Атаджан Таган - Чужой

— Туркмены должны бояться нарушить твой сон. Туркмены, опасаясь тебя, не должны сметь чихнутьдаже в десяти фарсахах от тебя. А они увели твоих сербазов, в то время как ты наслаждался сном в своей палатке. Разве это не позор для армии Ирана? Разве это не значит, что мы не оправдываем высокого доверия, оказанного нам высокочтимым шахом? — Упомянув шаха, Гара сертип посмотрел в сторону палатки Блоквила и понизил голос. — Это известие не должно уйти дальше той палатки. Вы поняли меня?

Те, кого только что обругал Гара сертип, поняли, что он хотел сказать. Потому что за палаткой Блоквила стояло еще три. Самая крайняя из них принадлежала Хамзе Мирзе Хишмету Довле.

С последним наказом урок принятия мер в связи с ночным неприятным приключением закончился.

Гара сертип обратился к Блоквилу:

— Смотри туда, господин! — и махнул рукой на запад.

В той стороне взору Блоквила открылись заросли камыша, занимающие огромную территорию. Кое-где отчетливо виднелись следы конских копыт, а так это место походило на лесную чащу, куда никогда не ступала нога человека.

— Туркмены пришли через эти дебри, и тем же путем вернулись назад, — сказал Гара сертип с видом командира, раскры шего никому не ведомую военную тайну, и дал пояснение. — А наша генералы и полковники даже не думают об этом. — И хотя следующее сообщение было приказом для его боевых товарищей, он заговорил, обращаясь к Блоквилу. — После завтрака сходи в чащобу, господин. Если повезет, на обед получил дичь…

В предобеденное время сотни сербазов, прочесав заросли, оставили одну сторону открытой, а с трех других сторон подожгли их. Вскоре над чащей, окруженной огненным кольцом, повисла черная завеса из дыма. Треск сухих камышей, грохот горящих влажных растений, похожий на ружейные выстрелы, смешиваясь с криками оказавшихся в ловушке зверей и птиц, вызвали мощную бурю на земле и на небе на всей огромной территории между аулами Кошкоба и Семендук. В безветреную погоду, не мешающую черному дыму идти прямо вверх, кольцо пламени медленно сжималось.

Возглавляемые Гара сертипом пять-шесть полководцев вместе с тридцатью-сорока сербазами собрались на южной стороне леса, которая не подверглась огню. Они наблюдали за адским зрелищем, сотворенным их руками.

Вперед других зверей из огненного кольца выскочил темно-серый жирный заяц и поскакал подальше от этого места. Однако, вырвавшись из цепких когтей одной смерти, зверек не избежал другой. В единственную добычу сразу же нацелились пять-шесть ружейных дул. Раздалось несколько выстрелов. Похоже, все пули разом попали в цель, потому что красивый зверек, распластавшийся на земле, окрасился в алый цвет.

— Ай, похоже, от этого зайца не осталось ничего, чем можно было бы поживиться! — раздался голос Гара сертипа.

Только теперь Блоквил понял смысл таинственного заявления Гара сертипа “Возможно, на обед отведаешь дичи”. И еще в одном убедился Блоквил: камышовый лес был подожжен вовсе не для охоты на зайцев, а для того, чтобы лишить противника его укрытия. Это и было главной целью Гара сертипа. В противном случае, туркмены, совершившие прошедшей ночью неожиданный налет, могли опять воспользоваться чащей. “Ну ладно, вы подожгли лес, а тьму вы куда денете, ночь-то все равно настанет?”

Кто-то из собравшихся разглядывал облако черного дыма, похожее на гигантское дерево с черными листьями, застывшее в небе, другие наблюдали за тем, как огонь, пожирая все на своем пути, расширяет границы своих владений. Кто-то вслушивался в оглушающий треск горящей листвы. Блоквил с удивлением разглядывал воробушка, который, вместо того, чтобы спасаться от смерти, чирикал и кружил над головами своих врагов.

Случайно посмотрев под ноги, Блоквил увидел птенца, который метался у носка его правого сапога. На его теле уже выросли перышки, но он еще не умел летать, а тем более бежать от беды. И если бы француз сделал хотя бы один шаг вперед, несчастный птенец оказался бы раздавленным его тяжелым сапогом.

Только теперь Блоквил понял, почему воробей кружил над головами людей и не улетал с этого места. Птичка в небе чирикала, что-то объясняя людям на своем языке, возможно, она умоляла их пощадить ее птенца, а может, просила их спасти его. Но люди, породившие это варварство, не понимали языка птицы, но даже если бы и понимали, им это было незачем. Не стали бы они жалеть несчастную птичку.

