, а чтобы только разведать, что я тут делаю. Вы решили, что я задумал какую-нибудь новую, как вы выражаетесь, безумную выходку, и явились, как сами признаетесь, с намерением сунуть сыновние добропорядочные и почтенные носы в мои скромные делишки. А может быть, вы подумали, как бы отец не совершил что-либо порочащее семью, и поэтому забеспокоились. Так вот, любезные мои мальчики, позвольте сказать вам, что вы просто смешны.
Доктор Паскье зашагал взад и вперед по комнате, заложив руки за пояс халата; теперь усы его топорщились и шевелились, как лапки паука. Он бушевал:
— Можно подумать, что у вас одна забота: отравлять мне жизнь и препятствовать моим успехам. Я поставил перед собою задачу преодолеть препятствия. Я хочу заработать деньги, понимаете? А потом все узнают, что я собою представляю, и я проявлю себя в полной мере.
— В прошлом году ты собирался писать книги, стать крупным литератором, — сказал Жозеф. — И даже издал роман.
— Дорогой мой, меня тогда одурачил мошенник. Вернее сказать, хотел одурачить, но это ему не вполне удалось… Чтобы блистать в области литературы, надо прежде всего быть богатым, давать обеды, ужины, принимать у себя балерин, герцогов и дипломатов, приезжать к издателям в экипаже, запряженном парою, — словом, бросать деньги на ветер. Пример тебе — Сарду с его дворцами, поместьями, челядью. Пример — Ростан, который живет, как набоб. А вот тебе Батай, — уж на что худосочный драматург, а сажает гостей на кресла из белого мрамора, так что многие простужаются. Все эти молодцы, дорогой мой, преуспели в литературе потому, что у них были деньги. Вот так то! Чтобы зарабатывать деньги, надо прежде всего иметь их, и не тебе, Жозеф, отрицать это!
— Согласен. Однако…
— Никаких «однако», мальчик мой. А у меня как раз возникла идея. Чего другого, а идей у меня хоть отбавляй.
— И ты бросаешь литературное поприще?
— Вовсе нет! Сначала я заработаю денег, сколочу небольшой капитал, а тогда опять, уже во всеоружии, займусь литературой. Не думайте, что я непоследователен. Я последователен в высшей степени. Чтобы приняться за вторую книгу, мне надо немного постранствовать по свету. Да, нужны непосредственные наблюдения. Я последователен. Другие на моем месте пали бы духом. А я — наоборот, чем больше встречаю препятствий, тем больше мне хочется сокрушить их. Так вот, у меня возникла идея…
Доктор остановился перед сыновьями, мечтательно провел рукой по тщательно выбритому подбородку, понизил голос и как-то восторженно продолжал:
— Идея превосходная, уверяю вас. Будь бы у меня средства! Имей бы я возможность обосноваться, скажем, на бульваре Османа или даже в Елисейских полях, в доме с лифтом и роскошным ковром! Имей я деньги на покупку модной обстановки, американского бюро, будь у меня телефон, будь к моим услугам реклама в гораздо больших масштабах, чем сейчас…
Господин Паскье погружался в мечты. Лоран заметил вполголоса:
— Но ведь у тебя степень доктора медицины. Мне кажется, что уважение к науке…
— Ну, ну, ну! — воскликнул господин Паскье. — Бедняга Лоран, ты сам не смыслишь, что говоришь. Уж не воображаешь ли ты, что я занимаюсь шарлатанством, что думаю только о деньгах? Ты плохо знаешь меня, мальчик. Я всесторонне изучил вопрос. Я разработал определенную методу. То, чем я занимаюсь, — столь же научно, а порою даже основательнее работ других ученых, например, в Сорбонне.
— В таком случае, папа, почему бы тебе не продолжать…
— Погоди, Лоран, — проворчал Жозеф, — дай ему хоть раз высказаться. Доводы его не так уж плохи.
— Зачем, — упрямо продолжал Лоран, — зачем выступать под чужим именем и придавать всему этому характер чего-то, чего-то…
— Дорогой мой, — ответил доктор с ангельской улыбкой, — я поступил так только из уважения к вам, чтобы чувствовать себя свободнее, чтобы мне ничто не мешало. Сначала я хотел было назваться Паскье де Нелем. Но вы, пожалуй, подняли бы шум. Я написал: профессор де Нель, ибо не скрою от вас, что частица «де» производит впечатление определенной изысканности, солидности, незаурядности… Входите! Что вам?
Девушка в юбке, суживающейся книзу, которую доктор называл своей секретаршей, появилась на пороге.
— Господин профессор, — сказала она, — вас ждут в гостиной.
— Пациент?
— Да, молодой человек лет двадцати пяти — тридцати. Говорит, что пришел по объявлению.
Врач на минуту задумался, но глаза его тут же оживились, и он сказал:
— Дайте, пожалуйста, мадемуазель, этим господам халаты, — это мои знакомые. Вы оба наденете халаты и сядете вот здесь. Возьмите в руки блокноты и делайте вид, будто отмечаете что-то, записываете рецепты, словно вы мои ученики. Вам хотелось все узнать. Ну вот и узнаете. Скрывать мне нечего. Пригласите сюда пациента.
Жозеф и Лоран облачились в халаты и уселись по сторонам письменного стола. Секретарша ввела белокурого молодого человека с миловидным лицом, усеянным веснушками.
