Анри Труайя - Семья Эглетьер
Кароль была в спальне и причесывалась перед зеркалом туалетного столика.
— Ты давно вернулась?
— Примерно час назад.
— Почему не пришла ко мне в кабинет?
— Мерседес сказала, что у тебя Мадлен. Я не хотела вам мешать.
— И вовсе не помешала бы. — Филипп пожал плечами. — Даже наоборот! Мы говорили о путешествии Даниэля. Это касается всех нас, и ты могла бы сказать свое слово…
Кароль поблагодарила его взглядом и тихо возразила:
— Неужели мое мнение кому-то интересно…
— Разумеется!
Филипп подошел к жене и поцеловал ее. Кароль уже не влекла его, как раньше, но он по-прежнему ценил свежесть ее кожи, ее природную грацию и ровную атмосферу, которую она сумела создать в доме.
V
Дождь лил с таким упорством, что большинство торговцев так и не открыли своих лавок. Лишь кое-где в глубине дощатых будок среди темной старинной мебели и безделушек виднелись скрюченные фигуры. Редкие клиенты с зонтами в руках шлепали по грязи перед прилавками, ничего не покупая. Только одержимая своей страстью Мадлен не замечала непогоды. Она верила, что именно здесь, на Блошином рынке, она отыщет то, что ей нужно. Уже не раз, роясь в корзине со старым хламом, она приходила в восторг от очередной находки. Но тут же, покрутив ее в руках, разочаровывалась. Может, она слишком привередлива? Да и знает ли она толком, что ищет? Ледяной ветер студил ей ноги, капли дождя дрожали на полях непромокаемой шляпки, которую она на себя нахлобучила. Мадлен взглянула на запотевшее стекло ручных часов: пять минут двенадцатого! Как быстро бежит время! Они с Франсуазой условились встретиться в маленьком кафе на улице Жакоб, куда должен был явиться и Патрик. Очень важное свидание! И все же она не могла уйти с Блошиного рынка с пустыми руками. Тем более что завтра, в крайнем случае послезавтра, она намерена вернуться в Тук. Мадлен отважно устремилась в самую грязную и захламленную лавку, где восседала толстая старуха, обмотанная черными шалями с бахромой, напоминающей пиявок. Даже не взглянув в сторону толстухи, она, словно озаренная вдохновением, направилась к ящику, набитому железным ломом. Жадные руки Мадлен погрузились в эту кучу, и вот из-под груды ржавых ключей, пробочников, засовов, крючков и гвоздей из кованого железа появилась медная выпуклая ручка с продольными, как на дыне, углублениями. Тонкие бороздки были забиты грязью, но, если хорошенько почистить эту штуку, она засверкает как золото. Тяжелая ручка отлично умещалась в ладони. Многие поколения, ежедневно прикасаясь к ней, сгладили ее первоначальный рельеф и словно оставили свой след. Господи, хоть бы нашлись еще такие же! Скрывая нетерпение, Мадлен продолжала рыться, склонившись над ящиком, откуда несло запахом плесени. Перевернув всю лавку, она откопала четыре ручки почти одинаковой формы.
Хозяйка очнулась от дремоты, навеянной дождем, холодом и сумерками, и едва слышно произнесла цену, вполне, впрочем, приемлемую. Мадлен так торопилась, что не стала торговаться и завернула свое приобретение в кусок бумаги, который валялся на стуле. Прижав добычу к животу и ссутулившись, она вышла из лавки. Итак, кроме негра, она разжилась еще и медными ручками! Нет, в Париже она не потеряла времени даром.
На центральной аллее рынка ее настиг настоящий ливень. Нечего сказать, подходящий у нее вид для первого знакомства с Патриком! Промокшая, в забрызганных чулках, руки грязные, волосы слежались под дурацкой шляпкой! Черт с ним, пусть думает что хочет, ей уже некогда заезжать в гостиницу переодеваться. Машина оказалась стиснутой между двумя другими, и Мадлен удалось выбраться со стоянки лишь после длительных маневров. Она крутила руль то в одну, то в другую сторону, пока кровь не прихлынула к щекам. Вполголоса она бранилась: «Вот сволочи!» Ведь «дети» ждут ее, она дала слово Франсуазе, что придет вовремя. Ох уж эти обещания, вечно они обращаются в пытку! Наконец, вдоволь потыкавшись бампером, машина наполовину вылезла из узкой щели. Стоящая за ней уже приготовилась занять освободившееся место. Водитель нервничал. Разумеется, он заметил номерной знак департамента Кальвадос и сделал дурацкий вывод насчет неповоротливости провинциалов. В зеркале Мадлен видела, как он качает головой и беззвучно барабанит пальцами по кнопке сигнала. «Ладно, ладно! — проворчала она. — Подождешь минуту!» Наконец она тронулась с места, резко повернув руль, чтобы взять прямо.