Француз взял птенца на руки и подозвал к себе одного из двух стоявших неподалеку сербазов.

— Видишь вон тот холм? — он махнул рукой в сторону похожегог на пупок солончака, возвышающегося поодаль от горящих зарослей с южной стороны.

— Вижу, господин! — с покорностью подчиненного ответил сербаз.

— Пойди и отнеси этого птенца на тот холм, положи его там!

Сербаз, и без того позванный сюда, чтобы выполнять приказы своего начальства, взял птенца и пошел с ним в указанное место.

Никто не обратил внимания на действия Блоквила, а тем более сербаза.

После этого исчез из виду и воробей, жалобно чирикавший над головами людей.

Чем сильнее сжималось огненное кольцо, тем громче становились крики внутри камышовых зарослей. Чем громче были крики, тем чаще раздавались ружейные выстрелы. Эти звуки радовали сербазов и сертипов, они были веселы. “Люди почему-то всегда радуются, стреляя друг в друга или зверей, спалив лес и натворив бед, они также радуются!”

Толстопузый сербаз, подстрелив с близкого расстояния зайца, поднял его за хвост, хвастаясь перед товарищами меткостью рук своих.

Вдруг из камышей пулей вылетел кабан и помчался прямо на Блоквила. Расстояние было приличным, тем не менее Блоквил успел заметить, что щетина на спине кабана дымилась. Разъяренный зверь бежал вперед.

Блоквил полез за пистолетом, но от испуга никак не мог достать его из кобуры. Француз растерялся. У него не было времени, чтобы избежать столкновения с хищником. Передние клыки кабана, похожие на кривые сабли, готовы были вонзиться в живот француза и расправиться с ним.

Блоквил наконец вынул пистолет из кобуры, но времени для выстрела не оставалось, и он стал с покорностью ждать близкой смерти, заранее смирившись с болью, которая охватит его от удара в живот. Но тут раздался выстрел. Похоже, пуля прошла мимо, потому что кабан и не подумал замедлить свой стремительный бег.

Когда расстояние между клыками хищника и Блоквилом сократилось до четыре-пяти шагов, перед глазами француза блеснули совсем другие клыки — кривая шашка встала между человеком и смертью. Раздались испуганные возгласы окружающих.

Покрывшись холодным потом, Блоквил схватился за голову и опустился вниз. Все задрожало перед его глазами: и черный дым, и наполовину выгоревшая чаща, и пылающее пламя, и минарет далекой мечети, и вообще весь мир вокруг. Сербаз, успевший спасти его от неминуемой гибели, все еще стоял в двух шагах от него, занеся над головой распластанного на земле кабана свою кривую шашку.

Подбежавший Гара сертип помог подняться бледному от пережитого французу и почему-то громко расхохотался.

— Теперь тебе смерть не страшна, господин!

Француз ничего не ответил, у него онемел язык.

— Кажется, ты сильно испугался?!

Наконец Блоквил ответил:

— Если скажу, что не испугался, солгу перед Богом, сертип. И испугался, и заново родился на свет…

… 19 июля тысяча восемьсот шестидесятого года под звуки горна и зурны мы вошли в Merw..

Если не считать, что звуки горна и зурны немного подбодрили сербазов, вхождение тяжелого войска в Мерв мало чем отличалось от обычных действий, совершаемых до сего дня. Взятие безлюдной крепости безо всякого сопротивления, как бы громко ни звучала музыка, не создает ощущения победы. Захват крепости, или главного города, еще не означает завоевание всей земли. В истории было немало случаев, когда страна оставалась непокорной даже после сдачи столицы. Чтобы поставить победную точку, необходимо, чтобы побежденная сторона признала свое поражение, а для этого надо поставить народ на колени. Тем не менее, по совету Гара сертипа в Тегеран были направлены гонцы, дабы известить шаха Насреддина, что со взятием Мерва не только текинцы, а и весь туркменский народ переходит в подданство Ирана.

Жорж Блоквил был много наслышан о всемирно известном городе, в разные времена носившем имена Мару-Шаху-Джахан, Маргуш, Маргиани, Мерв, Марв. В разных толстых книгах он читал о том, что в городе была библиотека, равной которой не было всем мире, что в ней работали ученые, поэты с мировым именем. Однако его вступление в эту крепость в составе иранских войск уронило в его глазах ценность Мерва, а также вес воинов гаджаров. Где тот город с великолепными дворцами и террасами, садами и скверами, несравненной библоитекой! То, с таким трудом, ценой невероятных утрат во время тяжкого перехода через пустыню было завоевано гаджарами, было даже не городом, а хиленьким, недостроенным укреплением.