Ехать по Парижу было так трудно, что до самой площади Сен-Жермен-де-Пре Мадлен ни о чем не могла думать и только старалась не задеть машин, которые нагло обгоняли ее с обеих сторон.
Шел первый час, когда Мадлен, усталая и злая, добралась до кафе на улице Жакоб. Уже с порога в глубине небольшого, но людного зала она увидела Франсуазу и рядом с ней юношу в толстых очках на унылом носу. Он оказался еще менее привлекательным, чем на фотографии. Разочарование Мадлен усилилось, когда она подошла к их столику. Не успела она и рта раскрыть, как Патрик, не вставая, протянул руку и сказал: Очень рад познакомиться, мадам!
«В довершение всего он не блещет воспитанием», подумала она, усаживаясь и целуя Франсуазу. Шум в кафе оглушил Мадлен, она с трудом разбирала, о чем говорят молодые люди. Они только что вернулись из церкви и были в восторге от воскресной службы. Слушая, как они повторяют отдельные фразы проповеди, Мадлен старалась проникнуться их чувством. Но вынуждена была признать, что церковные обряды оставляют ее равнодушной. Как это ни странно, она начала пренебрегать ими с тех пор, как поселилась в провинции рядом с бездействующей церковью. Ей казалось, что соседствующие с ее домом старые камни сохранили частицу былой святости и ей незачем идти куда-то в поисках Бога. Сидя в своей гостиной, где некогда сидел аббат Эрос, она переживала порой минуты светлого счастья, подобного тому, какое испытала при первом причастии. Ей даже чудилось, будто по комнате плывет запах ладана.
— Что вам угодно заказать?
Мадлен вздрогнула, подняла глаза на официанта и проговорила:
— Сухого белого вина.
Патрик посмотрел на нее с удивлением. Как и Франсуаза, он потягивал абрикосовый сок.
— Я так продрогла на Блошином рынке! — Мадлен словно оправдывалась.
— Что-нибудь купила? — спросила Франсуаза.
— Да, и очень удачно — прелестные дверные ручки. Впрочем, все выяснится на месте. Может быть, это совсем не то, что нужно!
— Ну, это исключается! — сказала Франсуаза и объяснила Патрику: — У тети потрясающий вкус! Когда мы обзаведемся домом, я буду с ней советоваться.
Внезапность перехода к главной теме удивила Мадлен. Было очевидно, что для Франсуазы вопрос о браке решен окончательно. Однако косвенное упоминание о нем предостерегало Мадлен от расспросов. Поэтому она сказала только:
— Через пять лет, дружок, тебе уже не понадобятся ничьи советы!
Быстрым взглядом Франсуаза поблагодарила тетку за то, что та не стала рассуждать о ненадежности ранних браков. Поскольку с этим все было ясно, Мадлен спросила Патрика о его занятиях и планах на будущее. Он отвечал не торопясь и не задумываясь, длинными, гладкими фразами. То, что он говорил, было неглупо, но лишено всякой оригинальности. Лишь рассказывая о возможной работе в изыскательских партиях нефтяных компаний, Патрик несколько оживился.
— Вначале мне, вероятно, придется много ездить… Работа в поисковых партиях очень увлекательна, но мы с Франсуазой надеемся, что позднее я получу постоянное место в Париже…
Восхищение, с которым Франсуаза слушала Патрика, озадачивало Мадлен. «Чем он ей так понравился?» — думала она, закуривая. Она попыталась представить их в объятиях друг друга, но чем больше об этом думала, тем меньше понимала, почему ее племянница увлеклась таким бесцветным малым. Впрочем, он казался приветливым, толковым, честным, а Франсуаза не блистала красотой. Оба охотно и усидчиво учились. Надо полагать, они будут счастливы вместе… Придя к этому выводу, Мадлен сделала над собой усилие, и ее придирчивый взгляд стал более благосклонным. Продолжая изучать молодых людей, она старалась быть доброжелательной. Когда Франсуаза спросит, какое впечатление произвел на нее Патрик, она ответит: «Он очень мил. Я понимаю тебя, девочка…» Хотя думать будет совсем иначе. Франсуаза всячески старалась показать своего жениха в выгодном свете. Она прерывала его и журила за то, что он с излишней скромностью говорит о результатах своих первых экзаменов или жалуется на неспособность к языкам. Словно желала внушить ему уверенность в себе или сама убедиться в его необыкновенных достоинствах. Из них двоих, конечно, Франсуазе придется быть рулевым. И удачами своими и неудачами муж будет обязан жене. А разве это редкость в семейной жизни? Эти мысли теснились в голове Мадлен, пока молодые люди тихо обсуждали волнующий их вопрос о разводе. Они были так уверены в своей добродетели, так горды своей верой, так стремились создать примерную в глазах церкви семью, что малейший намек на эту тему повергал их в волнение.
